Просмотр ведущих газет мира входил в его ежедневный рабочий ритуал — это была плата за хорошую информацию. Он взглянул на часы и решил, что этим утром прекрасно на себя потрудился. А теперь неплохо бы выпить чашечку кофе.

В это время позвонила секретарь.

— Мистер Боуен, мистер Гамильтон хочет знать, есть ли у вас свободная минута?

Ник поставил кофе на стол.

— Пожалуйста, попросите его войти, Селия. — Он сел и отпил кофе. Этот визит не был для него неожиданным. — Эдвард! Доброе утро!

— Доброе, Ник!

— Хочешь кофе? — Ник кивнул в сторону столика.

Эдвард покачал головой:

— Нет, спасибо.

— Тогда ладно. Садись, пожалуйста.

Устраиваясь у рабочего стола, Эдвард заметил кучу прочитанных газет. Да, Ник никогда не перестанет изумлять его.

— Будет ли невежливо сказать, что я думаю о твоем визите? Вероятно, он связан с нашей вчерашней беседой. — Ник откинулся на спинку стула и прямо посмотрел на Эдварда. — Может быть, я помог преодолеть сомнения?

Эдвард тряхнул головой:

— Нет, вы не помогли преодолеть их. Я долго думал о том, что вы мне сказали, и…

Ник прервал его:

— И все же решил ехать домой. Я прав?

Эдвард опустил глаза:

— Да, это так.

Ник наблюдал за ним. За прошедшие годы он полюбил Эдварда, они стали друзьями. Он знал, как нелегко Эдварду далось это решение.

— Не могу сказать, что я обрадован мыслью потерять тебя, но… Когда ты собираешься уехать?

— Как можно быстрее, но я сначала должен привести дела в порядок. Вы не возражаете против моего решения?

— Нет, если ты найдешь себе замену. — Ник допил кофе. — Скажи мне, Эдвард, а потом ты собираешься вернуться?

Эдвард понимал, что он в долгу перед Ником, поэтому постарался быть честным.

— Я не знаю, — сказал он прямо. — Не знаю, какая там ситуация и насколько серьезен мой порыв. Извините.

Ник задумчиво постукивал карандашом по руке. Такого блестящего адвоката, как Эдвард Гамильтон, отыскать будет трудно. Эта мысль первой пришла ему в голову. Но он надеялся, что ему удастся оставить Эдварда у себя, когда тот вернется в Сидней. И все же самое большее, что он сможет сделать, это подождать Эдварда пару месяцев.

— Кого из своей команды ты порекомендуешь на время по европейским делам?

— На этой неделе прилетает из Парижа мистер Карфи. Я думаю, он идеальная кандидатура для этой работы. Очень способный человек.

— Надеюсь. — Ник взял свой ежедневник. — Я предлагаю на следующей неделе созвать совещание твоей команды, и ты проинструктируешь их по делам.

Эдвард согласился.

— И подготовь мне подробный доклад по будущей работе. Договорились?

— Да, я постараюсь сделать все за несколько дней.

— Хорошо. — Ник посмотрел свое расписание. — Как насчет утра в пятницу? Мы можем назначить встречу после завтрака.

— Прекрасно. Я подготовлю накладные.

Ник посмотрел на него:

— Тогда все. Или есть что-нибудь еще?

— Нет, все в порядке. — Эдвард встал. — Ник, я очень ценю ваше отношение.

Ник пожал плечами:

— Это в моих собственных интересах, Эдвард. Я не хочу тебя терять. Надеюсь, это ты понимаешь?

Эдвард рассмеялся:

— Да, понимаю. Спасибо, Ник.

Он знал, что Ник защищал не только свои собственные интересы — здесь было нечто большее.

— Тогда увидимся позже, Ник, — проговорил Эдвард, направляясь к выходу.

Ник проводил его взглядом и подумал, что этим утром он выглядит совсем по-другому: моложе, почти совсем мальчишкой.

Возвращаясь к своему занятию, Ник взял газету и стал читать первую статью. Через минуту до него дошло, что он ничего не воспринимает. Тогда он отложил газету и погрузился в воспоминания.

Он вынул из кармана бумажник, открыл его и достал маленькую выцветшую фотографию, обломанную и потертую по краям. Приблизив ее к глазам, он стал пристально всматриваться в незабываемое лицо.

Юная женщина, высокая и белокурая, с загорелой кожей, стояла рядом с ним. Гордая и прекрасная, она прижималась к нему, смеясь в камеру. Порыв ветра разметал ее волосы. Они окутали ее шелковой паутиной цвета белого золота. Она была на шестом месяце беременности.

Ник закрыл глаза. До сих пор он ощущал нежный аромат ее кожи. Открыв глаза, он погладил ее счастливое невинное лицо, а потом осторожно положил фотографию обратно.

Иногда воспоминания наплывали столь явно, что казалось, все это происходило только вчера. Они были такими сильными, что печаль и боль постоянно терзали его.

И с этим он жил всю свою жизнь.

Самолет приземлился на мокрую посадочную полосу «Хитроу», и Эдвард увидел серое небо Лондона. Мелкий дождь умывал скучные здания аэровокзала, все было мрачным и гнетущим. Эдварду хотелось смеяться.

«Я дома», — подумал он, достал свой непромокаемый плащ и вышел в проход для пассажиров первого класса.

Он подхватил свой багаж и влился в тонкую струйку пассажиров, текущую к выходу. Спускаясь к автобусу, он подставил свое лицо холодному влажному ветру Англии. Впервые за четыре года он был по-настоящему счастлив.

Сэр Джош стоял у выхода вместе с другими встречающими, с нетерпением ожидая сына. Медленный поток усталых сонных людей вытекал из таможни, и радостные крики встречающих отвлекли его внимание.

Вдруг он заметил Эдварда. Сэр Джош махнул ему рукой и, крикнув, стал торопливо пробираться к концу барьера. Эдвард увидел отца, и его лицо засветилось улыбкой.

— Папа!

— Эдвард!

Секунду они стояли, вглядываясь друг в друга, а потом крепко обнялись.

— Добро пожаловать домой, сын, — взволнованно проговорил сэр Джош, еще крепче обнимая его. — Добро пожаловать домой!

— Я до сих пор не верю в это! — Эдвард покачал головой, просматривая старые газеты. — Почему ты сразу не позвонил мне и не рассказал обо всем?

Отъезжая от аэропорта, сэр Джош маневрировал своим «даймлером», все время оглядываясь через плечо.

— Потому что… — Он подождал, пока не присоединился к основному потоку автомобилей. — Потому что не хотел тебя вмешивать, Эдвард. К тому же я подумал, если Элли нуждается в твоей помощи, то она должна сама попросить тебя.

Эдварда удивили нотки презрения, звучащие в голосе отца.

— Но как это случилось? Я думал, что в больнице очень внимательное отношение, почему же никто не заметил?!

— Эдвард, ты забываешь, насколько умен был Чарльз Тейлор. Он точно рассчитал, сколько потребуется времени, чтобы вливание стрептокинеза убило его. Он выждал, когда уйдет медсестра, а затем увеличил дозу. Это заняло пятьдесят пять минут. Я не знаю… — Сэр Джош пожал плечами. — Возможно, так даже лучше. Ведь его репутация была погублена, и всю оставшуюся жизнь он прожил бы в унижении.

Несколько минут он молчал.

— Но что бы он ни делал, он был прекрасным человеком, Эдвард, и хорошим другом.

Эдвард посмотрел на отца.

— Я знаю, — просто сказал он, заканчивая беседу.

При въезде в город скорость движения замедлилась, и Эдвард неожиданно открыл глаза.

— Черт, прости, я немного задремал.

Он сильно потер лицо руками.

Сэр Джош улыбнулся:

— Ты отвык от холода.

Они свернули на дорогу, ведущую в Кенсингтон.

— Ты уверен, что нужно сразу ехать на Эдвард-сквер? Может быть, лучше отдохнуть с дороги? Если хочешь, я отвезу тебя на квартиру в Гросвенор-сквер?

Эдвард почувствовал в голосе отца осуждение.

— Нет, со мной все прекрасно.

Сэр Джош не стал продолжать эту тему.

— Как бы там ни было, ближе к вечеру я собираюсь быть дома. Не могу отказаться от обеда в Истлее.

— Хорошо! А то мама совсем заждалась тебя.

Сэр Джош остановил машину рядом с домом Элли и выключил двигатель.

— Ты зайдешь? — вдруг занервничал Эдвард, сомневаясь в правильности своего поступка.

Сэр Джош покачал головой:

— Нет, я должен ехать.

— Ладно, увидимся позже. Спасибо, что подвез меня. — Эдвард взял плащ, кейс и распахнул дверцу машины.