Было бы излишне устанавливать точную хронологию создания ими картин и отдавать пальму первенства рождения замыслов Браку или Пикассо. Вот как сам Брак описывает это плодотворное сотрудничество: «Несмотря на большое различие наших темпераментов, мы с Пикассо были очень близки. Нас объединяла общность идей… И хотя Пикассо — испанец, а я — француз… в те годы мы говорили друг другу слова, которые никто и никогда уже больше не скажет… которые абсолютно непонятны другим и которые доставляли нам непередаваемое удовольствие. Мы были похожи на альпинистов, находящихся в одной связке». Бескорыстная дружба, объединявшая их, была такова, что какое-то время они даже не подписывали своих картин, желая сохранить анонимность. «Бывали минуты, — признавался Брак, — когда мы затруднялись установить их авторство».

Кубисты, картины которых казались многим оторванными от реальности, использовали для своих работ самые разнообразные предметы повседневной жизни — курительные трубки, газеты, бутылки, стеклянную посуду, человеческое тело. Ни Брак, ни Пикассо никогда не теряли связи с окружающей жизнью, оказывавшей решающее влияние на их творчество. Точно так же, как улица и цирк когда-то дали толчок полотнам «голубого» и «розового» периодов, мир науки и механических изобретений лег в основу картин кубистов.

Два изобретения на пороге века способствовали изменению понятий человека о силе притяжения — использование железобетона в строительстве и создание самолета. Оба этих изобретения сделали возможным подъем в небо тяжелых масс без видимых средств поддержки и потому вызвали интерес у кубистов. «Создатели аэропланов пленили наше воображение, — вспоминал Пикассо. — Когда самолетостроители поняли, что машину нельзя удержать в воздухе на двух крыльях, они с помощью тросов и опор присоединили еще два крыла». В письме к Браку Пикассо шутливо обращается к нему: «Мой дорогой Уилбер», — имея в виду Уилбера Райта. Аналогия между угловатыми формами летательных аппаратов Блерио, отдельные узлы которых соединены опорами и тросами, и перекрывающими друг друга гранями и тонкими линиями на кубистских полотнах отнюдь не случайна. Это результат исследования и глубокого интереса к изменяющимся формам окружающей жизни, стремление, в частности, передать еще одно измерение в пространстве.

С наступлением следующего лета Пикассо вместо поездки в Испанию отправился в Сере, небольшой очаровательный городишко, приютившийся у подножия Пиренеев на французской территории. Первым из друзей Пикассо, открывшим это местечко, был Маноло, который жил здесь уже в течение многих лет. Вплоть до начала войны в 1914 году Сере оставался духовным центром кубизма. На узких улочках, окаймленных вековыми гигантскими деревьями, отбрасывавшими создававшую прохладу тень, вечно толпились спустившиеся с гор крестьяне. Они вели мулов, которые, проходя мимо поросших мхом фонтанов и заполненных кафе, позвякивали подвешенными на шее колокольчиками. Друг Пикассо Фрэнк Хавилленд приобрел заброшенный дом среди буйной растительности изумрудных лугов, персиковых садов и виноградников, где и обосновался Маноло. Эту внушительную постройку XVIII века окружал огромный сад со старыми деревьями и пересекавшим его широким ручьем, бравшим начало в горах. Пикассо с Фернандой заняли весь первый этаж. Четыре или пять просторных комнат и выходившая в сад терраса создавали все условия для работы. Сере расположен близко от границы, что позволяет местному населению поддерживать тесные контакты с испанцами-горцами, анархистские понятия которых о справедливости и свободе нисколько не изменились со времени, когда Пикассо проживал в Барселоне. По обоим склонам Пиренеев обитали каталонцы, и Пикассо имел возможность познакомить своих французских друзей Брака и Макса Жакоба, часто навещавших его, с близким ему по духу народом. Макс Жакоб, хотя и тяготел к парижскому комфорту, быстро привык к окружающей обстановке и получал удовольствие от хора лягушек и трелей соловьев, поначалу мешавших ему спать. Ему удалось также очаровать старичков-буржуа, которых он встречал в кафе, своими задушевными беседами, а толкование им гороскопов принесло ему даже несколько франков.

На террасе кафе «Гран», расположенного на главной улице, по вечерам собирались приехавшие из Парижа артисты и художники, чтобы приятно провести время в компании друга. Приятели Пикассо выделялись среди местного населения своей неординарной одеждой, яркими красками платьев, которые носили их любимые, и большим разнообразием языков, на которых они изъяснялись. В их беседах не было места скуке. Если разговор вдруг начинал угасать, Пикассо, чтобы позабавить жен и подружек своих знакомых, доставал карандаш и начинал рисовать на мраморной поверхности стола одной непрерывной линией зверюшек, птиц, портреты друзей. Он мог нарисовать сидящего напротив него человека таким образом, что тот в момент позирования видел себя в неперевернутом виде. Даже самые консервативные жители Сере вскоре стали терпимо относиться к поведению этой шумной компании из Парижа и совсем не удивлялись, если, например, Пикассо обращался с просьбой к мяснику дать ему тяжелую, пропитанную кровью занавеску, чтобы повесить ее в студии.

Среди картин, созданных в Сере в течение первого приезда Пикассо в этот город, пейзажи встречаются очень редко. Один из них написан в типично кубистской манере, хотя изломанные тени домов выполнены короткими мазками кисти, напоминающими пуантилизм. Картина создана в одном цвете, но, несмотря на это, на полотне ощутимо воссозданы тенистые улочки маленького городка.

Идеи кубистов, получавшие широкое распространение в среде художников, своим динамизмом заразили и поэтов. Влияние этого направления помогло внести свежую струю в ностальгию по романтизму XIX века, который уже давно задыхался в своем пессимизме. Кубизм как открытие художников трудно выразить словами, но тем не менее его формы и заложенные в нем идеи побудили некоторых поэтов применить их в своем творчестве. Макс Жакоб и Аполлинер, вдохновленные поисками Пикассо, были первыми, кто попытался включить элементы кубизма в свое творчество.

Зима 1911/12 года принесла перемены в личную жизнь художника. Жизнь Пикассо с Фернандой не всегда протекала гладко. Близкие друзья, и в их числе Гертруда Стайн, не могли не видеть размолвок между художником и его подругой. Частенько Фернан-да появлялась у друзей без сережек, которые оказывались заложенными в ломбарде. Она с готовностью соглашалась давать уроки французского языка друзьям Стайнов, чтобы заработать несколько франков. И хотя последствия многочисленных ссор удавалось загладить, постепенно становилось ясно, что их связь не выдержит испытания временем, особенно после переезда в дом на бульваре Клиши. По собственному грустному признанию Фернанды, она, оказавшись верным другом художника в течение стольких лет нужды, не смогла остаться самой собой после прихода в их дом достатка. В течение шести лет ее не имевший часто гроша в кармане и времени причесаться возлюбленный, глаза которого горели огнем познания, стал мастером, уважаемым ценителями искусства во Франции, слава которого распространилась по всему миру. Но теперь огонь в его глазах был предназначен не для нее одной. Предупредительность, с которой он опекал ее до сих пор, уступила место менее обязывающей форме отношений. В конце концов и им пришел конец. Установившееся между ними доверие исчезло прежде, чем появились доказательства неверности.

Пикассо имел обыкновение разрубать клубок запуганных отношений одним ударом. В данном случае разрыв произошел без взаимных упреков, и это открыло ему дорогу для установления отношений с девушкой, не обладавшей загадочной красотой Фернанды, но имевшей более покладистый характер, что в большей степени отвечало его внутреннему состоянию в тот период.

Стремление окунуться в иную атмосферу и поиски уединения с вновь обретенной любовью сочетаются с внутренним толчком к дальнейшим поискам на путях кубизма.