Отражение говорило о крайней неумеренности во всем. Этот сластолюбец ел до отвала, пил до чертиков, не отказывал себе ни в наркотиках, ни в ласках слабого пола — да ни в каких удовольствиях вообще. Несмотря на признаки старческого слабоумия, не узнать эту распутную личность было невозможно — Мадж.

Джон-Том с тревогой следил, как Мадж медленно сползает с кресла. Виджи молча крепко обняла его, а Мадж погладил ее затылок.

— Ну-ну, любашка, нечего так огорчаться.

— Неужто тебя не волнует такое? — спросил Джон-Том.

— А чего мне волноваться? — Мадж оглядел встревоженные лица друзей. — Я завсегда себя таким и видел. И потом, тут показано, какой я сейчас, а не чем я кончу. Так что выше головы! Ваши вытянутые лица, вот что меня подавляет больше всего. Теперь твоя очередь, Джон-Том.

— Вот уж не знаю...

Видение дряхлого выдра все еще стояло у Джон-Тома перед глазами. Что-то зеркало скажет о нем самом?

— Вперед, — с непривычной напористостью подал голос Перестраховщик. — Мы все сделали это, и ты должен. Ведь ты же не боишься того, что можешь увидеть?

— Боюсь.

— Смелее решайся, приятель! Не исключено, что узришь нормальное отражение, как Перестраховщик.

Теперь, когда трое его спутников испробовали зеркало на себе, идти на попятную поздно. Джон-Том поневоле уселся в кресло, поднял глаза и с беспокойством уставился в стекло.

Челюсть у него отвисла, и юноша нервно повертел головой — но ничего не изменилось.

— Джон-Том, ты в порядке? — тревожно спросила Виджи. Не дождавшись ответа, она повернулась к Маджу. — Что случилось? Что мы сделали не так?

— Можа, и ничего. Можа, нам просто не по зубам истолковать, что к чему. — Он крепко обнял подругу. — Не всякий ответ дается так уж просто.

Отражения в зеркале не было вовсе. Перестраховщик подался вперед и увидел себя, а чуть подальше — выдр. Но Джон-Тома с равным успехом могло и не быть в комнате. Енот помог ему подняться с кресла. Потрясенный юноша навалился на туалетный столик, старательно избегая контакта с возвышавшимся в центре затуманенным стеклом.

— Что бы это могло значить? Может, на самом деле меня здесь нет? Может, я и не существую вовсе? — Он ощупал грудь и ноги. — Вроде бы настоящий. Вроде бы нахожусь здесь.

— Можа, это значит, что по-настоящему ты еще не проявился, — попытался помочь Мадж. — Можа, до полноты картины чегой-то недостает. Дьявол, я завсегда думал, что у тебя винтиков не хватает.

— Мадж, мне не до шуток. Я напуган.

— Значица, самое время шутить. Во, давай пока подумаем о чем-нибудь другом. Вряд ли ты растворишься в воздухе. — Он обвел взглядом комнату и наткнулся на кубок. — Спорю на что угодно, что эта щербатая посудина болтает!

Снова взяв кубок, как в прошлый раз, Мадж вертел его так и этак, но не дождался ни слова.

— Ты проиграл, — констатировала Виджи.

— Када споришь сам с собой, милашка, проиграть невозможно, — возразил Мадж и понюхал содержимое кубка. — По запаху — дождевая вода. Надо думать, с потолка натекло. Жаль, что тут нет чего покрепче.

— У меня от этих потрясений в горле так пересохло, что я не стану привередничать.

Джон-Том взял кубок, мельком заглянул внутрь, чтобы убедиться, что там только вода, и с наслаждением выпил все до дна.

Он уже собирался поставить кубок обратно на столик, когда сосуд наполнился пульсирующим голубым дымом.

— Да будет вам ведомо, я — Единственный Истинный Кубок. Да будет ведомо стоящему предо мною, что я утоляю не только жажду плоти, но и жажду разума.

— Любопытно... — Джон-Том повертел в руках опустевший сосуд. — «Жажда разума». Что бы это могло значить?

Он снова заглянул внутрь и услышал голос во второй раз:

— Остерегайся растения моква.

Голубой дым рассеялся, оставив свежую порцию воды.

— Ну, — сказал Мадж, — «Остерегайся растения моква» — это вам не хухры-мухры!

— Что еще за моква?

Выдр показал колечко из большого и указательного пальцев.

— На нем примерно такие чашечки, полные мошек, а те жутко кусаются, вот так. Мне не нужна говорящая посуда, чтоб узнать это, — с презрением бросил он, — но я хочу пить. Дай-ка мне.

Джон-Том вручил Маджу кубок, и тот опорожнил его одним махом.

— Пусть совет оставляет желать лучшего, но водица недурна!

Кубок снова заговорил.

— Избегай траурного лескара.

— Это меня добило, — скроил рожу Мадж. — Народ, кто-нибудь знает, кто такой траурный лескар?

Виджи и Перестраховщик одновременно покачали головами.

— Эй там, поторопитесь! — подал голос Тейва.

— Минуточку! — ответил Джон-Том и посмотрел на спутников. — Ну так что, никто не знает о траурном лескаре?

— Впервые слышу, — признался Мадж.

— Ну, как бы то ни было, лучше не попадаться ему на глаза. — Оглядев кубок, Джон-Том поверх него посмотрел на даму. — Виджи, ты?

— Как ни странно, меня охватила внезапная жажда.

Она улыбнулась и взяла кубок.

Глядя, как она прихлебывает, Мадж заметил:

— Ну вот, хоть чтой-то полезное. Ежели эту рюмку-переросток переплавить, будет с четверть фунта золота.

— Мадж, да как ты можешь думать о переплавке столь уникального волшебного изделия только ради денег? — поразился Джон-Том.

— Потому что я во всем вижу деньги, вот почему.

— Представь, что умираешь от жажды посреди безводной пустыни, а этот сосуд может поить вечно!

— Ну да, представь, что я разоряюсь в Поластринду, — не смутился Мадж, — а за счет этого золотого сосуда я смогу пить вечно.

— Джон-Том прав, — укоризненно заметила Виджи. — Волшебные предметы не расплавляют.

Кубок опустел в третий раз. Пока он наполнялся, прозвучал голос:

— Покупай акции IBM за 124.

Джон-Том заморгал. Неужели кубок черпает информацию и в его мире? Взяв кубок у Виджи, он осторожно сунул его в заплечный мешок.

— Потом решим, что с ним делать, но он наверняка на что-нибудь сгодится. Пошли, пока Тейва не упорхнул без нас.

Они проползли под балкой. Ноздри жеребца затрепетали.

— Чую воду. Я бы выпил.

— Перестраховщик, будь добр, поднеси ему кубок, — вздохнул Джон-Том.

Енот послушно подержал кубок, пока конь пил, а когда укладывал, снова раздался голос:

— Решение проблемы национального долга заключается в...

Остальное заглушили мягкие вещи, лежащие в мешке.

Чужим умом не проживешь, подумал Джон-Том. Уж лучше бы сказал, как добраться до Стрелакат-Просада.

Утром следующего дня взмахи крыльев стали существенно реже; жеребец, сотни миль несший на своей спине четверых друзей, начал сдавать. Если силы неожиданно изменят ему, придется садиться прямо на океан. Далеко ли еще до Чеджиджи?

— Извините, — сказал Тейва, — но что-то мне нехорошо. У вас там случайно не осталось того белого порошка, нет?

— Хоть бы и остался — тебе сейчас нужна пища, а не это. Ты измотан, Тейва, и очередная встряска может тебя доконать. Ты еще можешь лететь?

— Не знаю. — Жеребец то и дело вскидывал опускающуюся голову. — Как-то внезапно устал. Слабею. Теряю высоту, — глотая окончания, признался он, резко провалился на несколько ярдов и начал мучительно тяжело подниматься.

— Смотрите! — Подавшись вперед, Перестраховщик показывал направление. — Там что-то есть или мне померещилось?

В море вдавалась узкая полоска земли; широкий пляж обрамлял зеленый полуостров, будто кайма на старушечьем воротничке. В дальнем конце полуострова пестрели неровные красно-коричневые пятнышки. Дома, оживился Джон-Том. Это легендарный Чеджиджи, иного и быть не может. Иного и быть не должно.

— Придется нам плыть, — сообщил Тейва, неуклонно теряя высоту.

— Черта лысого! Не для того мы сюда добирались и преодолели столько трудностей, чтобы прибыть мокрыми до нитки. Расправь крылья, Тейва, просто расправь и держи. Можно лететь и так. Спланируй туда.

— Попробую.

Распахнув пестрые крылья во всю ширь, Тейва начал полого снижаться к полуострову, поддерживаемый восходящими от нагретого берега потоками воздуха.