11 Там же. Р.140
12 Сейерс М., Кан А. Тайная война против Америки. М., 1947. С. 141-142.
13 Там же. С. 223.
14 Миллер А. Наплывы времени: история жизни. Пер. с англ. М., Прогресс, 1998. С. 303-304.
15 Бэррон Дж. Операция «Соло»: агент ФБР в Кремле. Пер. с англ. М., Терра, 1999. С. 51-52.
16 SAC Letter No 69-55, 26. IX. 1969.
17 Memorandum from FBI Headguarters to all SAC's, 28.X.1968, and enclosure.
18 SAC Letter No 67-47, 4. VIII. 1967; Memorandum from FBI Headguarters to all SAC s, 30.I.1968.
19 Memorandum from Detroit Field Office to FBI Headguarters, 10.II.1970.
20 Memorandum from Newark Field Office to FBI Headguarters, 25.VIII.1969.
21 Яковлев Н. Н. ЦРУ против СССР. С. 393-394.
22 Memorandum from Director, FBI to the Attorney General, 10.I.1961.
23 Excerpt from FBI Director's, briefing of the House Appropriations Subcommittee, FY 1963.
24 Burns J. Roosevelt: The Soldier of Freedom, 1940-1945. N. Y., 1970. Р. 216-217.
25 Wise D. The American Police State. N. Y., 1976. Р. 145.
26 Lasky V. It didn't start with Watergate. N. Y., 1977. Р. 162.
27 Jackson R. The Federal Prosecutor // «Journal of the American Judicature Society», June, 1940. Р. 18.
28 Minority Memorandum on Fact and Law. Washington, 1974. Р. 58.
29 Final Report of the Select Committee to Study Governmental Operations With respect to Intelligence Activities. Book 3, U.S. Senate, Wachington, 1976. Р. 392.
30 Полмар Н., Аллен Т.-Б. Энциклопедия шпионажа. Пер. с англ. М.. Крон-Пресс, 1999. С. 205.
31 Там же. С. 205.
32 Яковлев Н. Н. Преступившие грань. М., 1970. С. 264.
33 Яковлев Н. Н. Преступившие грань. С. 259, 264, 268, 270; Зорин М. Мистеры миллиарды. М., 1969, С. 199; Феклисов А. Записки разведчика. М., 1999. С. 250; Epstein E. Inguest, N. Y., 1966. Р. 34, 25, 53-55; Bishop J. The Day Kennedi was shot. Р. 651, 653.
34 Ungar S. FBI. Boston, 1975. Р. 271-273.
АЛЛЕН ДАЛЛЕС — ЧЕЛОВЕК, ВЗОРВАВШИЙ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ЛАГЕРЬ
1 Стивен Ст. «Операция «Раскол» (в подлиннике — «Операция «Расщепляющий фактор»). Впервые опубликована в журнале «Диалог» в 1990-1991 годах в переводе И. Рабиновича. Здесь текст приводится по публикации в «Диалоге» (»Диалог», №17, 1990. С. 86-87.)
2 Кристофер Э., Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. Изд-во «Nota Веnе», 1992. С. 416.
3 Стивен Ст. «Операция «Раскол». С. 88-89.
4 Кристофер Э., Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. С. 422.
ПРИЛОЖЕНИЕ
ВЫДАЮЩИЕСЯ И ИЗВЕСТНЫЕ ДЕЯТЕЛИ
ГЛАЗАМИ СПЕЦСЛУЖБ
Некоторые характеристики, оценки, информация из досье спецслужб разных эпох и стран в отношении выдающихся и известных людей своего времени
Материалы спецслужб в отношении известных и выдающихся личностей — это своеобразные документы эпохи, отражающие характер общества, уровень развития политического сыска, взаимоотношения его с властью, профессионализм его служителей.
Из представленных здесь документов, относящихся к ХIХ—началу ХХ века, видно, что в этот период преобладают личностные оценки из уст чинов полиции и агентов, а также прямые указания полицейских начальников, продиктованные особенностями отслеживаемых персон (см. фрагменты записок о Марксе, о Сталине).
Знакомство с материалами более позднего периода (30-40-е годы ХХ века) позволяет выявить характерные особенности стиля сыскных документов, присущие спецслужбам тоталитарного и авторитарного периода советского общества. Документы этого периода отличает в основном констатация высказываний и минимум обобщений и выводов, минимум аналитичности (см. записки НКВД о настроениях и высказываниях поэтов и писателей того времени). Это был, по сути, рабочий материал для Сталина, который сам делал анализ и выводы.
Но уже тогда спецслужбы, озабоченные повышением своей значимости, пробовали себя в подготовке аналитических материалов, посвященных определенным персонажам (см. записку ГПУ о профессоре Лосеве; фрагменты портрета-биографии Гитлера для Управления стратегических служб США; записку, созданную в нацистской службе СД о генерале Власове, перешедшем на сторону гитлеровцев). Правда, появление этих аналитических материалов диктовалось еще и насущной необходимостью, что заставляло спецслужбы реагировать на вызовы времени. Например, гитлеровским вождям необходимо было определяться с Власовым, принимать решение о его использовании, а для этого им нужно было объективное мнение своей спецслужбы.
Анализ документов КГБ конца 60-70-х годов, когда советское общество, ушедшее от тоталитаризма, стало по сути авторитарным, показывает, что в них все больше преобладают характеристики и оценки значимых персон, а также предложения, связанные с воздействием на них, с целью изменения политической и идейной позиции. (см. записки КГБ о Ландау, Солженицыне, Окуджаве, Глазунове). Этот подход заметно отличается от констатирующего стиля документов 30-40-х годов, который был удобен Сталину: на основании изложенных высказываний самих объектов наблюдения и сыска вождь определял свою линию и линию органов безопасности в отношении их. Документы КГБ 60-70-х годов об известных людях позволяют отчасти увидеть и то, как строилась культурная политика в советском обществе того времени и роль в этом спецслужбы.
Еще одна особенность приводимых материалов: в 30-е годы в СССР документы сыска отражают борьбу власти с оппозицией реальной и мнимой, а в 70-е годы — борьбу с существующими диссидентствующими и антисоветскими группами среди интеллигенции, что сказывалось на тональности текстов, выходящих из-под пера НКВД и КГБ.
С течением времени менялась и стилистика. В сыскных документах советских спецслужб в 30-е годы господствует докладной стиль, а в 70-е годы уже преобладает политический язык, хотя и заимствованный из партийных текстов, вовсю используются политические дефиниции и аналитические «блоки» (см., например, записку о Глазунове).
Изменение содержания, стиля, языка в документах спецслужб об известных людях своего времени — яркое свидетельство тенденций в развитии органов сыска в разных типах общества, изменения их роли, функций, методов деятельности.
ЗАПИСКА О ПУШКИНЕ
ДЛЯ ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ
Поэт Пушкин ведет себя отлично хорошо в политическом отношении. Он непритворно любит Государя и даже говорит, что Ему обязан жизнию, ибо жизнь так ему наскучила в изгнании и вечных привязках, что он хотел умереть. Недавно был литературный обед, где шампанское и венгерское вино пробудили во всех искренность. Шутили много и смеялись и, к удивлению, в это время, когда прежде подшучивали над правительством, ныне хвалили Государя откровенно и чистосердечно. Пушкин сказал: «Меня должно прозвать или Николаевым, или Николаевичем, ибо без Него я бы не жил. Он дал мне жизнь и, что гораздо более, свободу: виват!»
(Записка составлена с участием агента Третьего отделения Ф. Булгарина и подана на имя начальника отделения графа Бенкендорфа в ноябре 1827 года (ГАРФ. Ф.109. СА. Оп.1. Ед. хр. 1926. Л.6.)
О ПОЭТЕ МИЦКЕВИЧЕ
РАПОРТ НАЧАЛЬНИКА ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ А.БЕНКЕНДОРФА
ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ КОНСТАНТИНУ ПАВЛОВИЧУ
О ПОЭТЕ МИЦКЕВИЧЕ
Его Императорскому Высочеству
Государю Цесаревичу,
Великому князю Константину Павловичу
от генерал-адъютанта Бенкендорфа 1-го
Рапорт
На отзыв Вашего Императорского Высочества от 5-го сего марта поспешаю донести следующее: польский поэт Мицкевич, принадлежавший к студентскому виленскому обществу филаретов, находится на службе при московском военном генерал-губернаторе князе Голицыне и приезжал вместе с ним в С.-Петербург. В то время находился здесь министр финансов Царства Польского князь Любецкий, и особы его свиты, желая послушать импровизации Мицкевича, собирались несколько раз вместе, где было также по нескольку поляков, живущих в Петербурге. Невзирая на то, что князь Голицын отлично рекомендовал Мицкевича, за ним учрежден был строжайший надзор и все шаги его и речи были наблюдаемы, но замечено, что рекомендация князя Голицына справедлива и что Мицкевич человек отменно тихий, скромный, даже робкий в речах и поступках, вовсе не занимается политическими разговорами и предан совершенно своей поэзии.
О статье, помещенной в польской газете, знали здесь прежде. Один из приятелей Мицкевича желал подшутить над противниками и критиками Мицкевичева таланта, находящимися в Варшаве, как то над Дмоховским, Осинским и другими, и написал партикулярное письмо к поляку, жительствующему в Петербурге, а теперь находящемуся в Варшаве, старому болтуну, зная, что письмо непременно разойдется по рукам и взбесит литературных противников Мицкевича. В сем письме все преувеличено до крайности. Справедливо, что в день именин Адама Рогальского Адам Мицкевич обедал у него вместе с несколькими служащими здесь поляками и что после обеда, когда приехали особы из свиты князя Любецкого, Мицкевич импровизировал о Самуиле Зборовском, но не для того, чтоб вывести на сцену этого бунтовщика, а чтоб сделать вежливость тонкую молодому князю Сапеге и выхвалить знаменитого Замойского, предка жены его, который споспешествовал наказанию Зборовского, ибо Мицкевич прежде уже импровизировал об его предке канцлере Льве Сапеге. Мицкевич вовсе не падал в обморок, как сказано в газете, и никаких восторгов не изъявлено было криком слушателей, как сказано там же. Несправедливо также, что русские принимали с восторгом Мицкевича. Он только был вхож здесь в два русские дома, к вдове историографа Карамзина и к министру просвещения Шишкову, женатому на польке. Из поляков он бывал только у своих школьных товарищей, служащих здесь. Поэма его «Валленроде» напечатана здесь с позволения ценсуры не в польской типографии, какой вовсе не имеется, но в типографии г-на Края, а из этого в польской газете сделано krajowej, или национальной.
Мицкевич, по отъезде отсюда московского военного генерал-губернатора, возвратился в Москву, и можно утвердительно сказать, что здесь русские не обращали на него ни малейшего внимания, ибо здесь вовсе не занимаются польским языком и польскою поэзиею. Кроме того, Мицкевич был болен и лежал в постели три четверти времени своего пребывания в Петербурге. О помянутом письме говорили здесь прежде, как о мистификации варшавских литературных врагов Мицкевича, и почитали шуткою.
Генерал-адъютант Бенкендорф
23 марта 1828.
