Лебанидзе что-то пробормотал в знак согласия, хмуро наблюдая, как Калмык и Схимник остановились возле писсуаров. Схимник потянул вниз замок «молнии», но тут же раздраженно покосился вправо, на Калмыка.
— Слушай, ты так и будешь смотреть? Может, еще и подержать поможешь?
— Ох, они стесняются! — насмешливо сказал Калмык, но все же сделал шаг назад. На мгновение руки Схимника исчезли из поля его зрения, и почти сразу же он услышал легкий щелчок. В этот момент Калмык еще двигался в том единственном шаге, его правая нога только-только коснулась пола носком ботинка, не опустившись на него всей подошвой, а Схимник уже повернулся к нему, и Калмык успел увидеть его расширенные глаза, вдруг ставшие из светло-серых темными, почти антрацитовыми, и чью-то нечеловеческую жуткую ухмылку в этой черноте, и успел удивиться, как медленно вдруг потекло его собственное время. Губы Калмыка дернулись, втягивая воздух, и на полувдохе рука Схимника, ладонью вперед, блеснув чем-то, мелькнула у него под подбородком и тут же метнулась вниз, вырвав пистолет из ставших вдруг ватно-податливыми пальцев. Калмык, глядя на него изумленно и даже как-то обиженно, завалился набок и рухнул на пол, подвернув под себя правую руку и стуча зубами, словно в ознобе, а из-под его шеи по белым плиткам с ужасающей стремительностью начала растекаться ярко-алая лужа, гладко сияя под холодным светом ламп.
Дрозд, стоявший возле раковин, успел ошарашенно выругаться и выхватить нож, когда Схимник, ни на мгновение не остановившись, скользнул к нему — легко, словно подхваченный ветром лист. Пистолета в его руках уже не было и Дрозд даже не успел заметить, когда и куда он исчез. Лебанидзе, отскочив от двери, бросился к ним, тяжело стуча ботинками. До раковин было три шага, и когда он сделал первый, Дрозд, чуть отведя в сторону левую руку с растопыренными пальцами, сделал выпад ножом, метя Схимнику под ребра, но тот, пригнувшись и по-волчьи оскалившись, дернулся вправо, слегка развернулся почти неуловимым кошачьим движением и ударил почти одновременно обеими руками — по запястью и в голову, и еще раньше, чем нож звякнул о пол, Дрозд ударился затылком о большое зеркало, потом его мотнуло вниз, и он упал, по пути глухо стукнувшись виском о раковину. Лебанидзе успел увидеть пузырящуюся на его губах пену и торчащую из правой глазницы ручку, нарядно и нелепо поблескивающую золотистым колпачком. Он резко развернулся и, громко взвыв, кинулся к двери, уже мало что соображая, вцепился в ребристую защелку и начал судорожно дергать ее и дверную ручку мгновенно вспотевшими пальцами. Он тряхнул дверь один раз, чуть не выломав ее, жалобно визгнули петли, а потом что-то страшно ударило его в спину, чуть ниже поясницы, отчего Лебанидзе стукнулся о дверь еще раз и качнулся назад, и тотчас его шея оказалась намертво зажата в согнутой руке Схимника, которая тут же дернулась вверх и вправо. Раздался легкий хруст, руки Лебанидзе как-то округло и изящно взметнулись в воздух, точно он собирался опустить их на клавиши невидимого рояля, тут же упали, и он обмяк. Схимник, придерживая, осторожно опустил его на пол, потом настороженно прислушался, но из-за двери по-прежнему летел грохот музыки. Он отвернулся и огляделся, с хищной цепкостью ухватив все детали, потом отошел к раковине, под которой, свернувшись, лежал Дрозд, пристально глядя мертвым выпученным глазом на дверь кабинки. Падая, он свернул кран, и теперь из него с веселым шипением хлестала вода. Схимник снял с указательного пальца перстень, который был теперь повернут ободком наружу, а изящная ацтекская пирамидка ощерилась маленьким, но острейшим треугольным лезвием. Он быстро сполоснул окровавленные руки, вымыл кольцо, потом нажал двумя пальцами на нижний уступ пирамидки, опять раздался едва слышный щелчок, лезвие исчезло, и на его месте теперь снова невинно блестела изумрудная пластинка. Кольцо, отведавшее уже немало крови, вернулось на палец хозяина. Схимник поднял голову и взглянул в зеркало, в собственные глаза, горевшие темным, безумным, голодным огнем хищника, которому досталось слишком мало мяса. Он пошатнулся, опершись ладонью о серебристую поверхность, скрипнул зубами и, глубоко вздохнув, закрыл глаза, потом снова поднял веки. На щеке Схимник заметил две капли крови и вытер их, потом быстро взглянул на часы. Еще немного времени у него было.
Он быстро обыскал всех троих, но оружия больше ни у кого не оказалось. Нож Дрозда он оставил, а пистолет Калмыка, валявшийся в углу, забрал, проверив обойму, потом стащил с себя мокрую от крови футболку, уже начавшую прилипать к телу, скомкал ее, вытер кожу вокруг повязки и бросил футболку в угол. Взглянул на сушилку, и его губы тронула легкая улыбка. Схимник перешагнул через змеистый ручеек крови, но тут же резко обернулся, услышав сквозь шипение воды другой шелестящий звук.
Каким-то чудом из всех троих Калмык был еще жив, хотя крови из него натекло, как из забитой свиньи. Его раскосые глаза подергивались, а губы выпячивались и снова опадали, точно он силился надуть воздушный шарик, издавая тихий и страшный, постепенно затухающий агонизирующий звук:
— П-п-п-п-п-п…
Схимник равнодушно отвернулся и направился к двери, пробормотав по дороге с жутковатой ласковостью:
— Думал, со стволом что-то против меня сделать… ну что ты, глупенький, что ты…
Слова вырвались сами по себе, и он был рад, что сейчас никто не видит его лица. Калмык за его спиной царапнул каблуками пол и затих окончательно.
Лебанидзе был выше Схимника и гораздо мощнее и шире в плечах, но пришлось выбрать его, а не Дрозда, более подходившего ему по комплекции, поскольку его одежда, как и одежда Калмыка, теперь никуда не годилась. Схимник торопливо стащил с него легкую темную водолазку и черный пиджак и оделся с рекордной скоростью, потом снова огляделся и шагнул к сушилке.
В этот момент Ян, уже начавший нервничать, взглянул на часы, потом в ту сторону, куда ушли Схимник и остальные, затем перевел взгляд на Виту, которая, судя по ее виду, уже отчаянно хотела спать.
— Что-то они застряли! — резко сказал он и встал. Кабан тоже нехотя поднялся.
— Да ладно вам, Ян Станиславыч. Они просто…
Он не договорил. Свет в зале вдруг мигнул и погас, и музыка оборвалась, уступив место оглушающей тишине. Кто-то ахнул во мраке, жалобно звякнул разбившийся стакан, потом послышались удивленные и возмущенные голоса, кто-то выругался, послышался звук отодвигаемых стульев. Теплые огоньки сигарет, казавшиеся в густой темноте особенно яркими, порхали в различных направлениях словно сами по себе, как диковинные светлячки. Ян развернулся и бросился к столику, за которым сидела Вита, сейчас невидимая, но в этот момент в дальнем конце зала один за другим оглушительно грохнули три выстрела, зазвенело разбитое стекло, и большая часть посетительниц «Двух ящерок» пронзительно завизжала от ужаса. Послышался топот бегущих ног, стук падающих стульев, дребезг бьющейся посуды. Яна подхватило, сдавило со всех сторон, закружило в водовороте обезумевших людских тел и понесло к выходу. Он попытался было вернуться, нанося удары направо и налево, но добился только того, что его выплеснуло куда-то вбок и крепко приложило о столик. Чуть не упав, Ян повернулся и снова нырнул в людской поток, решив все же оказаться на улице. Кое-как, изрядно помятый, он добрался до дверей, сбежал по ступенькам и остановился, зло отталкивая то и дело налетающих на него людей и пытаясь разглядеть, кто выбегает из дверей. Сзади его схватили за плечо и он обернулся. Это был один из тех его подчиненных, кто оставался на улице.
— Видели ее?! — крикнул Ян. — Выходила она?!
— Не знаю, столько народу повыскакивало… разве разберешь?..Но машина ее уехала — туда, — он махнул рукой. Ян, задохнувшись от злости, буквально отшвырнул его от себя.
— Так хрена ты стоишь?! В машину, живо! Придурки!
— Вон, как раз… наши отъезжают, — виновато пробурчал тот, распахивая дверцу помятой «шестерки». Ян, ругаясь на малоразборчивой смеси польского с русским, прыгнул на пассажирское сиденье. Когда машина уже резко тронулась с места, завизжав шинами по асфальту, на заднее сиденье вкатился Кабан и, тяжело дыша, захлопнул дверцу. Ян выхватил телефон и позвонил в первую машину, уже шедшую довольно далеко впереди и то и дело пропадавшую из вида. Из машины ему сообщили, что нужную синюю «восьмерку» видят, но она идет на хорошей скорости и на приличном расстоянии от них и, судя по направлению, собирается выезжать из города, после чего осведомились — «не стрельнуть ли по колесам или еще куда»?
