«Пассат» тем временем снова перестроился — он обогнал «Ниву» и пошел впереди нее, вихляясь и не давая его обогнать. Вначале Вита не поняла этого маневра, но тут же сообразила, что Схимник лишает сидящих в «Ниве» обзора и не дает им толком прицелиться в ее «восьмерку». «И на том спасибо!» — хмуро подумала она, а еще подумала, что раз он выбрал такой странный способ, значит ему самому стрелять больше нечем.

Вита посмотрела на часы, потом вперед и слабо улыбнулась — долгожданный поворот приближался. Она снова взглянула в обзорное зеркало, и в этот момент сзади произошли сразу две вещи. «Пассат» вдруг как-то странно подпрыгнул, тут же осел набок, и его резко развернуло — очевидно, ему прострелили шины. «Нива» попыталась было объехать его, но передний бампер «пассата» догнал ее на развороте и ударил с такой силой, что ее слегка отбросило в сторону и вынесло правыми колесами на обочину. Вита не знала, что было виной дальнейшему — попавший под колеса камень, выбоина, ямка или что-то еще, но, тем не менее, зад «Нивы» вдруг высоко подпрыгнул, и она темной неуклюжей птицей порхнула в воздух, кувыркнувшись как-то наискось, словно игрушка, отброшенная рассерженным дитятей, и с громким треском врезалась в гущу сосен, ломая стволы и ветки. Вите показалось, что она услышала вопль ужаса и боли и почти ощутила терпкий запах клейкой сосновой смолы. Она успела увидеть «пассат», беспомощно замерший посреди дороги и вылезающую из него темную высокую фигуру, а потом «восьмерка» скользнула за долгожданный поворот, и все стало совсем просто и легко, и о завтрашнем дне думалось легко, потому что теперь Вита точно знала, что он будет, и в голову полезли какие-то нелепицы, какие-то странные, ничего не значащие воспоминания — о том, как она в детстве сидела на парапете над старой рекой и ела теплый сладкий арбуз, глядя на неподвижный пенопластовый поплавок, как стояла в бесконечной очереди за сгущенным молоком, которого в те времена было не достать, как тяжеленными качелями-качалкой ей прищемили большой палец на ноге и она плакала… Дурацкие были воспоминания, но они становились все ближе, нарастали стремительно — так же стремительно, как начали вдруг нарастать высокие сосны справа, на которые машину понесло боком, с какой-то неумолимой и непреодолимой, упрямой силой, с какой магнит притягивает железо, и она летела, визжа шинами — как казалось Вите, страшно медленно, потому что она успела еще многое сделать.

Она даже успела закричать.

Схимник выскочил из машины, застывшей посреди дороги, и, отбежав чуть назад, остановился, и порывы ветра хлестали его по лицу, то откидывая волосы назад, то набрасывая их на глаза, и он щурился и раздраженно убирал их рукой, глядя, как к нему стремительно приближаются круглые глаза фар. Он не знал, принадлежит ли эта идущая первой машина людям Яна или какому-нибудь мирному обывателю — так или иначе он собирался ее отнять. Риск попасться его мало заботил — «пассат» он тоже угнал. Кроме того…

Сзади, где-то совсем рядом вдруг раздался слегка приглушенный расстоянием удар, следом грохнул взрыв. Схимник резко обернулся и увидел, что за низким холмом на черном небе полыхает дымное дрожащее страшное зарево. Невозмутимость слетела с его лица, как сдернутое покрывало, он сделал несколько шагов вперед, потом побежал, стуча подошвами по серебристому от лунно-звездного света асфальту. Он слышал, как сзади его догоняет машина, но ни разу не обернулся.

Забежав за поворот, Схимник увидел впереди, справа от дороги вмятое в изуродованные стволы сосен, бесформенное пылающее нечто, еще недавно бывшее машиной, и помчался еще быстрее, а свет фар уже накрыл его и скользил перед ним, и когда Схимник уже прыгнул на обочину, сзади раздался скрип тормозов, и кто-то крикнул:

— Стой!

Он не услышал и не остановился, глядя вперед, на машину, еще поблескивающую снаружи темно-синей краской. Ее ударило о деревья с такой силой, что, казалось, одна из сосен растет прямо из середины «восьмерки». В салоне бушевало пламя, горел и ствол сосны, во все стороны валил густой удушливый дым, и ветер перекидывал его из стороны в сторону и утягивал в небо. В машине что-то шипело и посвистывало, как в закипающем чайнике, хлопали лопающиеся стекла, и, подбежав почти вплотную Схимник ощутил страшный жар.

Огонь не был скуп на зрелище, пожирая, он не скрывал того, что пожирает, и Схимник успел увидеть скорчившуюся на сиденье водителя темную фигуру, объятую пламенем. Удар бросил ее в сторону, прижав опущенной головой к дверце, пламя лизало светло-серую ткань пальто, и когда он подбежал, пламя прямо на его глазах превратило в пепел остатки светлых коротких волос на прижавшейся к дверце голове. Нетронутой оставалась только правая рука, полусвесившаяся из открытого окна — серый рукав, из-под него — гладкий вишневый шелк блузки — Схимник до сих пор помнил, каким приятно-прохладным он был на ощупь, серебристый лак на ногтях, кольцо на мизинце — смешное нелепое детское посеребренное колечко с божьей коровкой.

Он хотел схватить эту руку, чтобы вытащить Виту через открытое окно, наверняка еще что-то можно было сделать, хотя подсознательно Схимник понимал, что сделать было уже ничего нельзя — никто не смог бы выжить в таком пламени. Но он почти дотронулся до пальцев, прикрывая лицо полусогнутой рукой, когда его обхватили сзади и оттащили от машины, и в тот же момент в «восьмерке» что-то хлопнуло, и свисающая из окна рука оделась пламенем и исчезла из вида.

— Ты чо?! — испуганно сказал кто-то над его ухом. — Все ж… хана! Там уже нет никого! Ну ни хрена себе, а?!

Схимник легко вырвался и застыл, глядя на машину неподвижным взглядом. Теперь «восьмерка» полыхала уже целиком — и изнутри, и снаружи, почти утратив очертания, загорелись уже несколько сосен, и свежие короткие стрелки весенней травы вокруг съеживались от страшного жара. Живых в машине уже не было. Он отступил на шаг, потом еще на один, тяжело дыша.

— Пошли отсюда — сейчас опять шарахнет! — пробурчали рядом. — Девке хана, все, наконец-то больше не надо за ней мотаться! Сейчас менты приедут. Давай, Схимник пошевеливайся!

Он чуть повернул голову. В его темных глазах плясали отблески пламени, и казалось, что глаза горят изнутри и сейчас треснут, как стекла вмятой в сосны пылающей «восьмерки». Глаза внимательно оглядели стоявших рядом двоих парней, потом их взгляд скользнул на пистолет в руке одного из них, и Схимник вдруг расхохотался закинув голову, и свет блеснул на его зубах. Смех его был странным — казалось, что кто-то монотонно колотит доской по железной ограде.

— Пошли к машине, — нервно сказал обладатель пистолета. — И хватит ржать! — он чуть скосил глаза на коллегу, ища поддержки. — Похоже, он совсем спятил…

Он не уловил движения Схимника — тот вдруг словно исчез, как дух. Его рука хрустнула, пистолет вырвали из нее, а его самого какой-то силой отбросило в сторону, и только потом он запоздало почувствовал боль. Упав на колено и на вытянутую руку, он повернулся и успел увидеть темные горящие глаза и еще один глаз — дуло направленного на него пистолета. Пуля попала ему в рот, и человека с силой отшвырнуло на съежившуюся траву, а пистолет качнулся в сторону второго.

— Не надо, — прошептал тот, отступая с поднятыми на уровень груди руками. — Схимник, не надо, не на…

Схимник молча выстрелил, потом выстрелил еще раз. Когда он в следующий раз нажал на спусковой крючок, пистолет звонко щелкнул. Схимник посмотрел на него, потом швырнул в траву, поднялся по небольшому склону, вышел на обочину дороги и неторопливо зашагал вперед, засунув руки в карманы брюк. Мимо пролетела встречная машина, на мгновение окатив его светом фар, и он услышал, как она притормозила сзади, возле гигантского костра, но почти сразу же умчалась, визгнув шинами. Еще одна машина пролетела мимо, не остановившись. Потом сзади снова кто-то остановился, и Схимник услышал, как хлопнули дверцы, но не оглянулся.

Он прошел метров триста, а потом резко свернул с дороги и снова спустился вниз, к соснам. Не доходя до них, он сел на землю, спиной к дороге, и оперся на ладонь, почувствовав короткую мягкую щетку молодой травы. В соснах бушевал холодный ветер, и его обдавало терпким свежим запахом хвои. Этот запах казался чужим, непривычным — в Волжанске не было сосен, и за то время, что Схимник провел в нем, он привык видеть кругом гигантские тополя, которые пахли совсем по-другому и по-другому звучал ветер, играя в их кронах. Он закурил и несколько секунд смотрел, как с сигареты в темноту весело летят искры, потом сунул ладонь под пиджак и водолазку и тут же вытащил ее. Ладонь была мокрой от крови. Схимник вытер ее о траву и закрыл глаза.