Денег не хватало, и Берзин писал в своем рапорте: «Обстановка нас вынуждает обратиться с ходатайством о дополнительном отпуске средств на работу по Дальнему Востоку. Согласиться на какое-либо сокращение агентсметы Разведупра считаю совершенно невозможным и ходатайствую о самом категорическом протесте против этого перед Компетентной инстанцией». Решение Бюджетного управления было опротестовано, и 4 января 1926 года Берзин в очередном рапорте Уншлихту сообщил, что: «агентурная смета Разведупра на 1926 год утверждена в размере 1 350 000 червонных рублей, или 135 000 фунтов стерлингов, и 247 000 рублей по смете НКВМ». Кроме того, по согласованию с Наркомфином на покрытие расходов военных и военно-морских атташе была утверждена смета в размере 166 000 червонных рублей. Всего Разведупр получил 1 763 000 червонных рублей, или 176 300 фунтов стерлингов.
1926 год
Что знал Берзин о Польше? Многое, гораздо больше, чем о других странах Европы. Основной противник в случае будущей войны, поддерживаемый правительствами Англии и Франции. За спиной Пилсудского, пришедшего к власти в мае 1926-го, и воинственного офицерства, кричавшего о Польше до Черного моря, стояли английские и французские военно-промышленные концерны, готовые предоставить всю свою военную мощь возможному агрессору. И военные заводы Бельгии и Чехословакии, откуда в Польшу поставлялось новейшее вооружение.
Советские военные разведчики активно работали в этой стране. Деятельность генерального штаба и военного руководства Польши не была тайной для Берзина и оперативного управления Штаба РККА, куда поступала информация военной разведки. Численность армии мирного и военного времени, мобилизационные планы, военные поставки западных стран — все эти сведения, дающие представление о военной мощи возможного противника, были известны во всех подробностях. Даже отчеты о ежегодных маневрах польской армии у границ Союза регулярно поступали в Управление. У варшавской резидентуры Разведупра были свои источники информации в военном министерстве, генеральном штабе и военной разведке. Большинство информации, особенно документальной, просто покупали у польских офицеров. На такие покупки тратились большие суммы в твердой валюте, и бюджет военной разведки в середине 20-х исчислялся сотнями тысяч долларов.
И, наконец, Румыния. Граница с этой страной шла по Днестру, за которым лежала оккупированная Бессарабия. Союзница Польши, заключившая с ней военные конвенции на случай войны против своего восточного соседа. Об этой стране также удалось получить подробную военную информацию. Наши разведчики и здесь добились хороших результатов.
Берзин с волнением вспоминал друзей, которых готовил и направлял на работу в эти страны. Вспомнил тщательно разработанные операции по заброске и внедрению советских разведчиков. Первые удачные операции молодой военной разведки. Но иногда и долгое молчание, невыход на связь, означавшие провал.
Да, провалы были. Последний летом 1925 года, когда провалилась группа Марии Скаковской и Викентия Илинича в Варшаве. Польская дифензива (контрразведка) сработала четко и взяла разведчиков с поличным. Улики были неопровержимы, и начались выступления в польской и европейской прессе о советском шпионаже. Пришлось писать рапорт наркомвоенмору Ворошилову с объяснением причин провала. Но Берзин, как никто иной, понимал, что в разведке бывают не только победы, что провалы неизбежны и в будущем. И хотя с каждым годом их становилось все меньше, сказывался накопленный опыт, сердце не могло смириться с потерей боевого товарища. Значит, где-то ошибка, где-то неправильно учли обстановку, в которой должен был действовать разведчик. Он не пытался искать виноватого. Старое армейское правило, когда командир говорит, что сражение выиграли мы, а проиграл его я, здесь действовало в полной мере.
На западной границе страны обстановка сложная. Вооруженное столкновение в будущем не исключалось. И нужно сделать все возможное и даже невозможное, чтобы оттянуть, отдалить угрозу будущей войны. И в этой борьбе за мирную передышку военная разведка не на последнем месте. Ни одно государство не может обойтись без разведки, и мир выигрывают не только дипломаты, но и разведчики. Но если хочешь мира, — готовься к войне. Эта старая истина сейчас имеет особое значение. Чтобы не проиграть, не быть разгромленным, надо готовиться к будущей войне.
Какой она будет? Можно ли предугадать ее начальный период? Что нужно сделать для подготовки страны?
Берзин достал из сейфа свои доклады с оценками военно-политической обстановки в 1927 году. «Военная тревога» была тогда в самом разгаре. Все говорили и писали о скорой войне, о возможном нападении с запада на наши границы, о возможном военном блоке наших западных соседей — Польши и Румынии и примкнувших к ним прибалтийских государств: Эстонии, Латвии, возможно, Финляндии. Не забывали при этом и о возможной угрозе с востока. Китайские милитаристы с их постоянными попытками захватить КВЖД тоже считались возможными противниками, которые при благоприятных условиях также могут выступить. В общем, угроза войны была отовсюду, и надо было не сидеть сложа руки, а готовиться к новой войне.
Но такие газетные вопли были хороши для обывателя, а для серьезных людей — политиков, дипломатов, высокопоставленных военных работников, сидевших в кабинетах военного ведомства, нужна была точная, взвешенная и объективная информация об обстановке в мире и о возможной угрозе будущей войны. Такую информацию и давал начальник Управления всвоих докладах в 1927 году. Эти доклады он писал сам, а выводы и оценки согласовывал со своим главным помощником по военно-аналитической работе — начальником аналитической службы Управления и своим заместителем А.М. Никоновым. Под всеми докладами и обзорами в конце 20-х годов, которые отправлялись руководству наркомата и в другие инстанции, стояли две подписи: Берзин и Никонов.
В докладе от 29 января 1927 года Берзин, проанализировав всю поступившую в Управление информацию, отмечал, что «в общем, за 1926 год наши западные соседи значительно увеличили свою боевую мощь, в особенности в области усиления воздушного флота, технических и огневых средств, увеличения мобзапасов, а также развертывания военной промышленности. Однако из проведенных в 1926 году мероприятий и намечаемых на 1927 год нельзя усмотреть непосредственной подготовки к войне на ближайший 1927 год». Кто-то из высокопоставленных военных, прочитав этот доклад, подчеркнул все строчки абзаца. Это была оценка по западным границам страны. Что же касается Дальнего Востока, то там, по его мнению, для нас создалась чрезвычайно тяжелая военно-стратегическая обстановка, требующая максимального внимания к вопросам усиления нашего политического влияния на освобождающийся Китай. События 1929 года подтвердили правильность выводов Берзина, сделанных им за два года до конфликта на КВЖД.
Общий вывод доклада был достаточно оптимистичным: «Наше международное положение на Западе ухудшается, и в связи с этим увеличивается возможность военного выступления наших западных соседей. Но неразрешенные спорные вопросы между ними, а также между Польшей и Германией и затруднительность совместного выступления западных великих держав делают военное выступление в ближайший 1927 год маловероятным». Однако, несмотря на такую благоприятную оценку обстановки, Берзин считал, что для оттяжки войны с капиталистическим миром и улучшения военно-политического положения страны необходимо:
«а) Добиться сепаратного серьезного соглашения с Финляндией, гарантирующего ее нейтралитет в случае войны СССР с третьей стороной.
б) Препятствовать разрешению польско-германских спорных вопросов по Данцигскому коридору и Верхней Силезии.
в) Препятствовать заключению польско-балтийского союза.
г) Удерживать Германию от окончательного перехода во враждебный к нам лагерь и содействовать обострению франко-английских отношений».