Каким же образом мы разгадали первую головоломку Фулканелли? Мы начали с того, что проанализировали значение одной точной даты, указанной нам, а именно 6 января — праздника Богоявления. В ранней церкви день Богоявления, знаменовавший день прихода волхвов, брака в Кане Галилейской и Крещения Иисуса Христа Иоанном Крестителем, имел куда более важное значение, чем сам день Рождества. Для некоторых сект внутри христианства, таких, например, как катары, Богоявление вообще было самым главным, центральным днем в церковном календаре. За совмещением этих трех событий кроется некий туманный секрет — секрет, раскрытие которого угрожало изменением концепции всей вероучительной доктрины христианства в ее изложении официальной церковью.

В этом сочетании символов мы видим, образно говоря, целую связку ключей. Так, здесь присутствует и сексуальная составляющая (брак в Кане Галлейской[185]), за которой подразумевается сакральная Брачная ночь Святого Семейства, и официальное провозглашение Иоанном Крестителем в акте крещения Иисуса Сыном Божиим. Приход волхвов — это символ более позднего духовного течения и намек на существование неких просвещенных посвященных. Кроме того, Богоявление символизирует и другую, гораздо более древнюю традицию, чем эта христианская глосса, и в этом качестве оно представляло угрозу для церкви, которая предпочла сместить акценты и выдвинуть на первый план Рождество Христово.

Собственно говоря, никаких Евангельских обоснований для установления даты Рождества не существует, ибо в Евангелии можно найти скорее намек на то, что Иисус родился поздней осенью, а не в середине зимы. В ранней церкви вплоть до III в. не существовало традиции празднования дня Рождества Христова, а общее распространение и признание этот праздник получил лишь в IV в. Более того, дата Рождества — 25 декабря — официально была установлена лишь в V в., да и то ее выбор был продиктован соображениями церковной политики, а не стремлением к духовной или исторической точности. Сам обычай служить мессу в честь Иисуса (отсюда — Христова месса)[186] в день рождения Митры — его наиболее могущественного соперника в языческом мире, был простой и понятной попыткой подавить его культ и «переадресовать» молитвы поклонников соперничающего культа, утверждая, что Христос более могуществен, чем Митра, ибо Он вытесняет и замещает последнего. Это разнесение праздников также подрывало еще недавно огромную важность праздника Богоявления и переносило появление волхвов на период сразу же после Рождества, вместо того чтобы сфокусировать внимание на историческом аспекте этого события.

Однако праздник Богоявления оставался крайне популярным полуязыческим празднеством. В XI и XII вв. был возрожден Праздник Шутов[187], который очень скоро приобрел форму альтернативного религиозного самовыражения. Первые гильдии, или организованные братства свободных торговцев, возникли в качестве организаторов и спонсоров этих карнавалов. В этих гильдиях нашли себе место и прикрытие различные еретические идеи, некоторые из них через несколько веков вновь заявили о себе уже в обличье «вольных каменщиков» — франкмасонов. Церковь, естественно, не видела особой разницы между этими язычествующими гильдиями и тайными обществами откровенно языческого толка и делала все возможное, чтобы прекратить их деятельность.

Праздник Шутов был связан с Богоявлением через посредство более раннего Ослиного праздника. Этот праздник, первоначально проводившийся в период между 14 и 17 января, был установлен в память о приезде Девы Марии на осле в Вифлеем, а также о скором бегстве Ее в Египет. Кроме того, на этом празднике вспоминали и о молодом осле, на котором Иисус въехал в Иерусалим, и о пророчествующей ослице Валаамовой, упоминаемой в Ветхом Завете. В наиболее раннем варианте этого карнавала Царь Шутов являлся в образе царя Валаака, который призывал пророчествующую ослицу. Когда же Праздник Шутов был перенесен на карнавальный период перед началом Великого поста, толпа простолюдинов встречала Царя Ослов, или Царя Шутов, с буйной радостью, напоминающей пережитки римских сатурналий, и он открывал праздник Богоявления. Этот перенос, или сдвиг, в период подъема ереси катаров и вспышки строительства готических соборов свидетельствует о том, что силы, пользующиеся решающим влиянием в церкви, были не вполне и не только ортодоксально христианскими.

Этот праздник, или «герметическая ярмарка», в рамках карнавальной культуры выворачивала наизнанку и травестировала все церковные авторитеты, подвергая «напыщенных клириков и гордую Науку под маской» скрытым и явным насмешкам, за которыми сквозили более архаические духовные течения. «Готическую» духовность символизировал Царь Мудрых Шутов, коронация которого в день Богоявления, недвусмысленно намекая на мессианизм Иисуса, Его общение с волхвами, Его крещение и Его первое чудо, превращала его в Великого Царя Иудейского, того самого, родословную линию которого продолжал Иисус — потомок премудрого царя Соломона, строителя первого Храма.

Фулканелли показывает, в каком направлении нам дальше двигаться, упоминая о земле Саба и ее мистагогах и делателях образов. Земля Саба — это, конечно, Аравия и восточная оконечность Африканского рога, современные Эритрея и Эфиопия, родина сабиев, предков арабов и строителей первоначальной Каабы, священного Куба Пространства, в Мекке, о которой мы уже рассказывали в главе 4. Сабии, по всей видимости, поклонялись Матери-Богине, а также были хранителями культа Кибелу во Фригии, само имя которой могло иметь сабийские корни. Каба Эля, Кибела, несомненно, представляла собой идею, стоявшую за священным Камнем Мекки, который первоначально почитался как вульва Матери-Богини Алла (или аль-Лат[188]) и престол ее сына, небесного бога Эля, или Аллаха. Кроме того, Саба (Савва, Шеба) — это родина царицы Савской, возможно — прототипа многочисленных Черных Мадонн. Итак, эта еще одна подсказка Фулканелли: ему хотелось, чтобы мы обратили на нее внимание, ибо она — один из ключей его курсивного метатекста.

После этой цепочки ключей мы подошли вплотную к одному исходному источнику — тому самому, о котором мы уже говорили в главе 6. Это — арабский алхимический текст XI в., озаглавленный «Матерь царя», автором которого был некий Абуфалах, или «Сын разума». Как уже говорилось выше, этот труд входил в позднейшую традицию «Бахира», созданного в XIII в. при участии рабби Шломо, который без всяких ссылок включил солидный фрагмент из нее в свой собственный труд по алхимии «Врата неба». Приводимая Абуфалахом ссылка на книгу царя Соломона «ГаМаспен» свидетельствует, что она была ранней версией текста «Великой тайны», вошедшей в состав книги «Бахир». В этой книге, по словам Абуфалаха, Соломон рассказывает о том, как он узнал секреты алхимии от легендарной царицы Савской.

Словно имея в виду этот таинственный текст, стоящий как бы на пересечении всех эзотерических традиций и течений, которые мы уже рассматривали — от «Бахира» до учения катаров, от тамплиеров до романов о Граале, — и считая его недостаточным, ключи, содержащиеся в метатексте Фулканелли, адресуют нас к еще более загадочном труду в русле традиции големизма, который также восходит к классическим книгам «Бахир» и «Сефер Йецира». Приводимые Фулканелли комментарии к понятиям «делатели идолов» и «мистагоги» перекликаются с фрагментом из анонимного труда XII в., озаглавленного «Сефер га-Хаим», или Книга Жизни. Написанный около 1200 г. и практически бывший современником романов о Граале уже знакомого нам Робера де Борона, этот таинственный труд прямо связывает традицию големистов, целью которых было одушевление неживой природы, с главным руслом иудейской алхимии, изложенной в «Бахире».

В этом труде мы узнаем, что секрет одушевления неживой материи связан с расположением меркаба, или триумфальной колесницы, и соответствующих созвездий на небосводе. Пыль, поднятую движением этой колесницы, собирали и впоследствии использовали в своих целях «все колдуны и маги Египта», пытаясь оживить статуи богов. Далее рассказывается о том, что это — тот самый метод, который в свое время использовал Аарон при оживлении золотого тельца, пока Моисей общался с Богом на горе Синай. По свидетельству анонимного автора, эта техника якобы до сих пор используется в Индии и Аравии. Данный труд уникален и в том отношении, что он описывает более архаическую методику создания голема и не имеет прямых соответствий и перекличек с методом, описанным в книге «Сефер Йецира». Эта более ранняя методика связана, благодаря усилиям рабби Шломо и других провансальских каббалистов, с алхимическими и эсхатологическими трактовками книги «Бахир». По-видимому, «Сефер га-Хаим» — один из немногих уцелевших манускриптов, в которых можно проследить эту связь.