Грациллоний:

— Времена меняются, сэр.

Бакка:

— От Стилихона, правда, всего можно ожидать.

Последовала пауза. Слышно было, как ревет ветер.

Наконец Мурена сказал:

— Кто еще хочет высказаться? — В голосе его слышна была сдерживаемая ярость.

— Если выразиться по-простому, все остались при своем мнении, — сказал Грациллоний.

— Придется посмотреть сквозь пальцы на нарушение вами закона, дабы избежать большей опасности. — Улыбка на лице Бакки больше была похожа на болезненную гримасу. — Вы правы, времена меняются. Сильный император, понимающий, что такое настоящее государство… ну да ладно, кончим на этом.

— Тогда я возвращаюсь домой, — сказал Грациллоний.

— Хайль, Цезарь! — гремели звучные молодые голоса.

Стоя на башне, Константин оглядывал свои владения. Под ласковым небом и ярким солнцем шелковым блеском отливала река. На противоположном ее берегу краснели черепичные городские крыши, за ними поднимались горы и ярко зеленели долины. Цвели фруктовые деревья и боярышник, ветерок доносил запахи пробудившейся земли и зелени. Такой же была весна и пять лет назад, у Дэвы, в дальнем уголке Британии, когда ему удалось повернуть назад войско могущественного варвара Ниалла.

— Хайль, Цезарь!

Окинул взглядом крепостные стены. Они стояли так уже несколько столетий. Когда-то пришел сюда император Адриан, он и построил этот вал. Здесь скончался император Константин; и легионы провозгласили императором его сына, тоже Константина. Он первый победил именем Христа. В то время как империю терзали войны, люди здесь жили мирно, поколение за поколением. Странно, что именно ему, Флавию Клавдию Константину, предстояло нарушить это долгое спокойствие.

— Хайль, Цезарь!

Возглас этот устарел. Слово «цезарь» означало лишь союзник империи и законный наследник. Войска избрали его императором. Они отправятся туда, куда он их поведет, а если потерпит поражение, то убьют и выберут другого. Вот и сейчас, внизу, смотрит на него насаженная на копье голова Грациана.

Константин поднял руку. С плеч его спадала пурпурная мантия. Голову украшал лавровый венок. С обнаженными мечами стояли рядом его сыновья, справа — старший сын Констанс, слева — младший, Юлиан.

Стало тихо. Лишь ветер шелестел да пел в вышине жаворонок. Лица, лица и лица смотрели наверх. Солнце играло на орлах — римских эмблемах. В Европе главной силой на поле брани были всадники. У британцев же действовала до сих пор не поломанная военная машина, олицетворявшая мощь Рима от Каледонии до Египта. Машина эта, правда, порядком проржавела. Константин нуждался в кавалерии и надеялся, что его легионы — шестой и второй — да британская инфантерия, попав на галльскую почву, станут теми драконьими зубами, из которых произрастут потом его армии.

Константин набрал полные легкие воздуха. Голос прокатился, как гром, так что слышал его каждый солдат. Выучился он этому давно. Начинал он как простой солдат, дослужился до центуриона, затем сделался старшим центурионом. Был и префектом, правда, недолго. К этому времени войска начали выражать недовольство Грациан ом. Тот ничего не делал, как, впрочем, и его предшественник Марк. Константин знал, как этого недовольства избежать…

— Приветствую вас, легионеры! Вы оказали мне величайшую честь. Словно богу на земле. Благодарю вас. Бог свидетель: я докажу, что достоин этого. Вы солдаты, и я солдат. Такой же, как вы. И я воевал и ходил в походы под снегом и дождем, терпел голод и холод, терял товарищей. А разве не испытывал я горечи, глядя на земли, разграбленные и сожженные варварами? Они убивали наших людей, насиловали женщин, разбивали головы наших детей о стены, возведенные нашими предками. И не только Британия от них пострадала. Готы снова и снова вторгаются в южные земли, даже в Италию. Сколько времени осталось до того, как заполыхает Рим? Сейчас германцы терзают Галлию, а слабый наш император со своим советником палец о палец не ударят. Надо действовать. Риму нужен сильный человек, воин. Такой император, который предпочитает сидеть в седле, а не на троне. Если Господь пошлет нам подобного лидера, мы обязательно одержим победу. Уничтожим язычников, но сначала нужно убрать дураков и предателей, которых они к себе допустили. Вот это я вам и обещаю. Обещаю именем Иисуса Христа, Господа нашего и Спасителя. Клянусь именем великого тезки моего Константина. Предки ваши славили его в этой самой крепости. Он делал все для восстановления империи и утверждения веры. Клянусь именем своего соотечественника Магна Максима. От этих стен он пошел освобождать империю. Пусть он пал, но пока дух его живет, он бессмертен. Клянусь собственной душой и надеждой на спасение, я обещаю вам победу!

И замолчал, ожидая одобрительных криков.

Настала середина лета. Год этот был замечательный, не то что предыдущий. Наливалась пшеница, лоснились коровы на роскошных лугах, в лесах полно было дичи, а в реках — рыбы. Армориканцы охраняли свои берега, пиратов было уже мало: перебили почти всех. Саксы и скотты, казалось, выжидали, когда им дадут знак. Народ готовился к празднику летнего солнцестояния.

В Туроне, в уединенной комнате базилики, правитель Мурена стоял перед сидевшими за столом губернатором Глабрионом и прокуратором Баккой. В руках у правителя было письмо — торопливые каракули на деревянной дощечке. Он ронял фразы, словно камни.

— Вот какие новости.

Глабрион облизал пересохшие губы. Одутловатое лицо его побледнело.

— И больше ничего?

— Больше пока ничего, — сказал Мурена. — Разве вы не слышали? Пока шло это письмо, он успел подойти к берегу. Думаю, когда британцы закончат переход и подойдут его галльские союзники, он будет контролировать все дороги из Гезориака и все коммуникации.

— И куда он направится потом? — дрожащим голосом спросил Глабрион.

— Разумеется, на юг, — нетерпеливо ответил Мурена.

— Эти германцы…

— Они идут в юго-западном направлении. На месте Константина я отправился бы в Арелату. Сначала он, разумеется, укрепит свои позиции на севере.

Бакка поднялся из-за стола.

— Новый Константин, и опять из Британии, — тихо проговорил он. — Новая эра? — В глубоко сидящих глазах застыло недоумение.

— Что нам делать? — закричал Глабрион.

Мурена пожал плечами:

— То, что покажется целесообразным.

— Может, лучше сохранять нейтралитет?

— Это может оказаться нежелательным.

— Арморика стояла в стороне, когда пришел Максим.

К Бакке вернулась его резкость.

— Турон был вовлечен в кампанию Максима, как и все остальные, а потом полностью попал под его контроль. А нейтралитет Арморики был делом Грациллония, и действовал он от имени Максима.

Лицо Глабриона пошло пятнами. От злости у него даже страх прошел.

— Грациллоний! Может, он и узурпатора этого признает?

— Скорее всего, нет, — сказал Бакка. — Он отрицал такую возможность, а он человек слова. Я сделал ошибку, когда рекомендовал его на должность трибуна, хотя ошибка эта была неизбежна. Говорят, в Максиме он разочаровался.

— Да ведь он уже не король Иса, — прорычал Мурена. — Всего лишь мятежный негодяй с бандой багаудов, готовых для него на все.

— Но за него стоят еще и очень много обычных армориканцев, — заметил Бакка. — Вряд ли они захотят новых разборок.

— Грациллоний, Грациллоний! — пыхтел Глабрион. Он бил пухлым кулаком по колену. — Когда он перестанет нас мучить? Арморика всего лишь отдельная часть моей провинции, а мне нужно думать о всей территории.

— И о Риме, — спокойно добавил Бакка.

Глабрион, моргая, посмотрел на него:

— Разумеется, но…

— Если вы искренно этого хотите, тогда вы должны признать Константина.

У Глабриона заходил кадык.

— Будет ли это… благоразумно?

Мурена заходил по комнате:

— Думаю, ничего иного не остается, иначе придется уже завтра утром ехать в Испанию. Я все это время следил за событиями в Британии. С этой стороны Пиренеев остановить его некому. Стилихон очистил Галлию от регулярных войск и от волонтеров и бросил ее готам на съедение. Те, что вернулись, — а сведения у меня верные — чувствуют себя обманутыми. Они думают, что варвары вторглись на их родину, воспользовавшись их отсутствием. Скорее всего, они правы. Они понесли большие потери, и галльская армия с тех пор так в себя и не пришла. Италия лежит в руинах, а Стилихон препирается с Востоком. Думаю, очень скоро люди Константина окажутся здесь, в Туроне, а солдаты западной Галлии перейдут на его сторону.