И Гейдрих и Геббельс прекрасно понимали, что самым неотразимым оружием пропаганды в Германии стало кино — как документальное, так и художественное. Поэтому СД пристально отслеживало реакцию населения на произведения кинематографа. Сводки СД первые забили тревогу, когда выпуски немецкой кинохроники «Дойчевохеншау» (»DW») не произвели особого впечатления на зрителей. Оказывается, к тому моменту, когда выпуски «DW» выходили на экраны, они устаревали; от съемки до демонстрации проходил месяц. Тогда Геббельс перестроил всю технологию производства «DW». Через неделю после фронтовых съемок хроника уже шла в кинотеатрах Германии. И сразу популярность ее взлетела. Это произошло весной 1940 года, и ситуация мало в чем изменилась до конца войны. И опять-таки СД обратила внимание министерства пропаганды на опасность кинохроники в общей системе пропаганды в период Сталинградской битвы. Доклад СД от 4 февраля 1943 года констатировал: «Впечатление, получаемое зрителем от кадров «DW», противоречит утверждениям газет и радио о том, что мы одерживаем победы на всех фронтах»42. Геббельс тогда заявил на совещании аппарата своего министерства, что противоречий между различными средствами массовой информации быть не должно, и одно должно дополнять другое.
В своих «Докладах» СД весьма аргументированно отвечало на вопрос: какие художественные фильмы имели успех и почему? Когда в 1941 году на экраны Германии вышел фильм «Папаша Крюгер», в докладе СД отмечалось: «Папаша Крюгер» производил на зрителей настолько глубокое впечатление, что они, покидая кинотеатр, даже не обсуждали только что виденную «DW»43. В другом докладе говорилось: «Сообщения из различных районов рейха в целом подтверждают, что положительная реакция на этот фильм со стороны всех слоев населения далеко превзошла все самые высокие ожидания, какие только могла возбудить рекламная кампания в прессе. По отзывам многих кинокритиков и зрителей, этот фильм можно считать выдающимся достижением текущего года в области кинематографии; особое внимание уделяется тому факту, что его создатели добились превосходного сочетания политической идейности, первоклассной постановки и безупречной игры актеров»44.
Реакция публики на развлекательные фильмы также отслеживалась политической разведкой, ибо там считали, что фильмы такого рода могли внедрять идеологию нацизма мягко, пластично. Одним из самых «кассовых» фильмов такого рода в Германии был «Концерт по заявкам». В отношении его СД сделала в свое время следующее заключение: «Согласно сообщениям, полученным к этому времени из различных частей рейха, фильм «Концерт по заявкам» нашел у публики исключительно положительный отклик, и повсеместно его показ проходил при переполненных залах... Сцены в церкви и органная музыка производят очень глубокое впечатление именно на те слои населения, которые до сих пор находятся под сильным влиянием религии»45.
Сбывались слова Гейдриха, сказанные им в 1931 году о политической полиции: «СС и полиция будут определять не только экономику и политику, но и пропаганду, и дипломатию, и культуру». Так он представлял тотальный контроль над обществом.
Историки спустя годы рисовали облик Гейдриха отвратительным и зловещим: лошадиное лицо с маленькими глазками, белесые прилизанные волосы, длинная шея, длинное туловище, облаченное в зловещий черный мундир46. Но фотографии и кинокадры 30-х годов оставляют иное впечатление: черты тонкие, интеллигентные, высокий лоб, прямой нос и пронзительные глаза, фигура гибкая, подчеркнутая серо-стальным или черным мундиром. Он был, пожалуй, после Шеленберга, начальника разведки, внешне наиболее привлекательным из гитлеровских вождей.
И эта интеллигентная натура, тонко чувствующая Вагнера, Бетховена и Листа, создала продуманную до последней заклепки систему государственного истребления людей, в которую входили все тюрьмы и концлагеря с их газовыми камерами и печами по уничтожению трупов. Это он, Гейдрих, технократ и тонкий гуманитарий одновременно, формулировал задачи по созданию специального газа для умерщвления, думал о вентиляторах, устраняющих его после акции убийства, о музыке, которая должна предшествовать смерти: громкоговорители разносили мелодии любимых им скрипичных концертов и сентиментальных песен типа «Лили Марлен». Именно Гейдрих настоял на проведении известной конференции в Ванзее, где он сам председательствовал и где было принято окончательное решение о ликвидации всех евреев на оккупированных территориях. Ему это было интересно технологически.
На фоне вялого, осторожного, посредственного Гиммлера Гейдрих блистал решительностью, мощной безжалостной энергетикой, изощренным умом, чем значительно дискредитировал своего шефа. Гейдрих добился-таки права напрямую выходить на Гитлера. Не найди его смерть в Праге, быть ему рейхсфюрером СС и министром внутренних дел. Но даже и в роли начальника главного имперского управления безопасности, обладая тайной информацией о деятелях рейха, страстью к интригам, он оставался теневым центром аппарата власти. Шеленберг, его подчиненный, начальник внешней разведки, интриган по призванию, недалек от истины, когда утверждает в своих воспоминаниях: Гейдрих был «скрытой осью, вокруг которой вращался нацистский режим... Он намного превосходил своих коллег по партии и контролировал их так же, как обширную разведывательную машину СД... Гейдрих невероятно остро ощущал моральные, человеческие, профессиональные и политические слабости других... Его необычайно высокий интеллект дополнялся недремлющими инстинктами хищного животного... Он действовал по принципу «разделяй и властвуй», используя его даже в отношениях с Гитлером и Гиммлером. Главным для него всегда было знать больше других... и пользоваться этими знаниями, чтобы делать окружающих — от самых высокопоставленных до самых незначительных полностью зависимыми от него... Фактически Гейдрих был кукловодом «третьего рейха»47.
27 мая 1942 года Гейдрих, тогда еще и гауляйтер Богемии и Моравии, был смертельно ранен чешскими рейнджерами по приказу чешского правительства в Лондоне. Спустя неделю он скончался, и торжественная церемония прощания состоялась в мозаичном зале имперской канцелярии в Берлине. Сам Гитлер держал прощальную речь, в которой назвал усопшего «величайшим защитником нашего великого немецкого идеала, человеком с железным сердцем». Гейдриха схоронили, но его система сыска, контроля и уничтожения действовала до последних дней «третьего рейха». Люди, найденные и расставленные им, обеспечивали жизнедеятельность этой системы и ушли вместе ней в историю.
Заместителем Гейдриха в имперском управлении безопасности и начальником гестапо был Генрих Мюллер. В основном его стараниями гестапо (Geheimestaatspolizei — тайная государственная полиция) превратилось в самую зловещую службу гитлеровской империи. Гейдрих удивительно точно находил людей для определенной работы. В отношении Мюллера выбор его был безупречен. Гейдриха совершенно не волновали долгое беспартийное состояние Мюллера, его прежняя деятельность в баварской полиции, где он охотился за членами радикальных групп, в том числе за нацистами и коммунистами, его безразличие к партийной фразеологии. Он не был убежденным нацистом. Он был человеком-машиной, хорошо смазанной, безотказной, работающей в любое время суток. Даже в праздники, даже после вечерних застолий он возвращался в кабинет на четвертом этаже здания на Принц-Альбрехтштрассе, 8 и работал. Он лучше всего себя чувствовал за черным столом с телефонами. За восемь лет, с 1933 по 1941 год, он сделал бешеную карьеру: от секретаря в полиции до генерал-лейтенанта полиции, группенфюрера СС. Для него не играли роли идеология и политический строй. Он работал на государство, и безопасность его для Мюллера была свята. Как преданно служил веймарскому режиму, так и потом нацистскому. Бог — государство, а идеология — полицейское тщеславие.
Он приговорил себя быть ответственным за государство, и поэтому поиск, преследование и убийство врагов государства было для него делом творческим и богоугодным. Главное — эффективность процесса в целом, считал он. Мюллер редко выползал из своего кабинета, но машину смерти в концлагерях он обеспечивал человеческим материалом бесперебойно. Отчеты, таблицы и графики работы лагерей смерти он изучал, как коммерсант изучает поставки мяса для торговли. Его лицо с высоким лбом и змеевидными губами почти никогда не освещала улыбка. Постоянная любовница Мюллера, она же и бессменный секретарь Анна Ш., припомнила после войны, что в любви он был таким же бесчувственным, как в работе. Он ни в чем никогда не сомневался. За это ценил его Гейдрих. А еще за то, что именно его офицеры придерживались принципа: «Когда у человека есть информация, которая нам нужна, а он отказывается ее сообщить, все средства хороши для того, чтобы заставить его заговорить. Высокий уровень террора отвечает интересам нации»48.
