Бедный толстяк робко чокнулся с поэтом, но, очевидно, его волнение было слишком велико, так как пухлая рука сильно дрожала, расплескивая вино.
— Вам нездоровится? Вы пейте, пожалуйста, это вам поможет! — проговорил граф, замечая лихорадочное состояние своего гостя.
Судья пробормотал в ответ что-то непонятное, много раз поперхнувшись вином, и, наконец пересилив себя, проговорил насколько мог решительнее:
— Граф, мне надо сказать вам пару слов наедине. Окажите мне честь выслушать меня.
— Охотно, но почему вы не хотите высказаться здесь же, в присутствии моих друзей? У меня нет секретов от них.
— Тут дело идет не о ваших личных секретах!
— Безразлично! Впрочем, пройдем в сад. Наша трапеза кончена, и свежий воздух слегка охладит пас, — проговорил граф, вставая из-за стола и сходя в сад, куда вела широкая мраморная лестница, соединявшая сад с роскошной столовой.
Граф с судьей молча пошли по аллее сада, за ними последовали маркиз и Савиньян, любовавшиеся неуклюжей, тяжелой походкой представителя судебной власти.
Бедный судья чувствовал, что волнение сдавило ему горло и он не в состоянии проговорить ни одного слова.
— Ну-с, я вас слушаю! Мы теперь одни и вы можете, не стесняясь, высказаться вполне откровенно, — начал граф.
Сделав огромное усилие, чтобы подавить радость, судья приступил к исполнению своего, как ему казалось, священнейшего долга.
— Граф, вы знаете, что нет в Колиньяке человека, который не был бы вашим родственником, другом или верным покорным слугой, и что, следовательно, все, что касается вас, глубоко интересует всех нас!
— Однако, черт возьми, довольно интересное вступление. Продолжайте, продолжайте, я вас слушаю!
— Так что, господин граф, так что… все, что… всякая ваша удача радует нас, а несчастье погружает нас в уныние. И вот мы узнали из верного источника, что у вас, что… что… вы… что у вас… — лепетал старик, багровея и хлопая своими бесцветными глазами.
— Да что же, наконец, у меня? — нетерпеливо крикнул граф.
— Что у вас… у вас, граф, находится еретик и колдун! — выпалил несчастный, с облегчением вздыхая.
— Что — колдун? — смеясь, переспросил граф. — У меня колдун? Ну-ка, назовите по имени этого злодея, только берегитесь, как бы напрасно не оклеветать кого-нибудь! — добавил граф серьезно.
— Ну нет, граф, парижский парламент не назовет кого-нибудь напрасно колдуном, еретиком и чародеем. А я получил из самого Парижа приказ об аресте скрывающегося у вас преступника. — Черт знает что такое! — пробормотал граф, искоса поглядывая на своего собеседника и сомневаясь в нормальном состоянии этой лысой потной головы.
— Сам король интересуется этим делом, и у меня есть приказ, подписанный рукой одного из чиновников парижского суда! — продолжал судья.
Колиньяк с недоумением посмотрел на него.
— Я понимаю, граф, что это вам будет очень неприятно, — продолжал судья смелее, — но не тревожьтесь. Имея в виду ваше спокойствие, все будет устроено как можно тише; вы только выдайте его мне, а я, уверяю вас, ради почтения, преданности и любви к вам, предам его сожжению без всякой огласки!
— О, вы очень добры! Имя этого бездельника? — улыбаясь, спросил граф.
— Это — ваш гость господин Сирано де Бержерак! — глухо ответил старик.
Взрыв хохота огласил весь сад; граф хотел было сдержать свое веселье, но смех его невольно еще больше усиливался, приводя в немалое смущение обиженного судью.
— Боги! Может ли что-нибудь подобное другой раз встретиться в жизни?! Бержерак, Бержерак, ступай скорее сюда. Новость! Головокружительная, сногсшибательная, никогда еще неслыханная и небывалая новость! — крикнул граф, задыхаясь от хохота.
— Граф, я не могу понять вашего веселья! — пробормотал старик, стараясь закусить свою толстую губу.
— Ну, Бержерак, сам толкуй с господином судьей! Я не могу, это выше моих сил; он и так чуть не уморил меня. Одним словом, знай: ты, во-первых, еретик, во-вторых, колдун, в-третьих, чародей и, наконец, сам воплотившийся дьявол! И вот господин судья имеет желание арестовать тебя! — кричал граф, надрываясь от хохота.
— О, да у вас настоящие комики в Колиньяке!
— Мне нечего с вами спорить или шутить, я должен исполнить свой долг; именем короля арестую вас! — с досадой перебил его судья.
— Только меня одного? — смеясь, спросил Сирано.
— Ваши шутки неуместны, так как я действую на основании полученного мною приказа свыше! Наконец, за мной право, закон!.. — добавил судья торжественно.
— И целая толпа крестьян, готовых прийти вам на помощь! Я вижу отсюда целое стадо этих баранов и ослов! — добавил маркиз Кюссан, заглядывая во двор.
— Ну, это уж слишком! Послушайте, господин Кадиньян, если хотите избежать палок, так убирайтесь поскорее подобру-поздорову! Арестовать Савиньяна! Черт знает что выдумали! — воскликнул взбешенный граф.
— Погоди, возможно, что ему действительно поручено арестовать меня. Покажите, пожалуйста, ваш приказ об аресте, — вежливо обратился Сирано к судье.
«Может быть, здесь опять таятся проделки Роланда, а этот старый задира Лямот с удовольствием исполнил его просьбу, чтобы подставить мне ножку», — подумал Сирано, беря в руки бумагу.
— Что? Приказ, подписанный рукой какого-то полицейского унтер-офицера? С каких это пор получили они на это право? — заметил Сирано с удивлением.
— А с тех пор, как это поручено им главным парижским прево.
— Где этот полицейский?
— Это мое частное дело и я не желаю об этом распространяться. Прошу вас не рассуждая следовать за мной. Так и быть, принимая во внимание гостеприимство, оказываемое вам графом Колиньяком, и его дружбу с вами, я буду, насколько возможно, относиться снисходительно к вам! — самодовольно проговорил судья, пряча бумагу в карман.
— Послушайте! — крикнул Сирано, сжимая плечо старика и устремляя на него свои гневно загоревшиеся глаза, — вы забываетесь! Помните, что если вы позволите себе хотя бы что-нибудь, ни Бог, ни дьявол не могли бы меня удержать!
— Вы видите, граф, он богохульствует! — пролепетал судья, чуть не плача и извиваясь от боли под рукой Сирано.
— Да, и будьте уверены, что, если бы вы или кто-нибудь из ваших осмелился хоть концом пальца коснуться моего плаща, я бы искрошил вас на месте, я бы так изрубил вас, что ваша кожа, словно сетка, свешивалась бы у вас на шее! Слышите вы? — крикнул Сирано гневно.
— Но…
— Да что же это, наконец, черт возьми! — сказал граф. — Долго ли мне просить вас? Или вы ждете плетки? Нет, я вижу, вы прямо больны! Ступайте, ложитесь в кровать, прикройте ваши ноги и, когда ваша безмозглая голова освежится, приходите просить прощения за свои идиотские выходки.
— Хорошо, граф, я уйду, но я ни на шаг не отступлю от своих обязанностей! — ответил судья. — Я хотел избежать скандала. Вы не желаете этого, хорошо! Пока господин Сирано у вас, я почту ваш дом, но лишь только он переступит порог…
— Сегодня же вечером я переступлю этот порог, господин судья, примите это к сведению и предупредите ваших помощников и приготовьте ваше оружие, да кстати уж и бока! — прервал его Сирано.
Возмущенный до глубины души, судья порывисто надвинул на голову шляпу и нервно удалился из сада.
— Бедняга вышел из себя! — проговорил Сирано, провожая его глазами.
— Ты не особенно шути с ним, — серьезно заметил Колиньяк, — он глуп, как гусыня, но зато упрям, как осел, и раз уж вдолбил себе что-либо в голову, то его никакие резоны не переубедят; чего доброго, он готов тебе теперь устроить какую-нибудь гадость. Лучше пробудь у меня денечек, пока я разъясню и улажу все это дело.
— Что ты! Мне непременно надо ехать сегодня же в Сен-Сернин, и уж не твоему судье удержать меня!
— Хорошо, но скажи, пожалуйста, что значит этот приказ об аресте? Какая новая глупость могла навлечь на тебя подобные последствия? — спросил граф.
— А, этот арест! Ты знаешь, что я написал «Путешествие на Луну», и вот разные мудрые головы взъелись на меня, стали обвинять в ереси, колдовстве, богохульстве и прочем и в конце концов пришли к тому заключению, что я, видите ли, нахожусь в близком родстве с Сатаной, оттого-то у меня и прозвище Капитан Сатана. Ну а враги мои, которых, к слову сказать, у меня хоть отбавляй, воспользовались этой глупостью, чтобы насолить мне, сколько влезет. Но ничего! Хороший конь и сабля помогут мне выйти победителем из этой перепалки, и я еду сегодня без всяких разговоров.
