— Пацан!.. — прошептал он и снова навалился на руль, уронив руку с пистолетом на колено.

Отойдя от машины метров на двадцать, Слава замедлил шаг, растерянно оглядывая пустынную в оба конца дорогу. Слева от дороги тянулась длинная цепь холмов, справа местность косо убегала вниз к небольшой речушке, весело поблескивающей под заходящим солнцем. Единственными звуками были легкое посвистывание ветра, стрекотанье кузнечиков в придорожной траве и едва слышное бормотание мотора оставшейся позади «импрезы». Слава посмотрел на нее, на темный согнувшийся силуэт за рулем, отвернулся прошел еще метров десять и резко остановился. С минуту он стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на холмы, а ветер ворошил его волосы и холодил все еще непривычно голые щеки и подбородок, и его зеленовато-карие глаза становились все более и более пасмурными. Потом он откашлялся, сплюнул и, прихрамывая, пошел обратно к машине.

— Чего тебе еще? — спросил Схимник с обыденным раздражением человека, которому испортили послеобеденный отдых. Когда Слава открыл дверцу с его стороны, он не пошевелился.

— Я сигареты забыл, — мрачно сказал Слава. — Подвинься-ка. Я п-помогу.

— Я не сижу на твоих сигаретах, — равнодушно ответил тот. — Поищи сзади, где все барахло валяется.

— То, что ты сказал мне т-тогда… в марте — это правда?

Схимник чуть повернул голову, и на Славу глянул налитый кровью глаз.

— Теперь-то что с этого?..

Слава поправил очки, снова с тоской огляделся, потом решительно сказал:

— Подвигайся. Нельзя так… я тебя в больницу отвезу.

— В больницу?! — Схимник издал сухой смешок и откинулся на спинку сидения. — Если нам с тобой бошки прострелить — результат будет примерно тот же.

— Неужели прямо таки сразу засветимся?

— Ян найдет… — пробормотал Схимник и закрыл глаза. — Жаль, что мне так и не удалось его придавить. Бери свои сигареты и вали! У меня еще хватит сил на то, чтобы свернуть тебе шею!..

— Давай-ка… — Слава наклонился и попробовал его приподнять, чтобы перетащить на соседнее сидение, но у него ничего вышло. — Слушай, помоги мне, имей же совесть! Мне после больницы тебя, кабана, не поднять!

Схимник, не открывая глаз, сдвинул брови и вдруг переместился на пассажирское сидение с такой легкостью, словно чувствовал себя вполне сносно.

— Ты дурак, — хрипло сказал он. — Тебя и впрямь не долечили. Может, забыл, откуда пулю словил?

— Я никогда ничего не забываю, — Слава потянулся и достал из бардачка карту. — Смотри-ка, скоро город будет. Не большой, но уж врача-то мы там найдем. Раз нельзя в больницу, можно частника какого-нибудь.

Он тронул машину с места и почти сразу же погнал ее на предельной скорости. Вначале «импреза» не слушалась его, вихлялась, визжа шинами, шла толчками, из-за того, что нога Славы подрагивала на педали газа, но постепенно он освоился и повел машину ровно, снова, как уже несколько дней подряд, чувствуя легкий холодок восторга. Не лежать круглыми сутками в больничной кровати под релаксирующую музыку, которую он в конце концов возненавидел, не выкраивать драгоценные минуты на то, чтобы ходить, смотреть в окно, чувствовать ветер и капли дождя, шевелить пальцами, просто лежать с открытыми глазами… не прислушиваться постоянно к долетающим из-за двери звукам, не осознавать собственного бессилия. Свобода! Он сунул в рот очередную сигарету и улыбнулся своим мыслям.

— Наслаждаешься? — хрипло спросил Схимник, глядя на него полузакрытыми глазами. Его пальцы все еще крепко сжимали рукоятку пистолета, и он держал его косо, уперев ребро ладони в колено. — Смотри, поосторожней — от избытка свободы может и крыша поехать.

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — Слава не сдержал удивления, и Схимник фыркнул.

— Да у тебя все на физиономии написано! С тобой в покер играть — милое дело. Как ты ухитрялся магазин держать — понять не могу.

Он снова закрыл глаза и тяжело привалился к дверце. Его пальцы разжались, и пистолет со стуком упал на пол. Слава дернулся, мгновенно подхватил его и отклонился к своей дверце, но Схимник на это никак не отреагировал.

— Снег… — едва слышно пробормотал он, оставаясь в прежнем положении, — шел снег… и кресты… черное с белым… а теперь ни снега, ни звона… ну куда тебе столько водки, куда… опять летаешь, каждый раз…

Слава понял, что он бредит, и совершенно растерялся, решив, что уже не довезет Схимника не только до больницы, но и вообще до города. Но тот вдруг снова сел прямо, и его пальцы с удивительным проворством забегали по шее и лицу, нажимая какие-то точки. Через несколько минут его лицо приняло осмысленное выражение, и, заметив в руке Славы направленный на него пистолет, Схимник слегка усмехнулся.

— Ну-ну.

— У тебя, наверное, заражение крови. Врач…

— Врач мне не нужен, я сам вполне врач, просто кое-что пошло не так, — спокойно заметил он, вытащил из внутреннего кармана пиджака ручку, а из бардачка какую-то бумажку, и начал быстро писать. — Я этот город знаю… — он глянул на часы, — езжай сразу на железный вокзал… Возьмешь деньги…снимешь хату, потом купишь вот это все, — Схимник бросил исписанный листок рядом с рычагом переключения скоростей. Слава скосил на него глаза и кивнул.

— Я все сделаю. А ты мне расскажешь потом, что произошло за эти три месяца.

— Ну… наконец-то я слышу хоть какой-то обоснованный аргумент, — ехидно сказал Схимник, снял с пальца свой перстень и убрал его в карман. — Вот это уже жизненно, а то прям сказка про благородного сэра… И все равно дурак ты. Я буду спать — не буди меня, пока все не сделаешь. Ствол спрячь — нарвешься…

Он закрыл глаза и отвернулся к окну. Слава поднял листок и начал читать, и, стараясь смотреть одновременно и на написанное, и на дорогу, чуть не въехал во встречную машину, за что получил истерично-испуганный вскрик клаксона и быстро затихшие позади гневные матерные вопли. Схимник даже не пошевелился, только его голова от толчка безвольно съехала вправо, и, предположив худшее, Слава, держа руль одной рукой, потянулся к его шее, чтобы проверить пульс, но прикоснуться к ней не успел — Схимник произнес, не открывая глаз:

— Отвали — живой я!

Слава поспешно отдернул руку и до тех пор, пока «импреза» не въехала, наконец, в небольшой город, название которого он тут же забыл, больше ни разу не посмотрел вправо. А Схимник проснулся только, когда Слава, приоткрыв дверцу с его стороны, осторожно потряс его за плечо. Приподнявшись, он огляделся, потом мутно уставился на темный подъезд небольшого трехэтажного дома сталинских времен. Возле подъезда теснились густые розовые кусты, и заросший кленами и рябиной дворик был пустынен. Где-то в соседнем дворе гортанно страдал кот и слышался чей-то пьяный хохот.

— Ты там уже был? — спросил Схимник.

— Был. Ничего, нормально. Хозяйку я уже проводил, — Слава помог ему выбраться из машины, запер дверцу и перекинул через плечо небольшую спортивную сумку, в которой что-то звякнуло. — На второй этаж. Сможешь подняться или я как-то…

— Давай ключи и сумку, — сказал Схимник, слегка покачиваясь, и протянул руку. — Я поднимусь, а ты пока отгони машину на какую-нибудь стоянку — слишком приметная для такой дыры.

— А ты уверен, что…

— Давай!

— Смотри…Пятнадцатая квартира, — Слава отдал ему ключи и сумку, подождал, пока Схимник не исчез в подъездной темноте, потом сел в «импрезу», с трудом развернул ее и выехал на дорогу.

Стоянка обнаружилась всего лишь в двух кварталах от дома, и, оставив машину, Слава вернулся пешком. Вечер был теплым, в палисадниках уже вовсю цвела сирень, наполняя темноту густым ароматом, почти заглушавшим все прочие уличные запахи, а он шел и курил, наслаждаясь короткой прогулкой. Какой-то прохожий попросил у него огня, и Слава щелкнул зажигалкой и дал ему прикурить. Это была мелочь, но и она для него сейчас имела огромное значение — любая деталь теперь была значительной, выпуклой, четкой, словно он рассматривал мир через огромную линзу. Почти шесть месяцев он смотрел на жизнь сквозь окно, но теперь, наконец-то, сам оказался в заоконном мире, и он казался ему прекрасным, хотя в последние месяцы своей прошлогодней свободной жизни Слава относился к миру с кротким отвращением.