— Хорошо, что они об этом подумали. Но посмотри. Ведь это не один пожар. Горит не менее дюжины домов. Каждую минуту вспыхивает новый пожар. Надо отвести людей в безопасное место.

Появился Руфиний. Зиму он обычно жил в городе, хотя иногда выезжал куда-то и отсутствовал довольно долго. О поездках своих никогда и никому не рассказывал. Сейчас, освещенный красными всполохами, он похож был на демона.

— Это все не случайно, — заявил он. — Кто-то перемахнул ров и перелез через стену — вон там, с восточной стороны, а потом пошел по домам с факелом.

Слова его услышала Верания, и рот ее исказила болезненная гримаса.

— Почему? — воскликнула она. — Кто может пойти на это? Сумасшедший?

— Я бы не сказал, — мрачно возразил Руфиний. — Сэр, могу я взять с собой людей и пойти за ним вдогонку?

Грациллоний кивнул:

— Иди.

Он подумал, что Руфиний разделяет его догадку относительно поджигателя.

Сейчас у Грациллония задачи были поважнее. Отобрав несколько человек, на которых мог положиться, прошел через толпу. Кого-то пугал, кого-то ободрял и мало-помалу навел относительный порядок.

Несколько человек пришли из Аквилона с предложением помочь. Грациллоний перевел большую часть своих бездомных через мост и повел по дороге. Дача Апулея и надворные постройки могли приютить их. Дома эти, за исключением обслуживающего персонала, стояли пустыми. Они с Веранией могли бы жить на даче. Там, разумеется, было намного комфортнее, чем в его жилище. Однако Верания, по собственной инициативе, сказала, что будет жить в его лачуге, рядом с другими жителями Иса.

Он сколотил команду из крепких мужчин.

— Попытаемся спасти то, что еще можно, — сказал он. — Геройствовать не будем, нет ничего дороже человеческой жизни. Но нам прежде всего надо спасти городской амбар, и, думаю, мы сможем это сделать.

Верания схватила его за руку.

— Ты будешь осторожен? — умоляюще спросила она.

Даже сейчас он не удержался от улыбки:

— Ну конечно, мне ведь хочется увидеть своего сына.

— Рукопись… я совсем про нее забыла. Господи прости, не мог ли бы ты… хотя нет, рисковать нельзя. Но ведь это такая ценность…

Он тоже позабыл о ней. Память сыграла с ним злую шутку. Незадолго до пожара она принесла в дом из базилики историю Иса, начатую Руной. Хотела в редкие минуты досуга изучать ее. Саму Руну она не вспоминала. Не вспоминал и он. Хотя в тот раз, взяв в руки рукопись, Верания сказала:

— Мне хочется поблагодарить ее за все то, что она сделала для сохранения памяти о городе. Быть может, мы найдем кого-нибудь, кто продолжит работу.

Освещенный всполохами пожара, он лишь покачал головой:

— Очень жаль, но теперь это невозможно.

В мозгу стучало: месть богов, покров Бреннилис или что там еще, до сих пор отбрасывают тень, и продлится это до тех пор, пока об Исе не позабудут окончательно. У нас никогда не будет времени написать эту хронику. История Иса умрет вместе с последним человеком, дожившим до конца ее дней, и город превратится в легенду.

Повернулся к окружившей его толпе: — Пошли.

Руфиний вернулся на рассвете. Грациллоний был в базилике. Не спал. Остальных свалил сон, вызванный переутомлением. Всю ночь они боролись с огнем и не допустили его распространения на амбар и склад. Здания эти по распоряжению Грациллония построили возле Стегира, в стороне от жилых домов. Несколько домов не пострадали. Спасли и некоторые домашние ценности, но такие случаи были редким исключением.

На востоке занялся бледный рассвет. Стало видно, что Конфлюэнт обернулся в груду золы. Затухающее пламя дожевывало обгорелые бревна. Много стен обрушилось, так как ослабевшие деревянные конструкции не могли удерживать скреплявшую их глину. Другие дома похожи были на черные, обуглившиеся стволы деревьев после лесного пожара. Липкий, едкий дым наполнял воздух.

— Вместе с двумя товарищами я обнаружил в лесу следы, — докладывал Руфиний. — Поджигателей было трое. Они вышли из леса, а потом туда же и вернулись. В лесу следы затерялись. Двое поджигателей благополучно скрылись, а третий оказался дурачком: разжег костер и завернулся в одеяло. Собирался отдохнуть до рассвета, — тут Руфиний вздохнул. — К сожалению, когда мы появились, увидев нас, он бросился бежать. Прежде чем мы успели догнать его, один из нас не удержался и выпустил в бандита стрелу. Я даже не стану называть его имя. Он молод, горяч. Конечно же, он виноват, но человек он преданный, со временем из него выйдет толк. Когда я задал ему головомойку, он плакал и просил, чтобы я отстегал его. С ним в течение месяца никто не будет разговаривать, и это будет лучшим ему уроком.

«Скорее всего, он твой обожатель, Руфиний», — подумал Грациллоний, а вслух сказал:

— А ты уверен, что виноваты эти люди?

— На его одежде были свежие следы масла. Наверняка лил его из кувшина на дома, а потом поджигал. Одежда, между прочим, хорошая, и сам он упитанный и выбритый, не какой-нибудь там бродяга. Так что чем бы ему заниматься в лесу, ночью, в середине зимы? — Руфиний внимательно посмотрел на Грациллония. — Хочешь, пойдем со мной? Посмотришь на труп. Мы его пока припрятали: вдруг ты его узнаешь. Мало ли, может, это один из тех, кто в прошлый раз приезжал сюда с Нагоном Демари.

— Вряд ли это так, — ответил Грациллоний. — Они не так глупы… те, кто организовал поджог. Зачем им себя подставлять?

— Да, если бы даже мы взяли их живыми, правды не добились бы. Нанял их посредник, — размышлял Руфиний. — Возможно, посредник этот простил им карточные долги и сказал, что у него давняя злоба к Ису. Допустим, мы узнали бы его имя и направили запрос в Турон. Скорее всего, обнаружили бы, что он уехал куда-то на юг, не оставив адреса, а чиновники губернатора сказали бы, что и в глаза его не видели.

— Да ладно, это не важно, — отмахнулся Грациллоний.

Руфиний не выдержал.

— Вот как, не важно? — прохрипел он. — Конфлюэнт, колония, твои надежды… все пропало.

Грациллоний положил руку ему на плечо и сжал его, пока глаза Руфиния не обратились на него. В окнах атриума забрезжил первый утренний свет.

— Это не так, — сказал ему Грациллоний. — У нас есть еще ценности, которые Апулей хранит для нас. Есть и друзья, которые помогут нам с большей охотой, потому что теперь знают, чего мы стоим. В конце концов мы и сами что-то можем.

— Черви эти нас не сожрут. Мы построим Конфлюэнт заново, тогда он будет им не по зубам.

Весенние сумерки. В воздухе разлились запахи зелени и цветения. Луна высветила вершину Монс Ферруция. Она похожа была на серебряный кораблик, плывущий в темно-синем море. Задрожали первые звезды. Вечерняя зарница освещала небо на западе. Закончилась дневная суматоха — стук копыт и топот ботинок, скрежет колес и визг пилы, бесконечное мелькание мастерков, носилок с кирпичами, прекратились крики, ворчание, ругань, добродушное подшучивание, беготня. На землю опустилась тишина, нарушаемая лишь журчанием Одиты, плеском выскочившей на поверхность рыбы да радостным чириканьем воробьев.

Грациллония не было дома полмесяца. Он уезжал по неотложным делам. Сейчас же ему хотелось посмотреть, как продвинулись дела за время его отсутствия. Сопровождала его жена. Сейчас они жили у ее родителей в Аквилоне, пока в Конфлюэнте строился их новый дом. Дачу занимали инженеры и другие распорядители. Приехали они сюда по большей части из других мест, поэтому считали, что достойны лучшего помещения, нежели лачуги и палатки, в которых жили простые рабочие.

Саломон попросил разрешения сопровождать Грациллония и сестру. Они, разумеется, согласились.

— Смотрите, — показал мальчик, — они начали новую пристань.

В месте слияния рек Грациллоний установил опоры. На истоптанной, грязной земле лежали бревна, оборудование, груды металлолома. По окончании работ мост в Аквилоне разберут. Гавань будет здесь, лучшего места просто не сыскать.