Но людей для агентурной работы решили отбирать не только из числа членов иностранных компартий. В составе РККА было много бывших военнопленных: немцев, австрийцев, чехов, венгров. Все они имели боевой опыт и Первой мировой, и Гражданской, участвуя в боях в составе многочисленных интернациональных частей. Все отлично владели языками, знали условия жизни в Европе, и образование у них было значительно выше, чем у русских солдат и младших офицеров. К ним добавили многочисленную группу коммунистов, эмигрировавших в Советскую Россию из Болгарии, Финляндии и прибалтийских стран. У руководства военной разведки в 1921 году был выбор. Надежных, преданных коммунистическим идеям, а тогда это было главным при отборе кандидатов, можно было найти. И начальник оперативного отдела искал: знакомился, присматривался, беседовал и, конечно, проверял.

Берзин обладал своеобразным умением находить и отбирать нужных людей, разговаривать с ними, убеждать, привлекать на свою сторону. Очевидно, сказался огромный по тем временам опыт партийной и подпольной работы, когда от подобного умения часто зависела свобода на многие годы. А может быть, у него было чутье, своеобразный «нюх» на нужных людей. Он долго присматривался к человеку, тщательно изучал его характер, взгляды, вкусы, привычки. Но если доверял своему нелегалу, то доверял до конца, не сомневаясь в нем и поддерживая его в любых обстоятельствах. Это умение находить и подбирать кадры сразу было отмечено и высоко ценилось и в Реввоенсовете Республики, и в Штабе РККА.

В 21-м он занялся созданием нелегальной сети, которая постепенно начала покрывать Европу, и в первую очередь Польшу, Францию, Германию, прибалтийские страны, Финляндию. Конечно, не все сразу получалось. У некоторых кандидатов на нелегальную работу не было опыта подпольной борьбы. Кто-то был излишне самоуверен, считая, что с помощью местных коммунистов можно преодолеть любые преграды и горы свернуть. Были у этих людей просчеты, ошибки и провалы. Это было естественно — ни одна разведка, особенно на стадии становления, не может похвастаться только победами. Но Берзин умел не только находить и привлекать людей, но и тщательно анализировать их ошибки, учитывать все недостатки в агентурной работе. И постепенно у него накапливались знания и опыт руководства военной разведкой. Молодой по стажу начальник агентурного отдела превращался в Мастера. Этот процесс был длительным и растянулся на годы. И в это же время в его работе в полной мере проявилась та черта характера, которая была у него еще со времен дореволюционного подполья. Он не перекладывал вину за просчеты, ошибки и провалы на своих подчиненных. За все, что случилось, он брал вину на себя, прикрывая своих людей и стараясь отвести от них гнев военного и партийного начальства.

Берзин, если это было возможно, сам знакомился с кандидатами на нелегальную работу, выявлял достоинства и недостатки человека, старался предугадать его действия в экстремальной ситуации за кордоном. Конечно, никаких методик проверки и психологических тестов тогда не было. Приходилось опираться только на свой опыт партийной и подпольной работы, знание жизни и людей и, конечно, на интуицию. Не все получалось гладко. Были ошибки и просчеты, но постепенно начальник агентурного отдела набирался опыта, и работа налаживалась. И надо отметить, что большинство из тех нелегалов, которые прошли через его кабинет в 1921–1922 годах, успешно работали в разведке до 1937 года, когда почти все они (выжили единицы) попали под ежовско-бериевский топор.

О первых нелегалах известно немного. О некоторых можно что-то узнать из архивных документов и их личных дел. Ушли в небытие, не оставив после себя воспоминаний, немногие выжившие в кровавой предвоенной мясорубке. Почти не осталось в живых родственников и близких тех военных разведчиков, которые начинали работу в первые мирные годы. Поэтому об одних можно сказать что-то, а о других только короткие строчки приказов об их назначениях, перемещениях и увольнениях из РККА в связи с арестами органами НКВД — печально знаменитая статья 44, пункт «в».

При изучении жизни такого человека, как Ян Берзин, возникает естественный вопрос: а был ли он за границей в 20-х годах, знал ли не по документам и донесениям обстановку в странах вероятных противников? Или довольствовался только тем, что ему рассказывали возвратившиеся оттуда разведчики и резиденты? Конечно, он знакомился с докладами и донесениями. Читал иностранную прессу: газеты, журналы, просматривал зарубежную литературу, поступавшую в библиотеку Управления. Материалов в Москву поступало много: на приобретение зарубежных изданий валюты не жалели. Но помимо знакомства со всеми этими пластами информации необходимо было и живое общение со странами, которые в будущем могли стать возможными противниками. Так что можно высказать предположение — зарубежные поездки у Берзина были, в некоторых европейских странах он бывал.

Поездка в ноябре 1923 году в Германию была документально зафиксирована, и отчет Берзина о командировке в Берлин сохранился в фондах Коминтерна.

«Четверка» эмиссаров Коминтерна под руководством Карла Радека была отправлена в Германию для организации вооруженного восстания германского пролетариата. Организация их безопасности, переправа через германскую границу, подбор конспиративных квартир в Берлине и других городах, обеспечение конспиративных встреч с руководителями Германской компартии были возложены на Артура Сташевского (он же Гиршфельд, он же Верховский, он же Степанов) — первого резидента советской военной разведки в Германии, работавшего под «крышей» секретаря торгпредства РСФСР. Радеку что-то не понравилось в действиях Сташевского и его сотрудников, и руководитель группы написал сердитое письмо в Москву, подчеркивая мнимые, а может быть, в какой-то мере и действительные недостатки в работе сотрудников резидентуры. Письмо из ЦК переправили члену Реввоенсовета Республики Иосифу Уншлихту, курировавшему работу военной разведки, с требованием немедленно разобраться в обвинениях Радека и принять срочные меры.

Получив от Уншлихта приказ, Берзин 13 ноября 1923 года выехал в Берлин — чтобы ознакомиться с работой Сташевского по обслуживанию «четверки», выяснить, в какой степени имеют место дефекты, отмеченные в письме Радека, и принять меры к их устранению. Командировка была короткой, и уже 27 ноября в Москве он подписал докладную записку, адресованную Уншлихту.

В этом документе Берзин анализирует работу берлинской резидентуры Степанова (под этой фамилией Сташевский работал в Германии) по приему Андрея (Карла Радека), размещению его в Берлине на конспиративных квартирах и организации контактов с руководством Германской компартии. Радек ехал в Германию кружным путем через Варшаву и Прагу. Неприятности начались еще на варшавском вокзале, где Радек устроил скандал, привлекший внимание публики. Затем последовало его появление в опере вместе с советским полпредом Оболенским. Берзин писал в своей записке: «Для польской охранки появление тов. Андрея в Варшаве не прошло незаметным, и лишь, может быть, благодаря медлительности таковой он избежал провала». В Праге Радека встретил и помог ему доехать до Берлина посланный Степановым сотрудник резидентуры Алекс. Под этим псевдонимом начинал свою разведывательную деятельность будущий дивизионный комиссар и китайский куратор группы Рихарда Зорге Лев Борович.

В Берлине руководитель коминтерновской «четверки» своим поведением расконспирировал себя почти полностью. Берзин в докладной записке писал:

«Его расконспирированию усиленно содействует еще и т. Л.Р, которая как корреспондентка Известий ВЦИК посещает заседания рейхстага, сносится с немецкими социал-демократами, бывает на официальных собраниях Берлинской коммунистической организации и, имея, без сомнения, за собой наблюдение, — в то же время ежедневно 2 или 3 раза посещает квартиру т. Андрея (сообщение тов. Алекса)».

Проанализировав сложившуюся в Берлине обстановку, действия Степанова, Алекса и сотрудников берлинской резидентуры, обслуживавших коминтерновских эмиссаров, Берзин пришел к выводу, что обвинения Радека по отношению к Степанову беспочвенны и лишены серьезных оснований. В докладной записке Уншлихту он писал: