— На болотах нам бояться нечего, — презрительно рыкнул гончий. — Здесь не ищут пропавшую родню, и волшебники не приходят сюда спасать заблудившихся учеников. Нижесредние торфяники — утроба, где рождается уныние, и мы — ее чада. Мы целиком отдались скорби, только это и позволило нам выжить. Скорбь поглотила наши души. Не пытайтесь взывать к лучшим чувствам, поскольку мы ими не отягощены. Хотя, должен признать, в вашем присутствии мы чувствуем себя лучше. Не так уж часто удается набрести на еду, которая еще не успела протухнуть.

— Все это не объясняет, кто вы такие.

За спиной Банкана выдры лихорадочно сочиняли стихи.

— Как видишь сам, мы псы. — Вожак махнул лапой. — Псы, которые вторгаются в сны и гоняются за тобой в кошмарных мирах. Это наш вой ты слышишь, когда смыкаешь веки, это наш рык заставляет тебя вздрагивать и тяжело ворочаться под одеялом, это наш нежданный пронзительный лай ты принимаешь за брех соседской шавки. — Он указал саблей. — Вот стоит собака Майтевилей, а рядом с ней — собака Тунервилей. Слева томится в ожидании собака Кентервилей.

Он неторопливо перечислил всех членов шайки.

Путникам это подарило несколько драгоценных минут.

— Что-нибудь придумали? — прошептал Банкан выдрам.

— Что тут придумаешь? — Поддавшийся отчаянию Граджелут закрыл лапами мохнатую морду. — Все потеряно. Это не простые разбойники. Чтобы их одолеть, одной музыки мало. На их стороне — тоска и безысходность. — Он тяжело вздохнул. — Столько труда, вся жизнь отдана борьбе. И каков итог? Угодил на обед к собакам. Что за бесславный финал?! Простите, друзья, что я довел вас до этого скорбного...

— Еще не довели, — перебил Банкан. — Мои друзья что-нибудь придумают.

— Чувак, на меня не надейся, — беспомощно сказал Сквилл.

— И на меня, — добавила Ниина. — А как насчет тебя, а, Банкусь? Можа, сочинишь?

— Я же не певец!

— Ну, хоть слова подскажи. Дай тему, идею, хоть че-нибудь.

— Я в собаках ничего не смыслю, — в отчаянии прошептал он. — Всю жизнь учился на дуаре играть, а не... — Вдруг он кое-что вспомнил и оборвал фразу. — Есть одна старая песенка. Ее Джон-Том пел, когда я был молод. В смысле маленький. Детская песенка. Тогда она мне дурацкой показалась, но, может, тут подойдет. А больше ничего не придумать.

— Не время спорить, — рассудил Сквилл. — Попытка — не пытка.

Пальцы Банкана впились в дуару.

— Это не рэп, — предупредил он.

Ниина ответила с волчьей улыбкой:

— Рэп — наша забота. Давай клепаные слова, а мы их обработаем.

— Ну, это примерно будет так...

Он шепотом изложил, что помнил из сахариновой песенки.

Сквилл выразил сомнение:

— Кореш, ты не будешь в обиде, ежели я скажу, что мотивчик не больно-то волшебный?

— Переложи на рэп, — потребовал Банкан. — А я сыграю. Выбирать не из чего, надо попробовать.

Он указал на вожака, который уже заканчивал церемонию знакомства.

— А я, — произнесла тварь богатырского телосложения, — собака Баскервилей.

Банкан нахмурился.

— Кажется, я о тебе что-то слышал.

Псу это явно польстило.

— Стало быть, наша репутация известна даже за пределами болот. Приятно, но вряд ли неожиданно. Густые туманы и редкие ветры Нижесредних болот далеко разносят слухи. — Он поднял саблю. — Теперь вы знаете, кому выпало счастье пообедать вами, и можно приступать. Пора от беседы переходить к разделке туш. Не надо так дрожать, мы не жестоки и постараемся закончить побыстрее. Как только вы поймете, что сопротивление не только бесполезно, но и чревато болезненными ощущениями, просто сцепите лапы за спиной и вытяните шею параллельно земле. Я лично удостою вас обезглавливания. Мои коллеги в таких делах не всегда аккуратны.

Он шагнул к фургону, но Банкан остановил его взмахом руки.

— Погоди! Одна песенка перед смертью! Если считаешь себя великодушным, позволь нам последнее желание.

Гончий нахмурился.

— Музыка здесь как-то не прижилась, она раздавлена тяжестью уныния. Но если предпочитаете песенку драке, будь по-вашему.

— Ну, спасибо, — сказал Сквилл. — Я и сам считаю: помирать, так с музыкой.

Он отложил лук со стрелой.

— Только покороче, — предупредил гончий. — У меня в животе бурчит.

Банкан заиграл. Выдры запели, вспоминая слова, ловко меняя их местами и переиначивая. И получился рэп, не похожий ни на что из их прежнего творчества:

На мордах псов читались скука и недоумение, но Банкан знай себе нанизывал аккорд на аккорд, оказывал музыкальную поддержку необычным стихам, придавал им несокрушимую ударную силу, каковая непременно изумила бы сочинителя оригинальной версии.

Однако ничего не произошло. Не материализовалась огромная хищная собака из иного измерения, чтобы до смерти перепугать разбойников, не вылезли из трясины клыкастые звери, алчущие разделаться с каннибалами в индивидуальном порядке, не появился агрессивный инструмент наподобие гигантского молота.

— Души вкладывайте! — зло прошипел Банкан товарищам.

Ниина ответила неприличным жестом, родившимся от союза беспомощности и отчаяния.

«Вот и все, — устало подумал Банкан. — Едва покинули дом, как нашли свой конец. Стоило обратить в бегство нескольких заурядных лесных татей, и ты возомнил, что тебе покорится весь мир. Какая нелепая и жалкая кончина!»

Вдруг между фургоном и вожаком начал сгущаться красный с багровым отливом туман. Тягловые ящерицы тронулись с места, шипя и плюясь от страха. Граджелуту, чтобы образумить их, пришлось взяться за вожжи. Гончий отскочил назад, вскинул саблю. Его подельники нервно перешептывались.

— Эй! Что бы тут ни происходило, пойте! — велел друзьям Банкан.

Не было нужды подстегивать выдр. Они уже обуздали мелодию и теперь насаживали куплет на куплет, войдя в своеобразный транс.

Неужели действует чаропение?

Туман бесцельно клубился, вытягивал жгутики, словно искал, за что бы зацепиться, где бы пустить корни.

Вдруг появилось свечение. Возникали бесформенные силуэты, постепенно проявлялись тела, обладающие плотностью и весом. Они не блистали доспехами и не размахивали оружием. Если на то пошло, их облачение предназначалось не для сокрытия прелестей, а для подчеркивания оных. И для соблазна. Банкан насчитал добрую дюжину призраков, ровно по одному на каждого члена прожорливого круга. И хотя не все они были гончими, каждый откровенно демонстрировал собачью похоть. Даже не искушенному в таких делах юноше их шелка и бархат показались провокационными.

Вдобавок ко всему каждая из вновь прибывших находилась в разгаре течки.

Появление дюжины соблазнительных шлюх подействовало на псов, подобно апокалипсическому грому небес. Разбойник со шрамом на морде выронил из онемевших пальцев меч. С предельно глупой миной он побрел в гостеприимные объятия ближайшей красотки. Она ловко обвила его лапами, и Банкан сразу понял, что это профессионалка.

Вожак пытался спасти застигнутую врасплох шайку. Но напрасно он кричал и раздавал тумаки. Внезапно высокая, безупречно причесанная афганка метнулась вперед и ласково чмокнула его в шею. Он вскинул саблю, но глаза уже опустились, нос конвульсивно задергался. Он был побежден.

— Гоните! — яростно прошептал Банкан загипнотизированному торговцу, не замедляя порхания пальцев по струнам.

Граджелут оторопело посмотрел на него, но в следующий миг опомнился и яростно взмахнул вожжами. Ящерицы медленно двинулись вперед, повозка заскрипела и застонала.