Ему был нужен носитель. Попробуй, найди такого, попавшего под золотой дождь. Другие не подходят. Что с того, что они рядом — большие, здоровые? Был бы выбор… Но выбора нет, и надо бежать всё дальше и дальше, на тонкий золотой запах, боясь его потерять. Сколько сменится дней и ночей, когда отыщется нужное существо? Ведь оно должно быть еще и разумным.

Паучок помнил это, но, конечно, не мог сказать, что такое разум. В его памяти всего лишь крепко сидел нужный образ, но и он был обобщенный. А если личные особенности существа не дадут понять — разумно ли оно? Останется одно — погибнуть. И тогда новый лес не скоро взойдет на планете: появление паучков редкость.

Но пока паучок бежал, стремясь к носителю, не заботясь о том, что будет делать, когда найдет его. Сначала найти. Инициация — после. Такова программа. Лес должен расти, а без носителя это невозможно.

Угроз много. Любой может съесть беспечного путешественника. А если не питается такими, как он, — просто раздавить. Нужно уметь выбрать момент. Перебежка. Остановиться. Еще одна — и опять замереть. Ненадолго. Промедление не менее опасно, чем неудержимый бег вперед. Шажок. Прижаться к листу. Притвориться невидимым. Потом рвануть изо всех сил, со всех своих восьми ножек, чтобы проскочить. Юркнуть в щель, затаиться, переждать. И снова бежать.

Запах всё сильнее. Он совершенно другой, легко узнаваемый. Не острый колючий запах опасности, не тягостный заунывный необратимости, не едкий ядовитый любопытства. Он как теплое пламя, к которому тянешься, чтобы согреться в холодную пору, но не обжигающий. Теплый, родной.

Дурманящий запах золотого дождя. Он тянет к себе, заставляет забыть об опасности. Быстрее, быстрее, добежать и вкусить сладостного нектара — крови разумного существа, насыщенной золотыми каплями. Десять шажков, два, один…

— Ай! — вскрикнула Хельга. — Кусается.

— Первый раз, что ли? — меланхолично ответил Илья. — У вас тут всё кусается и не боится сдохнуть от несовместимости белков.

— Почему-то кусают именно меня! — возмутилась девушка. — Тебя, почему-то, никто не трогает.

— Это потому что я ядовитый, — усмехнулся Илья и перевернулся на спину. — Это любому неразумному существу понятно и без пробы. А ты — весьма аппетитное создание, отведать которое стремится каждый.

— Ну, тебя! — скуксилась Хельга и почесала укушенное место. — Болит. И чешется.

— Сейчас инфекцию занесешь: поселится в ранке микоид и прорастешь поганками. Если уже не.

Хельга быстро вскочила и побежала к аптечке, чтобы обеззаразить ранку. Мазнула антисептиком и заодно проверила — кто ее укусил и что вредного занес в организм.

— Надо же! «Неизвестный вид… Дешифровке не поддается… Используйте стандартные меры безопасности…» Ничего себе советы!

— Плюнь. Почувствуешь себя плохо, тогда и будешь лечиться.

— Тебе хорошо — ты не болеешь. А я вот раньше каждый год болела.

— Здесь тоже?

Хельга подумала и, чуть запнувшись, признала:

— Нет. Как здесь живу — ни одной болячки.

— Вот видишь. Значит, и не заболеешь.

— Это потому, что меня всякой гадостью перед посадкой накачали! А то бы точно слегла.

— Тебе именно это надо? Болеть неизвестно чем, и чтоб врачи вокруг тебя бегали и не могли поставить диагноз? Оказаться в центре внимания?

Хельга смутилась.

— Что, другие не хотят? Может, потому и не хотят, что им достаточно. И внимания, и признания, и почета с уважением. А у меня нет ничего. Мать я вообще не помню. А отец и раньше одной работой занимался, и теперь. Нет у меня никого.

Она сидела, подтянув колени к подбородку, обхватив их руками и уперев подбородок. Девушка выглядела глубоко несчастной. Илья приподнялся. Вдруг ему удастся что-нибудь изменить в ее жизни? Приоткрыть створку, в которую залетит маленькая птичка счастья?

— Пойдем на берег, — сказал он.

Хельга устало вздохнула и пошла за единственным человеком, с которым она свободно могла поговорить на Фейне.

По мелководью, со стороны леса, размашисто шагала невысокая женщина в черном комбинезоне. Каждый шаг ее поднимал тучу брызг, которые оседали на одежде. Темные волосы растрепались. Заходящее низкое солнце, светившее ей в лицо, не могло смягчить бледность кожи.

Она не обращала внимания ни на облако насекомых, маленьким смерчем крутившемся над ее головой, ни на орнитоидов, с довольными криками пожирающих даровую пищу, ни на двух людей, стоящих у нее на пути.

Вероятно, солнце слепило ее, потому что женщина остановилась, не дойдя лишь одного шага до пары. Она мрачно осмотрела обоих и сказала обвиняющим тоном:

— Ах, вот ты где?

— Ну, да… — Илья стал прятать глаза.

— Что, с девушками развлекаемся?

— Ты откуда здесь, Шандар?

— Он еще спрашивает! Ты лучше на вопрос ответь.

— Я тут по делу.

— И какому? Давай у твоей девушку спросим… Вас как зовут?

— Хельга.

— Хельга, значит. Так вот, милая Хельга, расскажите нам, что этот оболтус здесь с вами делает?

— Мы ничем таким не занимались! — возмущенно возразила Хельга.

— Я подозреваю… — оборвала ее Шандар. — Вероятно, это убожество вообще ничем полезным не занимается.

— Почему убожество? — попытался вставить слово Илья.

— А ты молчи, я не с тобой разговариваю. Ты тут вообще слова не имеешь. Дезертир!

— Зачем вы с ним так? В чем Илья виноват? — Хельге совсем не понравилась молодая женщина, столь яростно напавшая на Илью.

— Смотри-ка! Она тебя защищает. Тебя! Ты понимаешь?!

— Ну, Шандар…

— Шандар, Шандар… Дурак.

Зель внезапно замолчала и отвернулась.

— Это кто? — Хельга наклонилась к уху Ильи.

Тот помолчал и ответил с ожесточением:

— Мой друг. Шандар.

— Она к тебе прилетела, — непонятным тоном сказала Хельга.

— Это ты спрашиваешь?

— Это я говорю, — рассердилась девушка. — Утверждаю.

Шандар стояла, не обращая внимания на разговор, и помахивала сорванной веточкой. С отломанного конца капал оранжевый маслянистый сок, оставляя несмываемые, как Хельга уже знала, следы. «Вот так она и простоит, — поняла Хельга, — пока Илья не заговорит с ней. Гордая».

Илья поежился, не решаясь выбрать, чтобы не обидеть другую. Но нельзя же вечно сомневаться. Всегда кого-нибудь да ущемишь.

— Хель, извини, мне нужно поговорить, — Илья вымученно улыбнулся.

Девушка вздохнула, но отошла в сторону, демонстрируя свою незаинтересованность.

— Что случилось, Шандар? — Илья тронул ее за локоть.

— Я научилась плакать, — сказала Шандар напряженным голосом.

Она резко повернулась к Илье, обхватила его за плечи и сдавленно зарыдала, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Воин не должен плакать, — слышал Илья вырывающиеся слова. — Он просто не может себе этого позволить. Я — не воин. Я — вообще никто. Просто Шандар… И у меня нет родной планеты…

Илья не знал, как успокоить зель. Она расскажет, что случилось, когда придет нужное время. Но видеть плачущую Шандар было странно. От этого у Ильи гулко билось сердце, отдаваясь в голове, и дрожали руки. Чем возместить утрату? Зель не шутят.

— Что я могу сделать для тебя?

— Для меня? Уже поздно. Уже для многих поздно… Ты знаешь, что на Гессе уничтожили всех людей? — Шандар подняла чуть помятое лицо.

— Теперь знаю, — Илья был подавлен информацией, которою вывалила на него Шандар. То одно, то другое. Даже сам приезд зель выбил его из колеи.

Они сели на упавшее в последнюю бурю стволе дерева и стали негромко разговаривать, не поворачивая головы друг к другу. Хельга пошла на станцию: двоим нужно было обсудить старые дела. Невежливо навязываться и лезть в них. Ясно, что это нечто серьезное: уж слишком хмурыми были Илья и эта женщина, так внезапно появившаяся, но сразу разрушившая то, что начинала чувствовать она, Хельга.

«Нет, Илья не виноват. Он сильный, справится. Наверняка справится. Но вот что будет со мной? Рано думать об этом. Завтра мы собирались отправиться в лес. Не надо загадывать. Илья — человек слова», — мысли Хельги крутились вокруг одного. Разочарование всё больше охватывало ее. Но мало ли как повернется. Всё впереди.