Одним из очевидцев, присутствовавших при проведении этой трансмутации, был будущий папа Климент V[114]. Бертран де Го, бывший архиепископ Бордо, стал первым папой в период так называемого французского, или Авиньонского[115] пленения пап, которое имело место в результате борьбы вокруг притязаний Бонифация VIII на абсолютную власть пап в христианском мире. Король Франции, претендовавший на более высокий духовный и политический авторитет, чем папа, отправился в поход на Рим и буквально взял церковь в плен. Спустя одиннадцать месяцев после этого Бертран де Го, француз по происхождению, был наконец избран папой с именем Климента V. И Арнольдо, к сожалению для него, оказался замешанным в самой гуще политических интриг.

Филипп, король Франции, воспользовался своим влиянием на папу, добиваясь от него отзыва манифеста Бонифация. А затем король приступил к осуществлению идеи, возникшей у него еще со времени трансмутации, проведенной Арнольдо. Король созвал совет, на котором орден тамплиеров был обвинен во всех смертных грехах и распущен. Папа Климент V, тоже хотевший получить свою долю при дележе несметных богатств ордена, санкционировал это решение и встал на сторону короля, хотя он прекрасно знал, что обвинения, возводимые на тамплиеров, по большей части были беспочвенными. Таким образом, тамплиеры, ставшие жертвой алчности французского короля и его марионетки-папы, подверглись жесточайшим преследованиям как еретики[116]. И подобно тому как алхимия стала тем самым недостающим звеном, благодаря которому возник орден тамплиеров, та же алхимия и погубила его, став причиной начала его краха.

Романы о Святом Граале указывают на прямую связь между ним и тамплиерами, которые выступают в роли хранителей и стражей тайны, а также намекают на некий «волшебный камень», присутствующий в самом сердце этой тайны. Считалось, что именно он служил этаким катализатором превращений и трансмутаций. Неожиданное появление в поле зрения общественности Запада секты «просвещенных» («иллюминатов») и легенд из книги «Бахир» предоставило недостающие философские и каббалистические ключи к пониманию картины в целом, восприятию ее в более широкой перспективе, которую можно назвать астроалхимией, память о которой, как пишет Фулканелли, увековечили знаменитые готические соборы.

В период пика своего могущества, примерно с 1150 г. и вплоть до падения Иерусалима в 1187 г., на Западе на первом плане фигурировали три составляющих тайны алхимии, которые и легли в основу так называемого готического возрождения. В этом смысле книга и камень тамплиеров и романы о Граале стали книгой в камне, воплощением коей явились готические соборы. За этой трансформацией стоит богословское учение о Свете, выраженное в «Бахире» и обретшее реальное воплощение в архитектурном стиле lux continua[117], характерном для новых соборов.

К тому времени, когда создание внешнего декоративного убранства Нотр-Дам-де-Пари, включая и величественный барельеф, олицетворяющий Алхимию, на главном портале, было завершено около 1235 г., необходимость в подобных иносказаниях отпала. Имперская римско-католическая церковь занимала доминирующее положение. С тамплиерами и рыцарями Сиона было покончено, и церковь, начав новый Крестовый поход, на этот раз — против катаров, стремилась осознать свою новую миссию. Баланс сил в мировой политике также стабилизировался, и Священная Римская империя оставалась чем-то вроде гаранта всей системы феодальных отношений. Эпоха Средних веков достигла своего апогея и, приближаясь к упадку, оказалась в то же время в шаге от воплощения тех грандиозных милленаристских планов, которые вынашивали еще папа Сильвестр И и паломники-воины Первого Крестового похода. Тогда вдохновители и организаторы всех этих великих подвигов и злодеяний и не подозревали, что менее чем через столетие это призрачное возрождение угаснет в море лжи, интриг, войн и природных катастроф, которые вновь ввергнут Европу в этакую миниатюрную копию Темных веков. Когда же Европа в XV и XVI вв. наконец оправилась от всех этих катаклизмов, духовное цветение ранней готики было забыто и отошло в прошлое.

Без основательного знания культурно-исторического фона и ключей к нему почти невозможно понять ту весть, которую излагает Фулканелли в своей «Тайне соборов». Таким образом, возвращаясь к самому Фулканелли, давайте посмотрим, как свет Грааля трансформировался в постоянный свет великих готических соборов, а также поговорим о том, как свет алхимии оказался в фокусе мировой политики и привел к падению ордена тамплиеров, после чего традиция алхимии была вынуждена вновь уйти в подполья книжников и магов.

В начале 1180-х годов, когда над Святой Землей простерлась грозная тень Саладина, Филипп Эльзасский, граф Фландрии, видный аристократ, принадлежащий к роду потомков Меровингов, поручил Кретьену де Труа, крупнейшему поэту Европы той эпохи, написать франкоязычное переложение странной и таинственной истории о бедном рыцаре, сыне вдовы, который чудесным образом удостоился титула короля в королевстве Святого Грааля. Можно предположить, что эту легенду Филипп встретил в старинной кельтской хронике и пожелал, чтобы Кретьен де Труа, этот славный автор средневековых бестселлеров, сделал из этого сюжета настоящий хит. И Кретьен действительно славно потрудился над этой историей, иной раз переводя явно символические эпизоды ее сюжета в плоскость снов и грез, а временами проявляя явную неспособность понять важность и даже смысл материалов источников, которыми он пользовался.

Тем не менее, после того как Иерусалим пал под ударами сарацин, а христианские королевства в Святой Земле превратились в жалкие прибрежные анклавы, лучшие придворные поэты Европы подхватили историю о Граале, воспетую Кретьеном де Труа. Кстати, сам Кретьен так и не завершил свой труд, и длинная поэма о Граале после смерти поэта осталась неоконченной. Впоследствии некоторые поэты пытались — с большей или меньшей степенью успеха — закончить поэму. Самым важным для нас является то, что к этой теме обращались различные авторы, развивая различные ее аспекты.

Робер де Борон, создавший свою версию в 1090–1099 гг., активно христианизировал историю о Граале^{4}. Так, он сообщает нам, что источником этой истории — естественно, в христианском ее варианте — является огромная книга, тайны которой были открыты ему. Робер, в отличие от Кретьена, совершенно определенно представляет, что же такое Святой Грааль. Грааль — это чаша Тайной Вечери, чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь Иисуса после Его Распятия. После Крестной смерти Спасителя Иосиф и его семья стали хранителями Грааля. В различных эпизодах романа, описывающих всевозможные приключения вокруг чаши, упоминаются имена родственников Иосифа, а в конце концов Грааль оказывается… в Англии, куда его увозит зять Иосифа, Бронс по прозвищу Король-Рыбак. Как и в поэме Кретьена, Персеваль у Робера назван «сыном знатной вдовы», однако Робер называет его потомком Иосифа Аримафейского.

Надо иметь в виду, что в тот самый период орден Богоматери Горы Сион находился в процессе переноса своей деятельности и резиденции в Европу. При поддержке могущественных цистерцианцев в 1178 г., за десять лет до начала гонений на тамплиеров и их более ранних предшественников, рыцари Сиона благополучно обосновались в Европе. Папская булла, изданная папой Александром III[118], предоставила ордену обширные владения на землях Пикардии, Франции, Ломбардии, Калабрии, Сицилии, Испании и в Святой Земле. После потери христианами Иерусалима орден Сиона прервал связи с тамплиерами и выработал собственный план действий. Видимо, частью этого плана и стали романы о Граале.