Не хотел. Не мог.

Дело не в том, что если это мой мир, то они лезут не в свое дело. Дело в моих жалких попытках уцепиться за некое подобие привычных представлений о жизни. Я ведь на самом деле здесь чужак — и в пространстве, и во времени. Я ИЗ ИХ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ! Я — из них. И при этом ничего не знаю ни о них, ни об их мире.

Незнание самого себя накрывает меня, словно цунами, и я тону, тону, тону. Я — из будущего, которое для меня чистый лист, и известно мне только то, что к окружающей реальности я отношения не имею. Меня забросили сюда с неведомой мне целью, и неведомые враги хотят убить меня по причинам, которые мне никто не объяснит.

Наверняка я знаю лишь одно: я лежу на траве, и огромный пес лижет мне щеку, чтобы не дать мне потерять сознание, и шлет мне не слишком утешительные телепатические сообщения:

Ну не надо, не надо так. Наверняка в конце концов все образуется. По крайней мере, до сих пор нам удавалось избежать свежевания нервов.

Как это — все образуется? Мои родители погибли. К тому же они мне не родители. Друзей у меня нет. Меня ничто ни с чем не связывает.

Но ты же жив. Есть такая старинная собачья пословица: лучше собака без цепи, чем цепь без собаки.

Это ты меня так утешаешь?

Джек, ты молодчина. Я уж думал, истины тебе не вынести, мальчик мой, но ты крепче, чем кажешься. А теперь нам пора ехать дальше. Ведь чем больше ты узнаешь о себе, тем яснее поймешь, почему для них так важно не просто поймать тебя и замучить, но стереть тебя с лица земли.

С Хэллоуином вас. Жутковатые предрассветные часы. Луна — желтая гоблинская пасть, которая выгрызает дыры в тумане. Фермерская Виргиния, темно и тихо. Ряженые детишки еще спят. В этом году мне костюм не понадобится. У меня припасено кое-что получше. У-у-у! Я из бу-у-удущего! У-у-у, злобные твари! У-у-у, псы-телепаты! Ну что, попугать вас как следует? У-у-у, гормы и свежевание нервов!!!

Широкая бетонка ведет на юг. Старый «харлей» пулей летит вперед, время от времени кашляя и рыгая. Скорость превышена с лихвой — но кому какое дело? Ветер изо всех сил старается выдрать мои светло-русые волосы с корнем. Пыль превращает голубые глаза в гейзеры слез. Вцепляюсь в руль. Всем телом подаюсь вперед. Ну-ка еще быстрее! БРУУУУМ!!!

Вот еще жуть: пес-телепат, который едет у меня в коляске, — из будущего. Моего будущего. Только вот я, очевидно, тоже из будущего. То есть я там родился. Так что в каком-то смысле этот пес из моего прошлого. У-у-у! С Хэллоуином вас! Я всех гормов гормее! И нетопыристее нетопырей!

Малыш, ты там как?

А? Так ты, значит, не все читаешь? Я старался отгородиться.

Так, отголоски. Понял, что ты думаешь обо мне. Что именно, не разобрал. Молодец, ты делаешь успехи.

А куда мне деваться? Необходимость оберегать частное пространство головы катастрофически недооценена. Интересно, а в будущем все телепаты? Если да, то ситуация там, наверное, очень запутанная.

Странно, что я никак не перестану думать об этом будущем мире. Причем, прошу отметить, началось это не сразу. Первую сотню миль от Вашингтона я был настолько огорошен, что ни о чем не мог думать, кроме разделительной линии на шоссе. Вот сплошная. Вот прерывистая.

Может быть, дело в синаптическом параличе. А может, в спонтанном размягчении мозгов, разом познавших истину.

Но паралич прошел. Мозги вернулись в норму. И оказалось, что я только об этом будущем мире и думаю. При этом мысль, что это и есть мой настоящий мир, страшит меня по-прежнему. И я по-прежнему не чувствую его своим. Но как же тут не полюбопытствовать?

Какое оно, будущее, из которого меня сюда заслали? Там ли сейчас мои настоящие родители? Если я когда-нибудь с ними познакомлюсь, советую им запастись чертовски веским оправданием того, что они отправили меня сюда, в самую гущу этой заварухи.

Стараюсь на этом не зацикливаться. Какой смысл? Но вопросы никуда не денутся. Как говорила Дороти, что может быть лучше родного дома Так что если не знаешь, каков из себя твой родной дом, естественно строить предположения. Есть ли там школы? Школьные спортивные сборные? Трудно представить, что десять веков спустя крепкие ребята будут по-прежнему гонять мяч по полю.

Если нет, то что там вместо футбола? О чем думают тамошние жители? Придают ли они по-прежнему значение любви? Семье?

Вроде бы я принц, а значит, родители у меня голубой крови. Король с королевой? Чего, интересно? И живут во дворце? Если я когда-нибудь вернусь домой, будут ли мне кланяться и делать реверансы? Или будут из шкуры вон лезть, чтобы меня прихлопнуть, — ведь сейчас все именно так и происходит?

Тысяча лет! Какая прорва времени! Для меня и этого мира они то же самое, что я — для крестоносцев и Карла Великого!

Тем не менее они нагрянули сюда и дерутся за что-то в этом мире. Какими же глазами они смотрят на него и на его невежественных, отсталых аборигенов?

Мелкие городишки и захолустные фермы так и мелькают мимо — мы едем через Южную Виргинию в Северную Каролину. Громкие названия крошечных местечек. Литтлтон. Бойкинс. Скотланд-Нек. Хобгуд.

Рестораны и сетевые кафе, которых я никогда раньше не видел. «Стаки». «Харди». Реклама настоящего южного барбекю. Двухэтажная пластиковая хрюшка.

Никогда не бывал на Юге. Но Юг всегда меня манил. Люблю южный акцент. Особенно когда слышу говорок красотки-южанки. Люблю тамошних писателей. Фолкнер. Фланнери О'Коннор. Теннесси Уильямс. Обожаю историю Юга. Сказочные герои. Джон К. Калхун. Фредерик Дуглас. Роберт Ли. Мартин Лютер Кинг.[12]

Но во всем этом — сплошная кровь и призраки. Редкостные добряки Фланнери О'Коннор, которые в итоге все оказываются психопатами. Героини пьес Уильямса — Дюбуа, обитавшая в гостинице «У тарантула в лапах», и Лаура Уингфилд с ее стеклянным зверинцем.[13] Ли у Геттисберга, отправляющий своих людей прямо под винтовочный огонь. Вот он, цветок Юга, выросший на груде свинца. Кинг в луже крови на балконе мотеля в Мемфисе.

Осторожно, Джек. Здесь живут славные люди, но тут слишком много невидимых миру слез.

Начинается дождь. Вести мотоцикл ночью в дождь очень трудно. Эй, меховые уши. Может, найдем, где укрыться, и переждем непогоду?

Нет. Мы почти на месте. И дождь не перестанет.

Ты что, еще и погоду предсказываешь?

Примерно. Не спорь. Собаки хорошо разбираются в таких вещах.

Хорошо. Я не против как следует промокнуть. А ты в последнее время что-то притих.

Вспоминаю все, что мы с тобой делали. Если бы не ты, меня бы в Нью-Йорке купили у этого горма и отправили на свежевание нервов. Я никогда не забуду, что ты меня спас.

Мы квиты. Ты тоже спас меня в Вашингтоне.

Что ж, все по-честному. Но на всякий случай… мало ли что… я хочу, чтобы ты знал…

Пес буквально обрывает себя на полуслове. Телепатически затыкает себе рот.

Ничего не надо говорить. И думать. Я знаю, кто ты мне, Джиско, и кем всегда будешь. Ты мой единственный друг.

Когда мы переезжаем пролив Роанок и оказываемся на барьерных островах у Атлантического побережья, уже брезжит пасмурный рассвет. Переезжаем холмы Килл-Девил — «Убей дьявола» (интересно какого). Совсем рядом с Китти-Хоком. Указатели, как проехать к Музею братьев Райт. Другие указатели — к дюнам.

Громовой раскат. Разверзлись хляби небесные.

Поехали в мотель. Деньги у нас есть.

Ты что? Нужно будет зарегистрироваться. Показать удостоверение личности. Тогда какой был смысл ехать сюда?

Это правда, но какой смысл ложиться на дно, если мы там утонем?

Гляди!

Куда?

Вон там старый сарай. То, что надо!

Что-то не вижу.

Пропустил поворот. На вид был очень уютный.

Осторожно разворачиваюсь на мокром асфальте. Возвращаюсь. Между песчаными дюнами и корявыми соснами вьется проселок, вдали виднеется что-то темное. Зигзаг молнии. Точно, вот он, старый сарай.