— Смотрите! — прошептал карлик. — Вон, на второй лошади!

Что-то продолговатое, завязанное в мешок лежало поперек седла. Лошадь заржала; она шарахалась из стороны в сторону, взбрыкивала, пытаясь освободиться от своей ноши. Шла она как-то боком, словно у нее слишком много ног и она путается, куда какую ставить. Собаки заходились истеричным лаем.

— Бригита… — простонал Хальфред.

Двое всадников не мешкали. Едва за ними закрылись ворота, они пришпорили коней и поскакали по дороге, уходящей в лес.

— Я пойду за ними, — сказал Хальфред. — Хочу выяснить, куда они ее везут. Может быть, она еще жива.

Первым побуждением Бьорна было удержать его, но он тут же передумал. Без Брит у них не было ни единого шанса вызволить Бриско.

— Хорошо, — сказал он. — Ступайте. Постарайтесь узнать, что с ней сделали, и возвращайтесь поскорее. Я буду ждать вас тут.

Хальфред трусил между двумя стенами высоких елей. С узлом в руке и скрипкой, зажатой под мышкой, он менее всего походил на лихого авантюриста. Но отвага пылала в нем, и непоколебима была решимость все силы положить, чтобы отыскать Бригиту.

Чем дальше он бежал, тем явственнее ощущал в себе какое-то никогда еще не испытанное чувство, что-то новое и небывалое — некое вдохновение. Как будто его одинокая жизнь вдруг предстала ему во всей своей тщете, а в эту ночь ему был дарован шанс разом наверстать потерянные годы, когда он думал только о себе. Бригита колдунья? В три раза, а то и больше, старше его? Ну и что? Она была единственным существом, о котором ему в кои-то веки довелось заботиться, за которое он волновался. Вот почему он жизнь за нее отдать готов, пусть она и пожирательница крыс. Он найдет ее, где бы она ни была, и позаботится о ней.

Обезумевшая луна и тучи, галопом несущиеся по небу над его головой, придавали, как ему казалось, подобающую героическую окраску его предприятию.

И он бежал, и бежал долго, не останавливаясь. Потом впереди на дороге увидел их. Двух всадников, едущих обратно. Он спрятался за деревом и затаил дыхание. Груза на второй лошади не было. «Бригита, куда они тебя упрятали?» Он побежал быстрее, не теряя из виду следы копыт на подмерзшей грязи. Ему больше не было холодно. Наоборот, он весь горел. Потому ли, что бежал, или, может быть, это Бригита снова грела его?

— Я иду к тебе! — сказал он вслух. — Иду, Бригита!

И побежал еще быстрее. Внезапно следы исчезли. Он повернул обратно и скоро нашел их. Следы сворачивали в лес. Он пошел по ним по бездорожью, где ноги то вязли во мху, то цеплялись за корни и скользкие камни. Под деревьями было темно, ничего не разглядишь. Он споткнулся, упал, подвернул запястье, да так больно, что чуть не потерял сознание. А потом внезапно увидел, что он у цели.

Прямо перед ним зиял черной пастью обрывистый овраг. «Они бросили тебя туда? Варвары, они посмели бросить тебя туда? Подожди, Бригита, я иду, я иду тебе на помощь…»

С этой стороны спуститься было невозможно, но, может быть, другой склон… Он долго шел в обход и наконец рискнул. Он съезжал по осыпи, перескакивал по скалам, не выпуская из рук свой узел и скрипку хардангерфеле. Раз десять чуть не сломал себе шею. «В кои-то веки оно и к лучшему, что я маленький, — думал он, — падать не так высоко».

На дне оврага под ногами захрустело, словно он ступал по сухим веткам или… да, похоже на то: по костям. Он наклонился, подобрал одну на ощупь — так и есть, кость. Должно быть, какие-нибудь звери срывались в овраг и погибали. Вот все и объяснилось. Разве что… Мысли у него в голове метались и путались. Вот этот белый, гладкий череп с пустыми глазницами… Разве у какого-нибудь зверя может быть такой? А вон тот, другой? А этот? И вон еще… От ужаса каждый волосок у него встал дыбом. Он был один живой, а вокруг — десятки мертвецов.

— Бригита! — крикнул он, и от стен оврага отдалось: …гита… гита…

Он стал шарить среди костей, сам себе поражаясь. Ему бы в этот час лежать в своей теплой мягкой постели, слушать, как потрескивают в печке дрова, и не знать иных забот, кроме как с одним или двумя яйцами пожарить завтра бекон. А он вместо этого глухой ночью ворошит скелеты в каком-то жутком овраге, в чужой стране.

— Бригита! — позвал он.

— …гита… гита… — откликнулся овраг.

А потом он увидел ее. Вернее, увидел мешок. Около него уже шевелилась какая-то тень. Собака, дикая кошка, волк? Какой-нибудь еще более опасный зверь? Ему было все равно.

— Геть! Кш-ш! Пшел вон! — закричал он, и зверь бросился наутек.

В мешке ничто не шевелилось. Он подбежал, упал на колени. Дрожащими пальцами развязал веревку. Первым, что он увидел, были волосы — не вмятина в черепе, а волосы. Мягкие, как у старенькой бабушки, такие тонкие, реденькие. Он осторожно сдвинул ниже край мешка, освободив голову. В лице ничто не дрогнуло. Глаза, ноздри, губы — все было сомкнуто, бело и недвижно.

— Бригита… — прошептал человечек. — Это я, Хальфред… Скажи что-нибудь… Открой глаза…

Мешок был слишком велик для изувеченного тела. Хальфред нащупал его сквозь ткань… и вот уже под рукой ничего, вот она и вся, с головы до пят. «Господи, какая же она маленькая!» — подумал он. Пока она была живой и сильной, она казалась больше, но теперь предстала в своем истинном виде: маленькая хрупкая старушка.

— Бригита… — повторил карлик, бережно взяв ее лицо в ладони, — это я, Хальфред… Посмотри на меня… Скажи что-нибудь…

Ему показалось, что веки чуть заметно пошевелились. Дрогнули и разомкнулись почти прозрачные губы.

— Скажи что-нибудь… — повторил Хальфред.

— Х-с-с… — сказала Брит и испустила дух.

Бьорн во рву отчаянно мерз — у него зуб на зуб не попадал от холода, и его предположение перерастало в уверенность: раз лоскут больше не греет, значит, Брит мертва. «Она не хотела ехать, — вспоминал он. — Это я ее заставил. Она, должно быть, предчувствовала, что здесь ее ждет конец — на чужбине, далеко от Малой Земли. А я ее вынудил поехать. Я ее погубил». А Хальфред? Хоть бы он вернулся! Мог ведь и он попасть им в лапы, а жалости они не знают.

За воротами, теперь запертыми, ходили дозором два стражника. Собаки молчали, но, без сомнения, оставались где-то поблизости. Как добраться до Бриско при таком положении вещей? Бьорн видел теперь, каким все это было безумием. С самого начала он во всем положился на колдунью. Не взял ни оружия, ни людей, раз она так велела. И вот теперь, когда ее больше нет, он один, чуть живой, помощи ждать неоткуда, и что делать — непонятно.

Сидеть на месте и ждать Хальфреда нечего было и думать: если не двигаться, скоро сморит сон, от которого не пробуждаются. Уйти? Куда? Он будет схвачен или замерзнет насмерть прежде, чем выберется из владений Герольфа. Да и как это — уйти? Бросить Хальфреда на произвол судьбы? Уйти от Бриско, который здесь, совсем рядом?

Пробраться в замок? Учитывая высоту стены и усиленную охрану — затея практически безнадежная. Все равно что прямо отдаться им в руки. А что они с ним сделают, если схватят? Вернуться на Малую Землю без Бриско было бы горько, но вообще не вернуться — еще того горше.

Сельма… Алекс… Они ждут его, он им нужен.

Так все возможные решения оказывались одно другого хуже. Никогда в жизни не чувствовал он себя таким несчастным и беспомощным. И таким замерзшим…

Бьорн был не из тех, кто взывает к небесам. Всю жизнь до похищения Бриско он полагался на свои сильные руки, на свое мужество и на человеческий разум. Но здесь и сейчас ни от чего этого помощи ждать не приходилось. Он поднял глаза к небу, где по-прежнему в дикой пляске неслись тучи, и поручил себя его покровительству.

Потом, сам толком не зная, что собирается предпринять, выбрался из рва. Идти по открытой местности он поостерегся и двинулся, не ведая о том, тем же путем, что и Брит, через скалы и кустарник. Добравшись до стены и прикинув на глаз ее высоту, он вынужден был признать очевидное: с голыми руками ее не преодолеть. Он пошел вдоль стены, туда, где с задней стороны парка к ней подступал лес. Его надежда найти дерево, с которого можно перелезть на стену, не оправдалась. Деревья начинались слишком далеко. Но он пошарил в подлеске и нашел то, что надо: длинный и крепкий сук, обломавшийся, видимо, под тяжестью снега или от ветра. Он подтащил этот сук к стене, прислонил к ней и полез. Руки и ноги закоченели, и каждое движение причиняло боль. Мерзлая кора словно заживо сдирала кожу с ладоней и колен. С вершины сука он дотянулся до гребня стены, ухватился за него и, к собственному удивлению, довольно легко взобрался наверх.