— Хм… Пожалуй, ты права. Ну, что ж, поехали. Ехать туда далеко, так что чем раньше отправимся, тем лучше.

Она пошла было к лошади, но вдруг остановилась.

— Мои кошки!

Он моргнул:

— Что?

— Я не могу оставить трех котят. Кто о них позаботится?

Он долго смеялся, потом утер кулаками глаза и сказал:

— Очень хорошо, забирай. К тому же мне надо вернуть Пегаса, которого я взял напрокат.

Она пошла в дом.

— Я посажу их в корзинку, чтобы дождь не замочил.

— А как насчет нас?

В дверях оглянулась, стараясь не смотреть на мертвых.

— Он нас вымоет.

Буря закончилась. Настал безмятежный вечер. Башни Конфлюэнта позолотило закатное солнце. Над Одитой носились ласточки.

Верания провела их в комнату Грациллония. Взглянув на мокрых, с запавшими глазами гостей, тихо спросила:

— Что случилось?

— Ужасная история, — сказал Эвирион. — Лучше расскажем ее твоему брату.

— Он как раз дома. Я схожу за ним, если хотите. Но, Нимета, дорогая, мы с тобой не виделись несколько лет. Как я рада, что ты здесь. Сейчас приготовим тебе ванну и постель. Ну и, разумеется, ужин. Может, останешься до приезда отца? Он будет счастлив.

Нимета покачала головой.

— Мне нужно уйти. — Взгляд ее боязливо обратился к окну. Стекла под мягким светом казались зеленоватыми, словно морская вода. — Я не могу ночевать здесь.

Котята обнюхали комнату и подошли к ней.

— Не возьмешь ли их у меня? — спросила она. — Они очень хорошие, только теперь бездомные.

— Если хочешь, конечно, возьму. Сейчас позову Саломона.

Зашуршав юбками, Верания вышла из комнаты. Нимета присела на корточки и погладила котят. Эвирион ходил по комнате.

Верания вернулась.

— Сейчас придет, — доложила она. — Он спал. Когда муж в отъезде, он остается со мной. Не потому, что я чего-то боюсь. Грациллоний готовит его в качестве преемника. Мама соглашается. — И гордо продолжила: — Люди с ним уже советуются. Он очень хорошо проявил себя в обороне. А сегодня ходил на охоту, промок и вернулся усталый.

— Спасибо, госпожа, — сказал Эвирион. — Может, лучше тебе уйти?

Верания посмотрела на него:

— А Нимета останется? — Когда он кивнул, она сказала: — Значит, это не тот разговор, который не могут слушать женщины.

— Это опасный разговор.

Она вспыхнула.

— Ты что же, полагаешь, я могу отгородиться от опасности, угрожающей мужу? Мы с ним одно целое. Позвольте мне остаться.

— Или она обо всем узнает от брата, — предположила Нимета. — Извини, Верания. Конечно, мы нуждаемся в твоем совете.

Появился растрепанный Саломон, наскоро натянувший тунику. Что значит юность: усталости не было и в помине.

— Нимета, Эвирион! — обрадовался он. — Это великолепно! — и, вглядевшись, добавил: — Или что-то не так?

— Закрой дверь, — сказала сестра.

Они рассказали о том, что произошло.

— Святой Георгий, помоги нам, — взмолился Саломон.

— Этот ужасный Нагон, — вздохнула Верания, — весь пропитан ядом.

— Был пропитан, — подтвердил Эвирион. — Он успел бы скрыться. Сам виноват: напал на Нимету, и мне ничего иного не осталось.

— Прости мне, Господи, но молиться за него не стану.

Саломон сложил на груди руки.

— Хватит об этом, — сказал он. — Лучше подумаем, что делать нам.

— Мы с Ниметой здесь не останемся, — заявил Эвирион. — Вернется или нет этот глупый поп — ну а он, конечно, вернется, — и в Туроне обо всем узнают. Впутывать вас в это дело не имеем права. Разрешите отдохнуть у вас немного, дайте нам чего-нибудь поесть, сухую одежду да немного продуктов в дорогу. Уйдем, как только стемнеет.

— Никто не узнает, что мы у вас были, — добавила Нимета. — Просто еще два мокрых человека на улице. Привратник ваш ко мне не приглядывался, да он и не видел меня никогда.

Нимета пришла к ним в глубоко надвинутом капюшоне, прикрывшем лицо и заметные волосы.

— Кто догадается допросить его? Эвириона он, правда, немного знает, но с какой стати помнить, когда в последний раз он его видел?

— Кроме того, он нам предан, — сказала Верания. — Наша семья всегда обращалась со слугами как со своими братьями во Христе… так что же, вы теперь в лес?

Саломон поднял голову.

— Дайте время Грациллонию. Может, он сумеет выпросить для вас прощение. Во всяком случае, у вас будет убежище. Государство вас там никогда не найдет.

— Где это? — кашлянув, спросил Эвирион.

— В одном из наших братств. У бывших багаудов. Они с радостью вас примут.

— Почему ты так уверен?

— Я с ними часто встречаюсь. Грациллоний хочет, чтобы все меня знали и чтобы я знал их. Я провожу вас, как только стемнеет.

— Вы знаете, почему я здесь, — сказал Грациллоний. — Так что давайте к делу.

— Ну конечно, — радушно откликнулся Бакка.

Они сидели в его библиотеке в Туроне. За окном бушевал ветер. Тучи отбрасывали тени на стекла.

— Моя дочь…

— И ее сообщник-убийца.

Грациллоний почувствовал резь в глазах.

— Этого не должно было случиться. Она никому не причинила вреда. Напротив, многим помогла. В стране полно маленьких добрых колдуний вроде нее.

Худая физиономия Бакки стала суровой.

— Ваш долг — прекратить это.

— Тогда любой римский начальник — нарушитель закона, — отпарировал Грациллоний. — В пяти милях отсюда я найду несколько колдуний, да и вы найдете, если захотите.

— У нас и без того много забот.

— У меня тоже. Я думал, вы хотите моего расположения.

— Хотели. Я и сейчас этого хочу. — Бакка вздохнул. — Позвольте ввести вас в курс дела. Нагон схитрил. Он выждал, пока меня не будет в городе, и обратился к губернатору. Глабрион никогда не доверял вам, больше того, ненавидел.

«Это верно», — думал Грациллоний. Вот поэтому и он отправился к прокуратору, а не к Глабриону. Бакка, разумеется, ему тоже не друг, но он, во всяком случае, трезво мыслит.

— Он ухватился за это с радостью, — продолжал прокуратор. — Ясно представляю, что ему пел Нагон. «Необходимо покончить с язычеством и колдовством в семье самого римского трибуна. Он не только попирает закон и религию, он и другим подает дурной пример. Необходимо дать ему суровое предостережение, унизить, выбить из-под него почву». Они мне об этом не рассказали. Глабрион объяснил это тем, что не хотел пустого спора: ведь он уже принял решение. Между нами, думаю, он просто боялся, что я их отговорю.

«Это тоже было похоже на правду, — размышлял Грациллоний. — Глабрион хотел дать выход злобе. Слабые люди часто бывают злыми».

— Если бы Нагон привез ее и публично осудил, было бы уже поздно, — закончил Бакка. — Пришлось бы начать процесс. Нагон поступил со мной дурно, а я его еще всегда защищал.

У Грациллония сильно застучало сердце.

— Ну, может, лучше исправить содеянное? Официально их помиловать. Епископ Корентин согласен освободить их от наказания.

Бакка сжал губы, прежде чем ответить.

— Невозможно. Этот человек убил двух солдат и государственного чиновника.

— Она была беззащитна. — И с трудом продолжил. — Объявите его вне закона. — Грациллонию было тошно, но надежды на оправдание Эвириона у него не было.

— Что-то вы не слишком старались его разыскать, — заметил Бакка.

— Да разве там, в лесу, найдешь?

— У вас есть люди, которые там живут.

Грациллоний покачал головой.

— Таких людей у меня нет, — заявил он со злорадством. — Мне это не разрешается, разве не помните? Нет у меня прав на эту территорию.

— Прекрасно! — засмеялся Бакка. — Почему вы тогда так уверены в том, что девушка хотя бы жива?

— Надеюсь на Божье милосердие и справедливость.

Взгляды их встретились. Грациллоний знал: Бакке известно, что у него налажена связь с лесом. Если бы прокуратор прямо заявил об этом, нарушил бы линию поведения, которой изо всех сил придерживался.