Бейли вздрогнул и, чуть откинувшись, растерянно посмотрел ей в Глаза.

— Нет, этого я не помню. О чем ты? Что я сделал?

— Но я же сказала: ты вдруг сел на кровати.

— Да-да. Но еще что? — Его сердце учащенно билось — наверное, так же часто, как ночью, когда Глэдия прилегла к нему на плечо. Три раза он словно бы устанавливал правду, но в двух первых случаях он был один, а прошлой ночью — когда это случилось в третий раз, — с ним была Глэдия. Свидетельница.

— Больше ничего, Элайдж. Я спросила: «Что с тобой, Элайдж?» Но ты словно не услышал, а только повторил два раза: «Знаю! Знаю!» Ты говорил неясно, и глаза у тебя ничего не видели. Я даже немножко испугалась.

— Я сказал только это? Иосафат! Глэдия, неужели я ничего не добавил?

— Больше я ничего не помню, — Глэдия сдвинула брови. — Ты сразу снова лег, а я сказала: «Не бойся, Элайдж. Не бойся. Ты в безопасности». Я тебя погладила, И ты опять уснул и… и захрапел! Я никогда не слышала, как храпят, но было очень похоже на описания. — Она чуть улыбнулась.

— Послушай, Глэдия! — настойчиво сказал Бейли. — Ты говоришь, я пробормотал: «Знаю! Знаю!» Но я не объяснил, что именно я знаю?

Она снова сдвинула брови:

— Не помню… Подожди! Ты, правда, добавил совсем тихо: «Он успел раньше».

— «Он успел раньше»… Я это сказал?

— Да. Я решила, что ты говоришь про Жискара — что он успел раньше тех роботов, что ты опять испугался, не похитят ли тебя, что ты вспомнил, как ждал в лесу во время грозы. Да-да! Потому-то я и гладила тебя, повторяя: «Не бойся, Элайдж! Ты в безопасности!» — пока ты не уснул.

— «Он успел раньше». «Он успел раньше». Теперь не забуду! Глэдия, спасибо тебе за прошлую ночь. И спасибо за этот наш разговор.

— Но что важного в том, что Жискар успел найти тебя первым? Так и было.И ты это знаешь.

— Нет, Глэдия, тут что-то другое. Что-то, о чем я вспоминаю только когда мое сознание отключается.

— Так в чем смысл?

— Толком не знаю, но раз я это сказал, какой-то смысл тут есть. И у меня остается час, чтобы успеть разобраться. — Он встал. — Мне пора.

Он шагнул к двери, но Глэдия бросилась к нему и крепко его обняла.

— Подожди, Элайдж!

Бейли поколебался, потом нагнулся и поцеловал ее. На долгое мгновение они застыли, обнявшись.

— Но я тебя еще увижу, Элайдж?

— Не знаю, — тоскливо ответил Бейли. — Надеюсь, что да.

И он ушел на поиски Дэниела с Жискаром, чтобы как следует подготовиться к предстоящей встрече.

Бейли шагал через луг к дому Фастольфа. Ему было все так же грустно.

Роботы шли справа и слева от него. Дэниел казался спокойным, но Жискар, подчиняясь данным ему инструкциям, все так же бдительно оглядывал окрестности. Бейли спросил:

— Как зовут председателя Законодательного собрания, Дэниел?

— Не знаю, партнер Элайдж. В тех случаях, когда о нем говорили в моем присутствии, его называли просто «председатель». При обращении к нему говорят «господин председатель».

— Его зовут Рутилен Хордер, сэр, но официально его имя нигде не упоминается. Употребляется только титул. Это подчеркивает преемственность правительства. Люди занимают этот пост на определенный срок, а «председатель» существует всегда.

— Но данный председатель — сколько ему лет?

— Он уже не молод, сэр, Ему триста тридцать один год, — ответил Жискар с типичной молниеносностью.

— Здоровье у него хорошее?

— Насколько мне известно, сэр.

— Какие-нибудь особенности характера, о которых мне полезно было бы узнать заранее?

К этому вопросу Жискар явно не был готов. Он сказал после паузы:

— Затрудняюсь ответить, сэр. Он занимает свой пост второй срок и считается компетентным председателем, много работает и добивается результатов.

— Он вспыльчив? Терпелив? Не терпит возражений? Внимателен?

— О подобном вы должны сами судить, сэр.

— Партнер Элайдж, — вмешался Дэниел, — председатель — выше личных пристрастий. Он справедлив и беспристрастен по определению.

— В этом я уверен, — пробурчал Бейли. — Но определения — это абстракция, как и титул «председатель», а индивидуальные председатели — с именами — это конкретные люди, предположительно с собственными особенностями.

Он покачал головой. Вот и у него появилась особенность: три раза он что-то осознавал и трижды забывал, а теперь ему известны собственные слова по этому поводу, а толку никакого.

«Он успел раньше».

Кто успел раньше? Когда?

Ответа Бейли не находил.

Бейли увидел, что Фастольф ждет его в дверях, а сзади мается робот, словно огорченный тем, что не может встретить гостя, хотя это его функция.

(Вечная человеческая манера — приписывать роботам человеческие побуждения и реакции. На самом деле он не мается, не испытывает огорчения — или каких-либо других чувств, а только легкие колебания позитронных потенциалов из-за того, что он был запрограммирован принимать и оглядывать посетителей, но не мог выполнить свое назначение, не оттолкнув Фастольфа, а сделать этого он также не мог, поскольку отсутствовала достаточно веская причина. А потому он снова и снова делал шаг вперед и пятился, отчего создавалось впечатление, будто он мучится.)

Бейли поймал себя на том, что рассеянно уставился на робота, и с трудом заставил себя перевести глаза на Фастольфа. (Ну почему он все время думает о роботах?)

— Рад снова с вами свидеться, доктор Фастольф, — сказал он и протянул руку. После того что произошло между ним и Глэдией, легко было забыть, что космониты избегают физического соприкосновения с землянами.

Фастольф замялся, потом воспитанность взяла верх над благоразумием, он взял протянутую руку, на мгновение задержал в своей и тут же отпустил.

— Я еще больше рад, что вижу вас, мистер Бейли, — сказал он. — То, что вам пришлось перенести вчера вечером, очень меня встревожило. Гроза была не слишком сильной, но не могла не ошеломить землянина.

— Так вы знаете, что произошло?

— Дэниел и Жискар ввели меня в курс. Мне было бы легче, явись они сразу же сюда, с тем чтобы потом доставить сюда и вас, но их решение опиралось на то, что дом Глэдии находился ближе к месту поломки машины, а ваш приказ был абсолютно категоричным и безопасность Дэниела вы поставили выше своей. Они верно вac поняли?

— Да, Я принудил их оставить меня там.

— Но было ли это разумно? — Фастольф уже проводил его в гостиную и указал на кресло.

Бейли сел.

— Этого требовали обстоятельства. За нами гнались.

— Жискар сообщил об этом. И еще он сообщил…

— Доктор Фастольф! — перебил Бейли. — Извините, но времени остается мало, а я должен задать вам несколько вопросов.

— Прошу вас, — тотчас сказал Фастольф с обычной своей любезностью.

— Меня уверяли, что свои исследования функций мозга вы ставите превыше всего, что вы…

— Разрешите, я договорю, мистер Бейли. Я не позволю ничему встать на моем пути, я абсолютно беспощаден, не признаю никаких этических или нравственных обязательств, не остановлюсь ни перед чем, оправдаю что угодно, если это нужно для моих исследований.

— Да, именно.

— Кто вам это сказал, мистер Бейли? — спросил Фастольф.

— А это имеет значение?

— Возможно, что и нет. К тому же догадаться не трудно. Моя дочь Василия, я это твердо знаю.

— Может быть, — ответил Бейли. — Но я хотел бы знать, верна ли такая оценка вашего характера.

— Вы ждете от меня честного ответа о моем характере? — грустно сказал Фастольф. — В чем-то эти обвинения соответствуют истине. Я действительно придаю своей работе огромную важность и действительно испытываю потребность приносить ей в жертву все и вся. Я пренебрег бы общепринятыми понятиями морали и этики, если бы мог. Но не могу. И в частности, если меня обвинили в убийстве Джендера ради моих исследований человеческого мозга, я категорически это отрицаю. Я не убивал Джендера.