— О други мои! — взвыл выдр. — Тока не надо заливать старине Маджу про этику. Тока не сейчас! — Он подхватил набитый белым порошком пакет. — Да ты знаешь, на скока тянет вот это зелье? В каком-нибудь Поластринду или Снаркене за щепотку нос отдадут, так сказать. Да нам с Виджи, нам не придется работать до самой смерти.

Джон-Том был непреклонен.

— Не для того я в битвах прокладывал себе дорогу в этом мире и учился чаропению, чтобы пасть до сбыта наркотиков.

— Чудненько! Тада позволь пасть мне. Да я лучший падатель из всех, кого ты видал. Да и потом, не одному тебе решать. Это не твое царство, а ты не клепаный император.

— Знаю.

— У остальных стока же прав на эту добычу, скока у тебя. Мы чертовски намаялись, чтоб это заслужить, верняк!

— Мадж, вопрос не в том, сколько у кого прав. Важнее, что правильно, а что — нет. Обитатели этого мира не привыкли к таким мощным наркотикам.

— Кусачая роса есть кусачая роса, в каком мире ее ни возьми, — фыркнул выдр.

— Мадж, это опасное зелье. Я не хочу быть причастным к его распространению ни в малейшей степени.

— Нет проблем, кореш! Я сам о нем позабочусь.

— Мадж, Джон-Том прав.

— В каком это смысле он прав, милашка?! — Мадж, подскочив на месте, уставился на подругу. — По-моему, он не был прав с той самой поры, как выбрался из материного лона, и с каждым днем становится все неправее.

— Если он говорит, что это опасно, — Виджи указала на чемоданчики, — то я настроена с ним согласиться. В конце концов, это пришло из его мира, а не из нашего.

— Но, милашка, — взмолился Мадж, — разве ты не понимаешь, что это может для нас значить?

— Думаю, что да, понимаю. Мадж, я веду совсем не такую жизнь, как ты. — Она виновато поглядела на Джон-Тома. — Не все выдры такие неисправимые гедонисты, как мой разлюбезный Мадж. Кое-кому из нас ведомы высокие стремления и подобие морали. — Выдра в упор взглянула на своего милого. — Знаешь, что мы сделаем с этой иноземной отравой, сахарный мой?

Мадж отвернулся, скрывая муку.

— Не говори так, милашка, пожалуйста, не говори! Можа, оставим один пакетик?

Она покачала головой.

— Ну, полпакетика!

— Извини, Мадж. Я хочу начать нашу совместную жизнь на более высоком уровне.

— Чудненько. Ну, давай пару разочков нюхнем и...

Виджи схватила в каждую лапу по чемодану и, не в силах поднять их, поволокла по песку. Джон-Том с восторгом поспешил за ней к лагуне. Мадж ковылял рядом, то протестующе размахивая лапами, то заламывая их в мольбе.

— Не делай этого, Виджи! Ежели любишь меня, не делай!

— Я люблю тебя, Мадж, а ты, если хочешь доказать свою любовь, помоги мне.

— И не проси! Мешать не буду, хотя, клянусь всеми подземными силами, роющими тоннели, следовало бы! Но не буду. Тока не проси помочь.

— Вздор, нечего поднимать такой переполох. Вот. — Виджи опустила один чемодан. — Ты можешь сделать это, я знаю. Я знаю, сколько добра в твоей душе.

— Сейчас там сплошная рана.

— Я опорожню этот, а ты тот.

Джон-Том и Перестраховщик с берега следили, как выдры бок о бок побрели по мелкой лагуне. Над водой разнесся жуткий рыдающий вопль.

— Я и не думал, что выдра может так кричать, — заметил Перестраховщик.

— Я тоже.

Над водой взмывали белые облачка чистейшего кокаина, тут же уносимые приливом. Когда последний пакет опустел, чемоданчики бросили на берегу, чтобы те со временем мирно погрузились в белоснежный песок.

Виджи трусцой вернулась на берег. Позади нее слышался какой-то плеск. Джон-Том всматривался в залив.

— Что он там делает?

— Сидит в воде, пытаясь втянуть в нос пол-лагуны, пустая шерстяная башка. — Она презрительно покачала головой. — Но вдыхает только воду. Потом минуты три откашливается и отплевывается, а потом снова за свое. Пошли к костру. Он либо бросит это дело, либо захлебнется; носиться с ним я не намерена. Он уже достаточно взрослый, только слегка недоразвитый.

Они сидели у костра, лакомясь печеными расколками. Наконец приковылял мокрый Мадж, более взъерошенный и подавленный, чем когда-либо прежде, и плюхнулся на свое место. Глубина его отчаяния была столь велика, что он даже отказался уйти с Виджи в кусты для какого-то важного разговора.

Утро вернуло выдру обычную непоседливость — Мадж был чересчур полон жизни, чтобы долго оставаться мрачным.

— Как говорится, пришло махом — уйдет прахом. — Он перекладывал вещи в котомке поудобнее. — Пора вперед, оглядываться смысла нет.

— Быстро же ты оправился, — сказал Джон-Том.

— А что толку сокрушаться? И потом, ежели уж дал слово, так или держись до упора, или поднимай лапки кверху. — Он потерся носом о нос Виджи.

— Весьма любопытно слышать подобные речи от того, кто ни разу в жизни ничего не обещал.

— Всякая штука рано или поздно случается впервые, приятель. Я ведь и никого похожего на Виджи не встречал. Жисть держится на сплошных неожиданностях, а?

— Вот уж действительно! Перестраховщик, как по-твоему, какой путь избрать?

Енот поглядел на юг.

— Ежели тебе нужно туда, человек, то можно идти этой дорогой. Может, в этот раз нам повезет и повстречается дружелюбный народ, который продаст лодку.

И они двинулись в путь: Мадж и Джон-Том несли заплечные мешки, а Виджи налегке брела вдоль берега, нагибаясь время от времени, чтобы полюбоваться очередным вынесенным морем маленьким сокровищем. Перестраховщик шагал впереди, бдительно ловя быстрым взором малейшее движение на опушке пальмового леса.

— Интересно, что там поделывает старина Камалк и как он чувствует себя в твоем мире? — Мадж оглянулся на своего рослого друга. — Как по-твоему, у Корробока нет третьего братца?

— Будем надеяться, что нет. Двух членов этой семейки больше чем достаточно.

— Я вот думал, что есть шанс — учти, тока шанс, — что такой умный и находчивый тип может выпутаться из беды за счет своего языка. Этих двух парнишек, что собирались запродать нас в балаган, назвать сообразительными нельзя ни в каком мире. Ежели Камалк сможет убедить их, что он не просто дрессированная птичка, то сумеет заставить их работать на себя. А ежели они заявятся через переход с несколькими метателями молний вроде того, каким укокошили Сашима, то могут наделать кучу бед.

— Об этом я не подумал, — встревожился Джон-Том. Мысль о разъяренном попугае, сопровождаемом отребьем человеческого мира, расстроит хоть кого. — Остается только надеяться, что никто ему не поверит.

Но, продолжая свой поход, они никак не могли выбросить из головы нарисованную Маджем картину — будто и без этого было мало тревог по пути в Чеджиджи.

— Да говорю же тебе, Ленни, ничего подобного ты не видел.

Хорошо одетый мужчина откинулся на спинку кресла, вертя в руках очки.

— Парни, кого я только не ангажировал в «Паласе» за пятнадцать лет! Нет таких номеров, чтоб я не видел.

— А я говорю, что не видел, потому что ничего подобного просто не было. Эта чертова птица уникальна. Сдуреть можно, как он говорит!

— Ага, — вклинился Манко, — то есть его не надо заставли-ать говорить или что. Стоит развязать клюв, как он начинает болтать без умолку. Он умнее шимпанзе.

— И большущий! — Крус продемонстрировал рост птицы, держа ладонь в метре над полом. — Ни разу не видел таких огромных попугаев.

— Макао. — Импресарио развел ладони в стороны. — Макао бывают довольно крупными.

— Но не настолько. И комплекция у него соответствующая. Можно сказать, тяжеловес.

— Ладно.

Импресарио демонстративно взглянул на настенные часы. Через пятнадцать минут предстояла встреча с четверкой шоу-девиц, подготовивших специфический номер, включающий в себя жонглирование арбузами, бензопилами, горящими факелами и — что самое главное в Вегасе — ключевыми частями своего туалета. Нечто вроде «Летающих братьев Карамазовых», только с обнаженкой. С дамами можно побеседовать подольше, чем с парой уличных паяцев, хоть они и поставляли ему в прошлом хорошее зелье.