5 августа Берзин и заместитель Никонова Боговой, бывший военный атташе, провалившийся в Варшаве в 31-м, подписали сопроводительное письмо к агентурному материалу, посланному Ворошилову и Егорову. Достоверный источник сообщал из польской столицы о разговоре с высшим офицером польского генштаба. Офицер был откровенен и высказал мнение руководства генштаба о польско-советских отношениях в связи с подписанием польско-советского договора. Этот материал достаточно интересен, и его стоит привести более подробно:

«Большевики не будут проявлять агрессию даже в случае польско-германского вооруженного конфликта, хотя такой вариант мобилизационного плана в Москве имеется. Все еще не установлено твердо, разработан ли этот план совместно с офицерами германского генштаба. Два года тому назад мы имели соответствующее сообщение, которое подробно описывало развертывание русских в случае польско-германского конфликта. Этот план с военной точки зрения был столь логичен, что (особенно после тщательной военной экспертизы) не оставлял никакого сомнения в аутентичности его. В противоположность многим планам, которые мы получали от русских эмигрантов и которые после проверки их генштабом оказывались на 95 % фантазиями, этот мобилизационный план был абсолютно возможным и содержал некоторые детали, о которых могли знать лишь посвященные лица. К сожалению, источник этот не вернулся из своей последней поездки в Москву. Он исчез бесследно, как будто он сквозь землю провалился. Ни разу больше мы о нем ничего не слышали. Следует предположить, что он выдал себя где-либо по собственной неосторожности или, вернее, был выслежен в Варшаве агентами ОГПУ во время его встреч с представителями польских эндеков. После его исчезновения больше не удалось подыскать осведомителя, который мог бы достать более подробные детали…» Информация о польском агенте была особенно ценной для ОГПУ, и Берзин отправил это сообщение в контрразведывательный отдел.

Донесения агентурной разведки дополнялись такими источниками информации, как доклады и сообщения военных атташе. Для военных дипломатов, которыми они являлись, это была обычная повседневная работа: смотреть, слушать, обрабатывать и анализировать местную прессу, общаться с иностранными военными дипломатами в стране пребывания и обмениваться с ними информацией. Бывали случаи, когда нашим военным атташе удавалось создавать свою агентурную сеть, бывали случаи, как с Боговым в Польше, когда они проваливались, если контрразведка страны пребывания эту сеть вскрывала. В общем, бывало по-всякому, но разведчики с дипломатическими паспортами продолжали действовать.

4 июля 1932 г. Тухачевскому было представлено письмо военного атташе в Польше Лепина с оценкой польско-германских отношений. Он подчеркивал, что среди польской буржуазии имеются группировки, которые открыто высказываются за польско-германское соглашение против СССР. Но здесь, по его мнению, очень трудно примирить имеющиеся серьезные польско-германские противоречия по Данцигу и польскому коридору. При этом очень сомнительно, что возможные комбинации для Польши типа присоединения Литвы или получения коридора через Украину до Одессы могут увенчаться успехом. Советский Союз в 32-м был не тем государством, каким он был во время «первой военной тревоги» 1926–1928 годов. Он писал, что в случае участия в этой авантюре «Польша может потерять все, и даже при успешном завершении общего антсоветского похода нет уверенности в том, чтобы ослабленную войной Польшу как следует не обидели более сильные соседи».

14 июля 1932 г. Лепин отправил Ворошилову и Тухачевскому еще одно сообщение из Варшавы. Ему удалось достать, очевидно через агентуру, секретное письмо, разосланное боевыми фашистскими организациями Восточной Пруссии в мае 1932 г. В этом документе давались некоторые оценки германского генштаба, который, по мнению военного атташе, руководит этими союзами. По мнению генштаба, на все военно-политические решения Польши имеет большое влияние Франция, но это влияние не играет исключительной роли, так как «Польша не цепная собака, которая прежде всего должна спускаться с цепи Францией». Франко-польский военный договор заканчивается в 1932 г., но, по мнению германских военных, противоречия с Германией продолжают тесно связывать Польшу и Францию. И когда Польша понадобится Франции, то на месте будут французские деньги, французские средства и офицеры. Лепин считал, что на основе этого письма можно лишний раз убедиться в том, что кампания, поднятая весной в немецкой и западной прессе о том, что Польша вот-вот начинает наступление против Данцига, была только антипольской пропагандой немцев. Фактически Польша ничего не предпринимала для непосредственной подготовки к наступлению. В этом признавались сами прусские фашисты.

23 ноября 1932 г. в Москву поступило очередное информационное письмо из Рима. Военный атташе в Италии Tay подробно на 15 листах прислал доклад об обстановке на полуострове и в соседних странах. По имеющейся у него информации, 14 ноября в Белграде состоялась очередная конференция генеральных штабов стран Малой Антанты (Чехословакия, Румыния и Югославия). В конференции участвовали начальники генеральных штабов и руководители разведок этих стран. Обсуждались вопросы о конференции по разоружению и текущие вопросы о согласовании действий в случае войны. Итальянская печать, по сообщениям Tay, писала, что особое внимание на конференции уделялось согласованию действий против Болгарии, Венгрии и Италии и что созвана она была по инициативе французского генштаба. Печать также сообщала, что кроме общего военного союза с Францией якобы заключены двухсторонние военные соглашения между Чехословакией и Югославией, между Чехословакией и Румынией и между Румынией и Югославией. Информация была достаточно ценной, и письмо отправилось по обычным адресам: Гамарнику, Тухачевскому и Егорову.

С начала 1933 г. вся информация из Германии была в центре внимания военной разведки. Все сообщения о положении в этой стране, поступавшие из самой Германии, Польши и Франции, в которых содержалась информация о германо-польских и германо-французских отношениях, изучалась, анализировалась и за подписями Берзина и Никонова отправлялась на самый «верх». Руководство наркомата было хорошо информировано о том, что творилось в этой стране. Агентурная разведка в Германии, Польше и Франции, поднятая Берзиным по боевой тревоге, работала с полной нагрузкой. Линии связи с Москвой действовали без перебоев.

С 1931 г. Управление начало выпускать ежемесячные перечни важнейшей разведывательной информации, поступавшей в Москву как из Европы, так и с Дальнего Востока. Это была наиболее важная информация, предназначенная для высшего военного руководства. Грифы на обложке перечня «Сов. секретно» и «Хранить наравне с шифром» говорили сами за себя. В одном из перечней за февраль 1933 г. была опубликована агентурная информация из Германии о приходе Гитлера к власти. Отмечалось, что нацисты якобы не имели намерения вступать в правительство, но им пришлось это сделать, так как под вопрос было поставлено существование партии. Гитлер вел переговоры о предоставлении ему поста рейхсканцлера и о перемещении Папена на пост министра иностранных дел. Слухи о готовящемся походе Гаммерштейна с верными ему частями на Берлин для поддержки Шлейхера заставили Гитлера принять предложение Гинденбурга. Президент требовал назначить Папена вице-канцлером.

В январе 1933 г. в условиях борьбы за власть всех против всех рейхсвер был наиболее крупной и организованной вооруженной силой, значительно превосходившей штурмовые и охранные отряды нацистской партии. И от того, чью сторону примет эта сила, зависело очень многое. Это отлично понимали и нацисты, и националисты. Хорошо представляли расстановку сил в Германии и в Управлении. Поэтому информация из Берлина о том, что руководители рейхсвера вновь потребовали назначения Шлейхера рейхсканцлером, была включена в доклад Управления, представленный Ворошилову, Тухачевскому, Егорову. В этом же докладе отмечалось, что «слухи о готовящемся рейхсвером путче подействовали угрожающе на Гитлера и Гутенберга и ускорили сближение между ними».