И у Вас есть ещё целых два дня, чтобы в этом удостовериться и собрать деньги, — мрачно усмехнулся он. — Так что, милочка моя, внимательно читай пункты учредительного договора.

— Ну а если мы его предоставим, этот Ваш уставной фонд? — тихим, безцветным голосом спросила Маша.

— О-о! — расплылся в фальшивой улыбке Голова. — Город, в нашем лице, просто расторгнет учредительный договор с Вами. И всё! Мы просто изымем свою часть уставного капитала, а уж дальше вы можете сами разбираться с тем, что у Вас там останется, — насмешливо заметил он, с вальяжным видом откидываясь на спинку удобного кресла.

— Верните нам наши деньги! — резко хлопнул по столу ладонью Староста, глядя на Машу злыми, горящими каким-то нездоровым лихорадочным блеском глазами.

— Вы так уверены, что там после этого что-то останется? — стиснув зубы и постаравшись справиться с распирающей её изнутри злостью, сухо поинтересовалась Маша. — После того, как вы сами же выгребли из банка кучу полновесного золота под залог каких-то своих дурацких бумажек, ценность которых и тогда то казалась мне весьма и весьма сомнительной. Теперь же, в свете ваших неожиданных требований, я настроена совсем по иному оценивать проведённую вами операцию по извлечению из банка наличных средств.

Да к тому же вам прекрасно известно, что весь капитал не лежит мёртвым грузом в хранилище. Деньги должны работать и они работают. В банке нет денег и вытащить их в два дня задача просто не реальная. Дайте хотя бы неделю. Я не прошу месяц, дайте хотя бы неделю.

— Что ты всё цепляешься к тем бумагам? — недовольно пробурчал Голова, невольно вильнув взглядом и стараясь не встречаться глазами с рассерженной Машей. — Бумаги, как бумаги. Не лучше и не хуже любых других. И если они так тебе не нравились с самого начала, то нечего было их у нас скупать, — с отчётливо проступающим в голосе раздражением сухо заметил он. — В конце концов, никто тебя силком не.

— Покупала ваши бумажки не я. Это сработал прошлый наш управляющий, которого вы же сами и назначили.

Стиснув зубы, Маша попыталась хоть немного успокоиться. Чувствуя, что невольно начинает оправдываться и жалко выглядит, она пришла в ещё большее раздражение и начала понемногу заводиться от распирающей её изнутри злости.

— И вам прекрасно известно, что в то время лично от меня здесь ничего не зависело.

— Хватит канючить и оправдываться, — резко оборвал её Староста жёстким, холодным голосом. — У тебя было время во всём разобраться и если тебе что-то не нравится, то исправить. Ты ничего этого не сделала! Уж это-то мы успели выяснить, до Ваших чисток, — усмехнулся он. — Поэтому, завтра вечером в шесть часов пополудни предоставь нам наше золото. Не предоставите, опечатаем хранилище и назначим ревизионную комиссию по дележу наследства.

И ещё одно, госпожа управляющая, — решительно поднявшись, он окинул обеих сидящих напротив женщин внимательным, настороженным взглядом. Удостоверившись, что они обе достаточно прониклись и внимательно смотрят на него, он громким, чётко акцентированным хриплым голосом, громом разнёсшимся по всей террасе, чётко и внятно произнёс.

До окончания наших расчётов, госпожа Корнеева, до выяснения всех обстоятельств возникшего дела, постарайтесь никуда из города не исчезать. Ваши перемещения по городу мы никоим образом не ограничиваем, как и сношение со своим кланом, но выходить за пределы городских стен Мы Вам настоятельно не рекомендуем. Постарайтесь временно не покидать город. И ещё! Немедленно прекратите все выплаты. Иначе…, - прервавшись, Староста неприятно улыбнулся.

А чтобы вы часом не забылись, мы оставим на площади перед банком несколько наших ребят, чтобы они проследили за соблюдением сей Нашей настоятельной просьбы. Чтоб вы не растащили из хранилища банка то, что там ещё есть.

Не обращая больше внимания на красную от злости Машу, в бешенстве некрасиво беззвучно раскрывающую рот, он быстрым, решительным шагом, не оглядываясь на замешкавшегося Голову, вышел с террасы.

Аккуратно поставив стакан с недопитым чаем, Голова, посмотрев ему в спину, и, глядя на Машу, демонстративно пожал плечами, разводя руки и склонив голову в дурашливом поклоне, с кривой ухмылкой негромко попросил:

— Вы уж уважьте нас, Марья Ивановна.

Поднявшись со своего места, и, не обращая ни малейшего внимания на стоящую вокруг мёртвую, гробовую тишину и замерших неподалёку людей, Голова молча вышел следом за Старостой.

Долгое время после их ухода за столом и по всей террасе висела напряжённая, предгрозовая тишина, не нарушаемая никакими звуками.

— Он прав? — Изабелла, неожиданно нарушив молчание, вырвала Машу из состояния мрачной созерцательности, в которую она буквально свалилась после ухода городской старшины.

Я тебя спрашиваю, он прав, когда говорил о двух днях? — тихим, злым шёпотом, переспросила её Изабелла, увидев, что та начала постепенно приходить в сознание.

Дождавшись молчаливого обречённого кивка, Изабелла несколько секунд недоумённо смотрела на неё потрясённым, не верящим взглядом.

— Но как?! Как вы могли подобное подписать? Это же основа основ! Никогда не делать ничего подобного. Два дня! Да ни один банк, ни одно предприятие, ни один человек не может выполнить ничего подобного, чтобы не пойти по миру с сумой.

— Тогда всё казалось по другому, — тихо, безвольно откликнулась Маша.

Когда сидишь на трёх неподъёмных рюкзаках, битком набитых отборным жемчугом, за который тебе по первому же требованию отваливают кажущейся просто огромной кучу золота, на многое смотришь по иному. Кажется, что это такая мелочь, какие-то бумажки, какие-то два дня, а ты такая богатая и тебе всё, абсолютно всё доступно и всё позволено.

Маша, перевела на Изабеллу недоумённые, широко распахнутые голубые глаза и тихим голосом буквально прошептала.

— Кто ж знал, что стоит только заняться реальным делом, настоящим производством, как денег станет тут же катастрофически не хватать. А ещё эта дурацкая эпопея с винными заводами. А дороги? — недоумевающе пожала она плечами. — А выплаты по погибшим…

Сожрали всё что только можно, а в кошелёк не принесли ни копейки. И что самое интересное, теперь больше не принесут. И на кой тогда мы всё строим и строим?

Копейка — это монета такая мелкая, — вяло пояснила она недоумённо посмотревшей на неё Изабелле. — Там, — устало махнула она рукой. — У нас на Земле. Было.

Вот так тебя умело окунают с головой в дерьмо, — тихо вздохнула она.

У меня в землянке есть кое что, — решительно оборвала её тихие причитания Изабелла. — Можно ещё поскрести по сусекам. Может чего-нибудь и найдём. В конце концов, можно занять на стороне. У ящеров, они не откажут.

— На стороне не дадут, — с безнадёжным видом Маша тихо покачала головой. — Даже не думаю, а твёрдо знаю. У них наверняка всё уже договорено и просчитано. И твои капиталы будут единственные деньги, что мы сможем получить на стороне. Может ещё у ящеров, — вяло пробормотала она.

Больше никто, ничего нам не даст, — тихо, едва слышно прошептала она. — Вот увидишь. Как только станет известно о требовании городской старшины, так сразу же все остальные мелкие вкладчики побегут в кассу, изымать свои вклады.

Придётся снова залазить в загашник, — тяжело вздохнула она. — Этот жемчуг, прям наша палочка-выручалочка какая-то.

— Треть цены, — негромко перебила Изабелла тихие, невнятные сетования Маши.

— Что? — повернулась к ней та неверяще.

— Треть цены, — повторила Белла злым голосом в ответ на вопросительно недоумевающий взгляд.

В подобных конфликтных случаях жемчуг и самоцветы всегда идут за треть цены, — негромким, злым голосом пояснила она. — Это закон.

В случаях принудительного расчёта с заимодавцами стоимость жемчуга и самоцветных камней определяется в треть цены, — тяжело вздохнув, снова повторила она словно замороженной Маше, глядя в её широко распахнувшиеся от изумления глаза. — Для компенсации дополнительных затрат заимодавца. Это общее правило и это все знают.