— Готово!

У меня дела шли не так хорошо. Во-первых, я никак не мог поверить про десять минут. Во-вторых, тирби-тиль беспорядочно летала по всей комнате, не даваясь в руки. А в-третьих…

Я не успел придумать третью отговорку.

Из вентиляционного отверстия выкарабкалось мерзкое многоногое существо, поводя во все стороны сяжками и раскрывая челюсти. Меня просто отшатнуло от него подальше, а Шандар отскочила, приседая и хватаясь за нож. Я всё же сумел сделать к ней шаг, хотя от вида омерзительного насекомого меня чуть не выворачивало. Схватив зель за плечо, я поискал глазами летающий огонек и с ужасом увидел, что тирби-тиль стремительно пикирует на вставшую в боевую позу многоножку.

— Не смей, дура! — заорал я. — Домой!!

Не знаю, что я имел в виду под домом, но тирби-тиль вдруг свернула прямо перед сомкнувшимися челюстями и полетела ко мне. Я облегченно вздохнул, всхлипнул, ощущая, как напряжение меня отпускает, и ухнул в темноту.

Интересный, всё-таки, у меня дом. Или это не мой дом? Да и что считать моим домом? Тсаворит? Землю? Куда я попасть-то хотел на самом деле?

Еще одна капля сорвалась за шиворот. Я поежился и открыл глаза. Зря, конечно. С закрытыми глазами, по крайней мере, можно было представлять что угодно. Но белый непрозрачный туман давал мало простора фантазии.

— Что так мокро? — пробурчала зель снизу.

Видимо, она лежала на земле — я не мог разглядеть ничего ниже пояса, от чего казалось, что меня разрезали пополам и верхнюю половину насадили на белого полуразложившегося червя.

— Ноги чьи-то, — объявила Шандар и подергала меня за штанину. — Илья, ты?

— Ну, я, — отозвался я.

— А где твоя верхняя половина?

— Верхняя — здесь. А вот где нижняя? — задал я глубокомысленный вопрос. — Ладно, хватит валяться. Вставай, Шандар.

Шандар покряхтела и совершенно неожиданно из белесой мглы выросла ее голова, а потом верхняя половина туловища, причем совсем не в том месте, где я ее ожидал.

— Явно не Сиба, — заявила она, будто я сам этого не видел, — но что?

— Если тебя это успокоит — я тоже не знаю.

— Не, не успокоит. Ты фонарик взял?

— Теоретически — брал. А ты его в рюкзак положила? Кстати, в том месте, где ты лежала — рюкзаки были?

— Сейчас посмотрю, — Шандар опустилась на руки и опять исчезла. Через минуту вынырнула и сказала. — Рюкзаки на месте. А фонарик ты в рюкзак должен был положить. Когда многоножка появилась.

Ее слова живо вернули меня к моменту нашего отправления. Я сглотнул и осторожно поинтересовался:

— Это что было?

— Тебе лучше не знать. В особенности о ее питании.

— Хорошо, что мы не задержались рядом с ней.

— Хорошо-хорошо, — думая о чем-то другом, ответила Шандар.

Да и сам я думал о другом: неожиданность перемещения и полная неизвестность о точке прибытия заставляли искать успокоения в пустом разговоре.

— Ну, нашла фонарик?

— Нет! — огрызнулась Шандар. — Сам ищи.

Вот так всегда: как самой не справиться, так сразу Илья делай. Стоп! Зачем нам фонарик?! У нас тирби-тиль есть — пусть светит. Где ж она? Словно в ответ, сзади послышалось жужжание, и живой огонек сел мне на плечо. Потоптался, вспорхнул и неторопливо полетел, светясь в тумане оранжевым облачком. Я моментально успокоился: с тирби-тиль мы не пропадем.

— Давай рюкзаки, — сказал я Шандар. — Пошли. У нас проводник есть.

Шандар подняла один, передала мне, взгромоздила свой себе на плечи и недовольно сказала:

— Не нравится мне твоя стрекоза. Что-то в последнее время она всюду лезет.

— Так помогает же!

— Это и подозрительно.

— А мне — нет. Меня другое волнует: найдем мы хоть кого-нибудь?

— Тебе зачем?

— Поговорить.

Шандар обернулась на ходу, но разглядеть выражение ее лица я не смог.

— Зачем говорить? Информаторий будет значительно полезней.

Я попытался представить, как из тумана прямо перед нами вырастает сверкающая разноцветными огнями и рекламными лозунгами будочка информатория, играет приятная музыка и вкрадчивый голос зазывает воспользоваться его услугами. Бред.

Мы шли долго. Иногда справа или слева наплывали темные махины непонятного генезиса, а потом уходили, когда оранжевый светлячок огибал их, устремляясь вперед. Земля, или по чему мы там шли, была ровной, без ям и кочек, но каждый раз я боялся выдохнуть, страшась, что под ногой вдруг разверзнется пропасть, и мы полетим куда-то вниз, в эту белую муть, не видя ни дна, ни краев расщелины. Нам хватило бы трещины и в метр шириной, чтобы упасть и не подняться.

— Не могу идти, — пожаловалась Шандар, — не вижу, куда ногу ставлю.

— Будто я вижу. Мне кажется, что вконец зрение потерял. Так всю жизнь перед глазами этот туман будет.

— Может, передохнем?

— Прямо тут?

— А чем это место хуже других? Или хотя бы от них отличается? — Шандар демонстративно повертела головой, в поисках более удобного места. Туман вокруг был однородным, так что я ничего не мог возразить.

— Садись. Не тащиться же целый день без передышки.

Я сел на землю, и сразу потянуло сыростью и холодом. Тирби-тиль неспешно и плавно улетала, и святящийся пузырек становился всё меньше и меньше. Почему-то я чувствовал облегчение, возникающее тогда, когда говорят, что ту тяжелую работу, на которую тебя взяли, будет делать кто-нибудь другой, а тебе дадут легкую и интересную. Становится и радостно, и тревожно, потому что еще не понимаешь, отчего так произошло, и слегка опасаешься — не вернется ли всё обратно.

Шандар достала из рюкзака две сушки, одну протянула мне, а вторую принялась меланхолично жевать. Я нехотя последовал ее примеру: есть хотелось, но жевать было влом. Апатия, вдруг навалившаяся на меня, погружала в сон, так что даже густой и промозглый туман становился чем-то приятным и теплым…

— Илья! Ты еще там не заснул?

— Почти… — невпопад ответил я, вздрогнув и усиленно заморгав.

Голос у Шандар стал мягким и текучим, мурлыкающим. Домашним… Наваждение какое! Не может профессиональный воин, наемник, почитающий смерть искусством, за несколько минут стать таким!

Я легонько толкнул Шандар. Она медленно повернулась ко мне и спросила:

— Что?

— Ничего не чувствуешь? — непослушные губы с трудом открывались, чтобы вытолкнуть пару слов. — Стукни меня, а.

Зель подняла руку и небрежно вмазала мне по щеке. Удар не был сильным, но я чуть не упал: мышцы не слушались. Однако меня это освежило. Причем настолько, что я в свою очередь слегка шлепнул зель по щечке. Шандар даже не успела отвести мою руку. Открыла рот, чтобы что-то сказать, потом закрыла и с шумом выдохнула.

— Это что, ты в меня попал? — голос был удивленным, но уже твердым.

— Вот именно.

— Ага. Спасибо. Давненько я не получала по лицу.

— Всегда готов сделать одолжение хорошему человеку, — я учтиво наклонил голову.

— Скажешь тоже, человеку, — буркнула зель, неловко поднимаясь на ноги.

— Ну, оговорился, прости, если тебя не нравится.

— Почему не нравится? Ты же не хотел обидеть.

Я поднялся вслед за Шандар. Она медленно поворачивала голову из стороны в сторону, не двигая корпусом, оценивая пространство. На мой взгляд оценивать было нечего: однородная белая муть во все стороны. Но Шандар была иного мнения:

— Как думаешь, если мы свернем, что будет?

— Что, что?! Не знаю что! Заблудимся!

— Ты знаешь, где мы сейчас находимся? — вкрадчиво поинтересовалась Шандар. — У тебя есть карта? Ты представляешь — куда мы идем? Если нет, то все направления равнозначны, не правда ли?

— Мы идем за тирби-тиль, ясно?

— И где же она? Ах, скрылась в тумане. Так куда же нам теперь?

Я привстал и махнул рукой.

— Вот туда. Примерно.

— А ты не задавался вопросом — почему твое насекомое летело не по прямой? Что ей мешало? Инстинкт? Знание дороги?

— Да какая разница?! — я не понимал, что хочет сказать Шандар, и нервничал. К тому же, без путеводного огонька я действительно не представлял — куда теперь идти. И стоит ли, в таком случае, идти вообще?