Возьми щит, Саломон. Прикрой лицо и смотри поверх. Сейчас они близко, сюда могут долететь стрелы.

Отдал команду. Со страшным свистом полетела первая порция стрел. Затем еще и еще. Захлестали камни, выпущенные из пращи.

Так как варвары атаковали, отвечать они в полную силу не могли. Из их клина, правда, полетело несколько снарядов. Грациллоний увидел, как двое его людей упали. Никто, правда, не погиб, товарищи оттащили их в сторону. Хорошо: первую реку удалось перейти вброд. Другие реки за это время сильно разольются. Германцев все же много упало, и их затоптали свои же бойцы, ринувшиеся вперед.

— Стой спокойно, — приказал Грациллоний Саломону. — Держи лошадь в узде. Приглядывайся и оценивай обстановку.

Подал сигнал. Послышались команды. Копьеносцы опустили свое оружие.

Враг ударил.

Казалось, начались одновременно гроза и землетрясение. Германское войско обратилось в рой дикарей, ревущих, визжащих, бросающихся на противника. Со всех сторон посыпались удары, люди, умирая, падали под ноги наступавших сзади бойцов. Армориканцы выстроились в линию шириной в четыре человека и держались стойко. Когда человек, стоявший в первом ряду, падал, тут же следующий становился на его место. Мечи, топоры и ножи, копья и дубинки резали и рубили, кололи и ударяли. Щит стукался о щит, тело наваливалось на тело. Человек, глядя в незнакомые глаза, убивал человека. Над горами словно бы поднялась кровавая дымка.

Надо все время следить за своей линией, когда она дрогнет. А она дрогнет. Люди ведь не железные. Это самые обычные люди, вставшие на защиту своих очагов. Необходимо выбрать нужный момент…

Грациллоний повернулся к мальчику, сидевшему на пони.

— Поезжай к тем, что в лесу, пусть приступают.

Мальчик отсалютовал и поскакал рысцой, огибая поле боя.

Грациллоний, отбросив ужасные мысли, спокойным голосом сказал Саломону:

— Хорошо, сынок. Будь по-твоему. Только не иди в атаку, пока не услышишь трубу. Понял? Когда услышишь трубу.

Похлопал по молодому плечу:

— Господь с тобой.

— И с тобой, Грэдлон, — Саломон сказал это без всякой торжественности. Он весь горел от нетерпения. Пришпорил лошадь и, свернув направо, легким галопом поскакал вниз. За ним ехал знаменосец. На штандарте его Ровинда и Верания вышили эмблему — на голубом фоне золотая буква «А», символ Аквилона и Апулея, и обозначающая новую эру.

Красный плащ Саломона летел по ветру. На шлеме покачивался белый плюмаж. Голубой щит с золотым крестом он держал в левой руке. Молодой бог, идущий в бой под пение лиры Аполлона. Но, Господи, каждую минуту бог этот мог обратиться в обезображенный труп!

Что делать? Опасности не избежать. Он должен был постичь военную науку, взять на себя роль лидера, обрести имя, услышав которое, воины ринулись бы в бой. Народ его нуждался в вожде.

Линия армориканцев была уже не столь монолитна. В некоторых местах стоял один человек. Подошли резервы, но это были все нетренированные, довольно слабые люди. Если сражение затянется, они обречены. К тому же они могут запаниковать, и тогда вся операция будет загублена.

Саломон был уже возле ветеранов. Отряд их посылал в бой своих представителей — штурмовые группы, вернувшиеся назад. Возле них лежали мертвые солдаты, снег подтаял от горячей крови. Отряд с трудом удерживался от желания ринуться в бой. Варвары наступали всем войском, за исключением отряда, стоявшего в нескольких ярдах от сражающихся и молча наблюдавшего за битвой.

Из леса тем временем на полной скорости выскочили старые багауды, старшие их сыновья, охотники, дровосеки, угольщики, отшельники. Впереди них на лошади, сверкая оружием, ехал Кэдок. Они тоже построились клином и пронзили германскую линию с фланга и с тыла. Сошлись и, как в лесу, стали прокладывать просеку, укладывая противника на землю.

— Труби атаку, — обратился Грациллоний к трубачу. Звук трубы поплыл, перекрывая крики, бряцание металла, резкие голоса горнов. Саломон и его знаменосец повели в бой солдат. До Грациллония донеслись издалека их крики: «Салаун, Салаун!» Так назвали галлы своего нового лидера.

Сражение напоминало морской прилив: атаки шли волнами, то накатывали, то отступали. Казалось, ревет море в бухте Иса. Мало-помалу каждый германец ощутил на себе бешеную атаку и, несколько растерявшись, старался отразить ее.

Армориканцы то вставали во весь рост, то пригибались, прячась за лежавшими на земле мертвыми и ранеными, хватали ртом воздух. Тяжелого дыхания их не было слышно за криками раненых.

Грациллоний дал знак Фавонию и поехал вдоль линии.

— Молодцы ребята, — кричал он на их языке, — хорошая работа. Еще немного, и мы их прикончим. Во имя Христа, во имя Луга и Эпоны, Кернунноса и Геркулеса, вперед!

И наконец, подбодрив людей и отдав распоряжения, он вместе с сопровождавшими его всадниками пошел вперед. Знаменосец поднял его штандарт, работу Верании, черная эмблема на золотом фоне, с красной каймой. Сначала он хотел в качестве эмблемы взять орла, птицу Рима, но потом они решили, что это будет невежливо, и он выбрал волчицу, вскормившую основателя Рима.

Он вынул меч, поднял его над головой и осторожно пришпорил лошадь. Фавоний с рыси перешел на легкий галоп, а потом показал все, на что способен. Слева и справа от него в бой пошли и другие всадники. У некоторых из них были современные пики и копья, которыми они обучились пользоваться, но большинство сжимали в руках мечи. Пройдет еще немало времени, прежде чем Арморика вырастит профессиональных воинов.

Они вступили в бой.

И начался хаос, сумятица; о планах, построении все забыли. Человек шел на человека, за ударом следовал ответный удар. Ты либо падал из седла, либо удерживался в нем, стоял на ногах или умирал. Грациллоний оставался в седле. Фавоний не запаниковал, как другие лошади, но вошел в раж: он ржал, бил копытами, хватал зубами, крушил все вокруг. Грациллоний старался держать его подальше от своих. Врагов было пока много.

И вдруг их не стало. Они лежали вокруг либо убитые, либо раненые. Оставшиеся в живых бежали по полю поодиночке, стараясь спастись. Другие формировали маленькие отчаянные отряды. Арморикские стрелки собирали свои стрелы и камни с окровавленного снега и хладнокровно убивали врага. Слышен был топот ног и ржание лошадей: это армориканцы гнались за убегавшим противником, а догнав и уничтожив, оглядывались по сторонам и бежали за следующим. Охотиться наконец стало не за кем, и в полном изнеможении они вернулись назад.

Позднее Грациллоний прикинул, что бежать удалось примерно сотне германцев. Разбежались они кто куда и поэтому, очутившись среди мстительного населения, скорее всего, погибнут. Считанное число их доберется до своих… что ж, они расскажут о том, как их приняли на Западе.

Быстро спустились сумерки. Наступила оглушительная тишина. Раненых германцев заставили замолчать и оставили с погибшими ранее в качестве корма для ворон. Раненых армориканцев перевязали, и они либо заснули, либо впали в забытье, из которого многие уже не вышли. Потрескивали костры, тихо переговаривались люди. Земля, напоенная кровью, замерзла. Некоторые братства раздобыли топливо, другие, не такие хозяйственные или более усталые просто собрались поближе друг к другу. На ферме выла брошенная собака.

Рассредоточение не самая хорошая военная операция, но ведь и воевали не солдаты. Вряд ли кто в эту ночь вздумает на них напасть. Возле собранных в одно место трупов выставили охрану. Утром, после похорон, пустятся в обратный путь.

Саломон, Кэдок и Друз сидели возле костра рядом с товарищами. Боматина Кузури не было: он лежал среди мертвых. Глаза Кэдока отливали стеклянным блеском, левая рука перевязана: он потерял мизинец, когда у него выбили щит. У Саломона повязка на правом предплечье прикрывала неопасную резаную рану. В бою он был неутомим — и лошадь под ним пала, и знаменосца убили, а он все размахивал мечом.

Перевозбудившись, усталости он не ощущал. Яростно жестикулировал: