— По крайней мере, они меньше размером. На этот раз не с брумака. — Она взглянула на часы. После утреннего купания с внутренней стороны стекла конденсировалась вода. — Может, они окажутся объединяющим фактором и теперь бродяги перестанут рваться перерезать нам глотки.

— Ага, парни Треску именно этого и добились.

— Прескотту надо было с самого начала выгнать отсюда бродяг.

— Но он этого не сделал. Поэтому нам придется с ними мириться.

— У тебя душа добрее, чем у меня, Маркус.

Маркус фыркнул. Этот звук у него был эквивалентен смеху.

— Есть подонки более или менее безобидные, а есть такие, которых надо давить на месте.

Берни осушила стакан:

— Мне пора.

— Ты на дежурство?

— К Хоффману.

— А-а-а, — ответил Маркус, не отводя взгляда от топора Саранчи, висевшего на стене над стойкой. Бэрд добыл этот топор в бою и потом подарил его Берни. Андерсен обустроил бар вместе с Росси, и каждая вещь здесь была добыта ценой крови. — А-а-а.

— Когда доживешь до моих лет, то поймешь, что ждать — чертовски глупо, — ответила она. — Пора жить своей жизнью, Маркус. Молодость никогда не вернется.

Он лишь проворчал что-то неразборчивое в ответ. Он понял, что и кого она имела в виду:

— Угу.

Берни и сама не знала, кого ей жалко сильнее, его или Аню. Она направилась к зданию штаб-квартиры, размышляя о том, как развернулись бы события, если бы Елена Штрауд или Адам Феникс остались в живых и успели бы вбить своим детям в голову хоть немного ума. Найдя окно кабинета Хоффмана, она заметила свет. Придется вытаскивать его оттуда силой.

Ступени черной лестницы громко скрипели, но ничего: если бы она пошла через главный вход, ее заметила бы вся база. Добравшись до нужной площадки, она хотела было открыть дверь, но услышала голоса.

«Черт! У него там кто-то есть».

Берни в нерешительности постояла под дверью, размышляя, стоит ли уйти и вернуться позже. Но осталась. В кабинете ссорились. Чем дольше она слушала, тем сильнее ей хотелось остаться. Она ждала, сама не зная чего, и в конце концов спряталась в небольшую нишу за дверью.

Там был Прескотт — и он орал.

— Бога ради, о чем вы думаете! — надрывался он. — Нельзя просто так взять и заглушить их передатчик. У вас нет полномочий на это!

— У меня есть все полномочия, черт побери! — Голос Хоффмана превратился в сдавленное рычание; это означало, что он готов сорваться. — Я командующий армией! У нас одна армия и один флот. Мы не поручали оборону государства кучке животных, занятых личной местью. Мне плевать — пусть они хоть гадят буровыми платформами. Либо я командую всей армией, либо не командую вообще. Выбор за вами, господин Председатель.

— Вы что, угрожаете мне отставкой?

— Я не могу выполнять свою работу, пока вы орудуете у меня за спиной. Занимайтесь политикой, вырабатывайте цели. Тактику оставьте мне.

Последовала продолжительная тишина — примерно секунд пять. Берни уже решила, что следующим звуком, который она услышит, будет хруст костей.

— Мне очень не хочется вносить раскол в наши ряды, господин Председатель, но в этом я согласен со своим краснолицым коллегой. — Это был голос Майклсона. Берни только сейчас догадалась о его присутствии. — Совершенно неприемлемо, чтобы эти гораснийцы превратились в армию внутри армии. Или флот, если уж на то пошло. По договору мы предоставляли им убежище в обмен на топливо и нашим условием было присоединение к КОГ. Я уже не говорю об их обращении с бродягами.

— За последние двадцать шесть часов они уничтожили три склада взрывчатых веществ и ликвидировали пятнадцать бандитов, — сказал Прескотт. — Не припомню, чтобы вам удалось добиться чего-то подобного.

— Я не пытаю мальчишек! — рявкнул Хоффман. — И не сваливаю трупы в кучу перед вдовами. Хотя это, конечно, немного ускоряет процесс, господин Председатель.

Майклсон снова вступил в разговор:

— Необходимо привести их в чувство. Если мы не сделаем этого сейчас, в дальнейшем напряженность усилится. Вы потеряете контроль над ситуацией.

Берни вынуждена была отдать Майклсону должное. Он знал, как привлечь внимание Прескотта. У него было гораздо больше дипломатических способностей, чем у Хоффмана, — он любил эти игры. Хоффман же сразу терял терпение. Ему всегда хотелось взять крепость приступом.

«Ты слишком честен, Вик. Прескотт тебя разжует и выплюнет».

— Очень хорошо, — наконец проговорил Прескотт. — А что, если Треску откажется выдавать нам горючее?

Майклсон рассмеялся:

— Господин Председатель, у него изолированная буровая платформа, нет вертолетов, все население живет у нас за забором. Может, я что-то упустил?

— Черт бы вас побрал, нельзя ли подумать о более важных вещах? — перебил его Хоффман. — Светящиеся. У нас завелись Светящиеся. Они не на материке, но у нас под носом! Я могу на какое-то время забыть о бродягах, их бомбах и даже о Треску, но нельзя забывать о том, что мы только что обнаружили.

— А меня больше интересует, что или кто потопил фрегат Треску, — возразил Майклсон. — Потому что взрыв светящегося угря — это не ответ.

— Когда получите сведения, — сказал Прескотт, — и оцените угрозу, то доложите мне. Кстати, мне нужна личная охрана — мне надоело ходить по Нью-Хасинто, шарахаясь от камней, которые бросают отдельные несознательные элементы.

Доски заскрипели — кто-то шел к двери. Берни вжалась в стену и затаила дыхание, чувствуя себя полной идиоткой и жалея о том, что не постучала в дверь, — она обнаружила бы в кабинете тех двоих и просто ушла бы. Но она не сделала этого.

Дверь распахнулась, и мимо нее пронесся Прескотт. Он не заметил Берни. Теперь надо было дождаться ухода Майклсона, и можно будет долго-долго болтать с Хоффманом. Дверь осталась приоткрытой, и она теперь лучше слышала разговор.

— Козел! — пробормотал Хоффман.

— Не волнуйся, мы с ним разберемся. Дай ему солдат для охраны, пусть изображает государственного деятеля перед Треску. Это его займет на какое-то время.

— Почему его не волнуют Светящиеся?

— Он же политик. Дальше своего носа не смотрит, думает только о борьбе за территорию — они все такие. Как только почует интриги и всякие склоки, делается сам не свой.

— У меня куча времени и сил уходит на эти пререкания. Я буду делать, что и как считаю нужным, пока он меня не пристрелит.

— Тебе надо поспать.

— Только не говори мне, что утро вечера мудренее.

— Утром, — заявил Майклсон, — я отправлю Гарсию на «Милосердном» поплавать тут вокруг. В конце концов, для чего у нас подводные лодки?

Берни уже казалось, что Майклсон никогда не уйдет, но наконец дверь снова открылась и капитан, насвистывая, сбежал по ступенькам. Подождав минуту, Берни постучала в открытую дверь и вошла.

— Ты как раз вовремя, — сказал Хоффман. Он спрятал бумаги в древний сейф, вделанный в стену, и выключил настольную лампу. Затем пошарил в ящике стола и вытащил бутылку без этикетки, наполненную прозрачной жидкостью соломенного цвета. — Специальная партия от Диззи. Не знаю, кому из нас больше нужно выпить, тебе или мне.

— Я слышала ваши разговоры, — начала Берни. — И подумала, что ты должен это знать. Я видела эту чертову тварь, Вик. Помнишь фильм ужасов, где грибы, изменяющие свою форму, заполонили всю Эфиру? Так вот, она вроде них.

— Думаешь, я недостаточно волнуюсь?

— Нет, ты относишься к этому точно так же, как Маркус.

— То есть я угрюмая сволочь, которая в упор не видит свою женщину?

— Очень смешно.

Теперь Берни поняла, что Хоффман охвачен яростью и страхом. Он никогда не шутил.

— Послушай, я не знаю, сколько в океане миллиардов кубометров воды, но их там целая куча; последний раз мы видели Светящихся в Хасинто, а считать я умею. Либо у них есть определенная цель, то есть этот остров, либо они с самого начала здесь плавали. Одно другого не лучше.

— Согласна, — ответила она. — Третьего не дано. Но больше всего мне не нравится пропавший фрегат. И поскольку я знаю, что Треску — лживый подонок, имеющий неизвестные нам цели, думаю, что он кое-чего недоговаривает.