— Ангел? — спросил Джон-Том.

Газерс глянул на него, сведя брови к переносице.

— А что, есть такой ангел? Нет, я про Питера Габриэла. Ну, ты понимаешь. Так вот, мы конкретно охренели! Мы же «чистый» банд, на вечеринке никто ничего ни-ни.

— Ни-ни! — твердо повторил Циммерман.

— Поначалу я решил, что шутки ради нам чего-нибудь подмешали, — объяснил Газерс. — А потом хлоп — и мы здесь. Просто «хлоп» — и все. Ни фургона, ни Истривера, ни скоростной трассы, ни Большого Яблока. Вообще ничего. Только эти камни и деревья, правда, сначала они выглядели куда приличней.

— Это точно, — вставил Хилл. — Островок раньше так паршиво не смотрелся.

— И еще, — Газерс помрачнел, — нас тут поджидал Хинкель, и на морде у него, чтоб ты знал, такое чванство и злорадство — словами конкретно не передать.

— Аура мегаломании, — важно добавил Циммерман, намекая, что получал образование не только в дешевых клубах и прочих грязных притонах.

— Когда он сообщил, что все это — его рук дело, — продолжил Газерс, — мы, понятно, захотели его вздрючить. И знаешь, что он учудил? Взял да и поднялся в небо, вон в ту тучу диссонансов. Музычка под стать его гнилой душонке. Бросил нас тут, а сам сбежал на вершину. — Гитарист ткнул пальцем. — Вон туда.

Джон-Том и Мадж повернулись, подчиняясь указующему персту, — на черную облачную спираль, медленно крутящуюся над утесами под бессистемный рокот громов.

— А прежде чем удрать, — продолжал Газерс, — сказал, что подключился к злым силам и они дали ему власть над всей музыкой во вселенной. Начинать пришлось в этом мире, но он нисколько не сомневается, что очень скоро покорит музыку везде. — Гитарист помотал головой. — Это ж надо быть таким психом!

— Злые силы? — переспросил Джон-Том. — Какие именно?

Хилл кашлянул.

— Да нам-то откуда знать? Этот придурок нас, простых лабухов, в детали не посвящал. Может, он их в телефонном справочнике нашел? Типа «Силы. Злые».

Циммерман медленно кивнул.

— В «Манхэтгенских желтых страницах» чего только не увидишь.

— Ладно, что бы он там ни подразумевал, — скривился Газерс, — оно оказалось достаточно мощным, чтобы нас сюда засосать. Где бы это «сюда» ни находилось. Он сказал, что хочет конкретно поквитаться за то, как мы с ним обращались.

— Ага, как будто он сам не попытался нас поиметь, — пожаловался Хил.

— А знаете, что самое плохое в житухе на таком вот острове? — сказал Газерс. — Мы играть не можем. Ни одной паршивенькой нотки. Ни побарабанить, ни побренчать. Он крадет музыку. Не знаю, как это ему удается, но результат налицо.

Мадж сочувственно поглядел на исхудалых, оборванных музыкантов.

— Похоже, этот ваш чувак — настоящая гнида. Даже одежку в дорогу прихватить не позволил.

Хилл отступил на полшага.

— Усатый, ты о чем? Наш прикид — на нас.

— О, шеф, мои извинения. — От дальнейших комментариев выдр воздержался.

— Он сделался на этом острове царем, — сообщил вновь прибывшим Газерс, — и творит чары, чтобы отовсюду спереть всю музыку. С каждым разом у него получается лучше, и очередная порция гармонии проваливается в эту дыру.

— Ага, даже такая ворона, как Хинкель, может отточить игру, — объяснил Хилл. — Но не пение. Тут он с чем родился, с тем и помрет.

— Он отлавливает музыку без разбора, — сообщил Газерс. — Кажется, я слыхал китовьи песенки, о которых ты говорил. Я их знаю, потому что «Экзетер Якоффс» их записывают и используют...

— Приятель, «Экзетер Якоффс» чего только не используют, — напомнил Хилл. — В одной теме у них была кошка...

— Не будем отвлекаться, — перебил Джон-Том. — Мы говорили о музыке. Где Хинкель держит ее?

— В горе. — Циммерман пнул ноздреватую серую породу. — Этот остров, кажись, бывший вулкан. Тут полно расщелин и пещер. Много чего можно спрятать.

— Краденое сливается в главный кратер и поет само для себя — такой какофонии ты отродясь не слышал, — объяснил Газерс. — Целое озеро надерганной отовсюду музыки. — Он показал на свои обшарпанные оранжевые с черным кожаные ботинки. — Залезть туда, дядя, не так-то просто, тебе бы мои шузы...

— Да, посмотреть там есть на что, — чуть ли не с завистью проговорил Хилл. — Уже не говоря о том, чтобы послушать. Я это к тому, приятель, что если ты смыслишь в контрапункте...

— Хинкель все там запрятал, — перебил его Газерс. — Китовьи песни, птичьи песни, рок, фолк, народную музыку, электронную, классику и такую, какой я в жизни не слыхал, и все это туда свалено и мыкается без всякой надежды на спасение.

— И самой плохонькой из краденых мелодий его ослиный рев в подметки не годится, — пылко добавил Циммерман.

— Но зачем это все? — допытывался Джон-Том. — Чего он добивается? С какой целью?

Газерс снова замотал патлатой головой и беспомощно сказал:

— Откуда мне знать? Это его спросить надо.

— Сначала мы думали... ну, типа, чтобы отомстить, — рассуждал Хилл. — А сейчас нам кажется, дело не только в этом.

— Ага, — согласился Газерс. — Может, он так рассудил: если спереть весь музон, людям ничего другого не останется, кроме как его петухов слушать. И поверьте, парни, если вы не слышали, как Хинкель поет Дигби, вы не можете себе представить, какой это мрак.

— Не можете, — эхом подтвердил Циммерман.

— Оба-на! — тявкнул Мадж. — Ниче, щас мы положим конец этой фигне. — Он хлопнул Джон-Тома по спине. — Мой кореш — не тока великий чаропевец, он еще и великий... ладно, ладно, согласен, через край хватил. Он еще и неплохой музыкант.

— Не слишком ли ты щедр на комплименты в этом походе? — поинтересовался Джон-Том.

Мадж невинно заморгал.

— Шеф, да это ж моя натура, ты че, вчера родился?

— Не поможет, — с сожалением произнес Газерс. — Не знаю, дядя, насколько ты хорош, да это и неважно. Хинкель, сволочуга, день ото дня все сильнее. Залезешь к нему, он и твою музыку стибрит. Высосет прямо из этой стремной гитары, и охнуть не успеешь. А тебе останется бессвязный лепет.

— С вами так было? — поинтересовался Джон-Том.

Циммерман с жалким видом кивнул:

— В чистом виде. Теперь мы даже а капелла не можем петь. Выходит воронье карканье.

Газерс постукивал лезвием самодельного томагавка по ладони.

— Мы решили чисто конкретно набраться терпения, выиграть время, авось и получится к Хинкелю подобраться. Но хоть его пение и яйца выеденного не стоит, он не совсем кретин. Задницу всегда прикрывает.

— Мы ребята мирные, — вставил Хилл. — Когда не на сцене, расслабиться любим. Но сейчас — совсем другое дело. Хинкель опасен, его необходимо, типа, остановить. — Взгляд поднялся к облачным утесам. — Но тут есть проблема: он не один. Было б иначе, мы бы просто залезли туда и навешали ему.

— Ага, навешали бы, — подтвердил Циммерман. — Но ему помогают.

— Помогают? — В Мадже проснулись подозрения. — Кто и как?

— Попробуйте его остановить — увидите, — веско заявил Газерс. — Вы и представить себе не в силах, до чего там погано.

— Да, невиданная погань, — согласился Хилл. — И неслыханная.

— Я много чего на своем веку видел и слышал. — Джон-Том сохранял хладнокровие. — И с воображением у меня полный ажур. — Он кивнул на тихонько звенящее облачко нот. — Возьмем, к примеру, эту музыку. Как я подозреваю, ваш бывший приятель украл ее, но удержать не сумел. Она сильнее любой другой. Наверное, она сбежала и отправилась искать подмогу. Аккорды всегда друг дружку поддерживают.

— Он... как бы сказать... не идеален, — старательно подбирал слова Циммерман. — Силен — это да, но не всемогущ, в натуре. Не успел еще опыта набраться. И если все-таки его можно остановить, надо поторапливаться.

— Вы, ребята, на чокнутых здорово смахиваете, — заметил Джон-Том. — Но говорите, как смышленые.

— Да уж, видок у вас! — шепотком поддержал его выдр.

— Ну ты, дядя! Да, мы любим тяжелую музыку, но разве это означает, что у нас и мозги тяжелые? — парировал Газерс.

— Ты за себя говори. — Хилл выбивал на плоском камне дробь окоренными сучками и даже при столь невинном занятии боязливо косился на вершину. — Лично мне без мозгов очень даже неплохо живется.