К нему наклонился Джон-Том:

— Мадж, не воспринимай это слишком близко к сердцу. Для меня ты всегда останешься лживым, жуликоватым, вороватым, пройдошистым трусом.

На глазах выдра набухли слезы.

— Спасибо тебе, кореш. До чего ж приятно узнать: как бы сильно я ни менялся внешне, один человечишка всегда будет любить меня таким, какой я есть на самом деле.

Вокруг друзей уже собрались все.

— Воплощение с-силы духа, — заявила Сешенше.

— Олицетворение стойкости, — добавила Алеукауна.

— Квинтэссенция мужества!

У Пивверы сияли глаза.

— Че? Квинтэссенция мужества? — Выдр выпрямился во весь рост. — Вот тута, крошка, ты совершенно права. — Он повернулся к Джон-Тому: — Давай-ка, чувак, спустим на воду шлюпку. Мне-то она, конечно, на фиг не нужна, но страшно и думать о том, чтоб предлагать тебе купание. Да ты не волнуйся. Я за тобой пригляжу, вот так.

Джон-Тому пришлось закусить нижнюю губу, чтобы не расхохотаться. Это делалось уже столько раз, что с многострадальной губы не сходили шрамы.

Пока он настраивал дуару, а Мадж изображал украшение на носу корабля, солдаты осторожно спустили на воду единственную шлюпку. Напутствуемые градом советов и предостережений, друзья гребли к берегу. Впереди кружилась и приплясывала в воздухе возбужденная музыка.

Высадка на мелкий черный песок прошла благополучно. Корабль остался за пределами слышимости, а посему Мадж поспешил превратиться из рыцаря без страха и упрека в его полную противоположность.

— Какого клепаного лысого черта я здеся делаю? — кипятился он, помогая Джон-Тому вытащить лодку из воды. — Чувак, че за вонючие обстоятельства затолкали нас в эту паршивую дыру?

Джон-Том аккуратно сложил весла в лодку.

— Во-первых, твое тщеславие. Да-да, это оно тебя сюда привело. Тщеславие и жадность, вот что всегда тобою движет.

От этих слов выдр заметно повеселел.

— Вот спасибочки! А я уж было подумывал, и правда мне хана! — Он расплылся в ухмылке. — Квинтэссенция мужества! Это ж надо такое сморозить!

— Пиввера знает, что делает. Если одна струнка души не отзывается, надо тронуть другую. — Джон-Том стер с ладоней морскую соль. — Ладно, пошли.

Выдр огляделся:

— Пошли? Куда пошли?

— Туда, куда шли все это время.

Джон-Том указал на звонкое облачко. Оно возбужденно голосило у опушки увечного леса.

— Шлепать за косяком безмозглых нот? Ты это всерьез?

— Я это всерьез.

— Интересно, че это я ни капельки не удивлен? — Запрокинув голову, выдр разглядывал тропу впереди. — Тока ты, кореш, не торопись, ладно? Ты ж знаешь, лапы у меня не шибко годятся для скалолазанья. Тут вы, люди, затыкаете нашего брата за пояс.

Джон-Том двинулся вперед.

— Не волнуйся. Будет трудно — я помогу.

Когда стало ясно, что он идет в одиночестве, пришлось остановиться, оглянуться.

— Да идем же!

Мадж задумчиво водил по песку носком башмака.

— Знаешь, приятель, я б лучше остался и посторожил шлюпку. Ты ж не хочешь, чтоб мы с тобой застряли на этом поганом островке?

— До корабля плыть всего ничего. Идем. Где твое хваленое мужество?

Выдр неохотно поплелся за ним.

— Ваще-то при мне. Я просто хотел проверить, смогу ли в случае чего с ним совладать. В некоторых ситуациях, по твоей вине возникающих, это бывает совсем нелегко.

Между тем на прочно заякоренном судне солдаты терли и мыли все подряд, а принцессы собрались на корме — поговорить.

— Наконец-то! — с откровенным облегчением произнесла Сешенше. — Я уж думала, мы никогда не отдохнем от кошмарного выдра.

Схожим образом рассуждала и Алеукауна:

— Да! А ты заметила, как он на тебя пялился? Глазищи как у совы! Что называется, откровенный взгляд!

Квиквелла шлифовала когти.

— У выдр в словаре нет такого слова — скромность. Во всяком случае, у особей противоположного нашему пола.

— Подруги, не слишком ли горячее у вас воображение? — Умаджи лежала на палубе, млея на солнышке. — Или вы чересчур мнительны? На меня он так не смотрел.

Сешенше и Квиквелла переглянулись и сдавленно захихикали, а Пиввера сказала:

— Ну, я даже не знаю. По-моему, он вполне ничего.

— Понятно, ведь он из твоего племени, — заметила Алеукауна.

— Да, понятно, но непрос-стительно.

Сешенше опять хихикнула.

— Так бери его себе, кто же против? — Ансибетта легонько пожала плечами. — Выдры-самцы такие... такие...

— Какие? — Пиввера взглянула на нее в упор.

— Упертые. Разве они умеют думать о чем-нибудь, кроме?..

— Кроме чего?

Пиввера не собиралась отпускать ее за здорово живешь.

— Кроме рыбы. Только о ней и говорят! Разновидности рыбы, блюда из рыбы, ловля рыбы. Более того: от Маджа пахнет рыбой. Он помешался на рыбе!

— Да неужели? — Пиввера недобро ухмыльнулась. — Что ж, дорогая Ансибетта, не буду спорить. Человеческая наблюдательность никогда не перестанет меня восхищать.

— Просто мне кажется, это так очевидно, — прошептала Ансибетта.

— О, несомненно, — согласилась Пиввера.

— Лейтенант?

Пауко стоял на баке, разглядывал берег.

К нему подошел Найк:

— Что-нибудь видишь, солдат?

— Вижу сияние, командир. Но не близко. На порядочном расстоянии, за рифом. — Пауко напряг великолепное зрение. — И оно почему-то кажется знакомым.

Покрытое хитином насекомовидное существо, что сгустилось в пульсирующем облаке, успело оглядеться по сторонам и выкрикнуть на своем языке эквивалент земного «О, черт!». После чего шлепнулось в море. Оно бы, пожалуй, даже заморгало от растерянности, если бы природа снабдила его веками.

Жук неистово бил по воде конечностями и шарил в поисках аппаратуры, дивясь легкости, с каковой он опять дал маху. Вероятно, он сурово обошелся с собой. Программировать телепортацию между измерениями — дело очень сложное, это не вокруг квартала объехать.

Он уже был готов проститься с жизнью, как вдруг чей-то широкий, гладкий, упругий лоб вынес его на поверхность и швырнул в воздух. Отплевываясь и кашляя, жук закрутил многократное сальто и шмякнулся на голову другого исполина. Так он и перескакивал от кита к киту, и каждый полет был настолько молниеносен, что хитиновые конечности не успевали набрать на пульте необходимый для возвращения в родную реальность код. Болезненные возгласы и возмущенное шипение пришельца стихли вдали — морские великаны были полны решимости охранять судно от любых посягательств.

— И что вы об этом думаете?

Найк подошел к глядящим на море принцессам.

— По-моему, это тот самый незнакомец, который уже пытался помешать чаропевцу, — отзвалась Алеукауна. — Может быть, он тоже волшебник? Наверное, очень неловкий или малоопытный.

— Интересно, чего он добивается?

— Ума не приложу. — Над ними навис могучий торс Умаджи. — Но я рада, что он ускакал. Всякий раз, когда он появляется, я дрожу.

— И я.

У Сешенше дергались кисточки на ушах.

Ансибетта рассеянно смахнула со лба растрепанные ветром локоны.

— Раз уж речь зашла о чаропевце... вот бы узнать, чем он сейчас занимается.

Пиввера фыркнула и повернулась к хмурой горе.

— Надеюсь, он скоро вернется, а с ним и это развратное, хвастливое и трусливое ничтожество.

Алеукауна ухмыльнулась:

— Стоит ли так волноваться о судьбе молодца с пером на шляпе?

— Не стоит, — ответила Пиввера с холодком, как и надлежит принцессе. — Я только одного хочу — поскорее вернуться домой.

— Брось юлить! Он тебе нравится. Признайся.

— Нравится? Что за чушь? Я слишком хорошо знаю его породу.

— Это все увертки, — безжалостно дразнила ее мангуста.

Пиввера больше не могла сдерживать раздражение.

— Да, он болтун, каких поискать, но, в отличие от многих болтунов, имеет кое-какой опыт. Мадж много путешествовал, посещал дальние края, у него были умопомрачительные приключения. Придворные хлыщи, которые приударяли за мной, в подметки ему не годятся. Их жизнь — сплошная тоска и бессмыслица. Нет, что бы вы ни говорили, спутник он интересный, хоть и не обучен манерам.