Все попытки достать где-нибудь еще несколько франков заканчивались, как правило, безуспешно. С помощью друга Делатре, у которого был печатный станок и который делал эстампы в период большого спроса на них, Пикассо выпустил серию из четырнадцати гравюр. Различные по размеру, они отличались безукоризненностью исполнения и привлекательностью образов; среди них преобладали Арлекины и артисты цирка. К той же серии относится и гравюра с изображением Саломеи, танцующей перед безобразно толстым Иродом. Сюда же можно отнести и «Скромную трапезу», первоначальная копия которой является в настоящее время одной из наиболее редко встречающихся и наиболее ценных гравюр Пикассо. Серия была выставлена агентом Клови Саго, имевшим небольшой магазинчик на улице Лаффит. Но гравюры не принесли ни их автору, ни агенту ни франка.

В отличие от других художников, которые не упускали возможности выставлять полотна на выставках, Пикассо упорно отказывался выносить свои работы на суд публики. Продажа им картин вызывалась скорее необходимостью. Ему было больно расставаться с ними. Он предпочитал дарить их, нежели торговаться с агентами о цене. В этот период он действительно раздал больше работ, чем продал. Его нежелание выставлять свои работы в какой-то степени объяснялось испытываемой им горечью от неудач первых выставок. В еще большей степени оно объяснялось его убежденностью в собственной гениальности и неуверенностью в ее признании другими. Поэтому он предпочитал гордо держаться в стороне. Даже Воллар, как правило, не показывал работы Пикассо незнакомым, позволяя взглянуть на них лишь избранным.

Уже в 1905 году полотна Матисса, Брака, Вламинка, Дафи, Фриза и Руо можно было встретить на выставках в «Осеннем салоне» или в более модернистском «Салоне независимых». Но Пикассо избегал появляться в столь разношерстной компании. Он не обращал внимания на господствовавшие в то время течения и предпочитал следовать собственным путем. Чтобы как-то прокормиться, некоторые художники подряжались выполнять работы для различного рода иллюстрированных журналов. У Пикассо не было ни времени, ни желания следовать их примеру, хотя однажды он, по-видимому, выполнил какую-то работу для журнала «Фру-фру». В другой раз он согласился нарисовать часть декорации для пьесы «Святая рулетка» Жана Лорэна и его друга Густава Кокио. Поскольку декорации были выполнены неизвестным художником, они были сочтены неудачными и отвергнуты директором знаменитого театра «Гран Гиньоль».

Хотя Пикассо отказывался показывать свои работы на выставках, отдельные коллекционеры все же посещали его студию и стали охотно приобретать его полотна. Среди посетивших его отшельническую студию оказались Гертруда и Лео Стайны, которым молодого художника рекомендовал почитатель его таланта Анри Пьер Роше. Выходцы из Америки, Стайны незадолго до этого обосновались в Париже. Со свойственной им страстью они быстро окунулись в мир искусства и литературы. Будучи проездом в Лондоне, Лео Стайн приобрел первое модернистское полотно Вильсона Стиера. Вскоре после этого с помощью Бернарда Беренсона он обнаружил Сезанна в галерее Воллара и приобрел выполненный французским постимпрессионистом пейзаж. Вслед за этим он добавляет к своей растущей коллекции Ван Гога и Гогена, а на «Осеннем салоне» в 1905 году с одобрения сестры приобретает идущий против всех канонов блестящий и глубокий портрет работы Матисса. Это полотно превратилось в главную мишень резкой критики, направленной против серии работ Матисса, Дерена, Вламинка, Брака и других художников, картины которых отличались сочетанием ярких, контрастных цветов. Позднее эта группа получила название «фовисты» от слова «les fauves» («дикие»). Их манеру отличало свободное и несколько произвольное использование бросающихся в глаза красок, что вело порой к еще большему игнорированию формы, чем у их предшественников, неоимпрессионистов. Эта брызжущая новыми идеями кучка группировалась вокруг талантливого художника, старшего среди всех членов этой группы, Анри Матисса, которому присвоили кличку «король диких зверей».

Полотна и сама личность Пикассо произвели большое впечатление на Стайнов. Лео приобрел за 150 франков, правда, против желания Гертруды, первую работу Пикассо у Клови Саго. Это было несколько продолговатое полотно, созданное в 1905 году и выполненное преимущественно в голубых тонах, на котором изображена девушка, держащая в руках корзину красных цветов. В первый же приезд в студию Пикассо брат и сестра приобрели у Пикассо картин на невиданную для художника сумму — 800 франков.

Эти два невзрачных на вид неутомимых коллекционера не только проявили смелость в выборе, но и оказались исключительно гостеприимными хозяевами. В своих воспоминаниях Гертруда Стайн описывает обеды у нее в квартире на улице Флерюс, где в течение многих лет частыми гостями были самые талантливые люди того времени. Не погрешив против истины, можно сказать, что почти все молодые поэты, художники и музыканты того поколения, которые приезжали в Париж в первые два десятилетия нашего века со всех уголков Земли, рано или поздно находили дорогу в эту квартиру. И хотя Стайны приобретали работы у Матисса и Пикассо уже в течение более года, сами художники познакомились друг с другом под этой гостеприимной крышей лишь осенью 1905 года.

В своих воспоминаниях Фернанда отмечает, что вначале она не могла понять, как Пабло мог выкраивать время для работы из-за непрекращающегося потока друзей-испанцев. Она поняла это, когда обнаружила, что, несмотря на отсутствие в его квартире электричества, он предпочитал работать по ночам. Большинство его картин, написанных до 1909 года, созданы при свете керосиновой лампы; он вешал ее над головой, а сам при этом на корточках трудился над полотном, поставленным на пол. Очень часто в эти годы у него не было денег, чтобы купить керосин, и тогда он работал при зажженной свече, которую держал в левой руке.

Слабость света от свечи и ослабленное при этом восприятие желтого цвета, очевидно, оказались причиной общего голубого тона его картин того периода, хотя вряд ли можно утверждать, что он не учитывал при этом искажения, создаваемого искусственным светом. В качестве подтверждения этого предположения достаточно привести его собственные слова: «Лучшим цветом среди цветов является самый голубой среди голубых». Его привычка работать по ночам приводила к тому, что он часто ложился спать в шесть утра. Поэтому ранние гости создавали некоторое неудобство. К счастью, консьержка, чье расположение ему удалось завоевать, не пускала к нему в эти часы никого, кроме посетителей, которые могли представлять интерес как потенциальные покупатели. Когда в дом прибывал помощник министра Оливье Сенсер, облаченный в строгий костюм и в цилиндре, консьержка стучала в дверь и кричала: «Откройте, пожалуйста, к вам пришли по серьезному делу». После этих слов Пикассо вставал и в ночной рубашке открывал дверь этому заядлому коллекционеру, в то время как Фернанда пряталась за холстами. Сенсер, подыскивая подходящее место для цилиндра, вежливо советовал молодому художнику: «Наденьте, пожалуйста, брюки, иначе вы простудитесь» — и только после этого начинал знакомиться с последними работами.

Посетителю, приходившему в более поздний час, дверь открывал сам Пикассо «с завитушкой черных волос, спадавших на его агатового цвета глаза, одетый во все голубое, в белой выпущенной рубашке, схваченной алым фланелевым поясом с бахромой на концах». В квартире-студии стоял сильный запах керосина и парафина (последний Пикассо использовал в работе и для освещения), смешанный с горьким запахом табака. Обойдя картины, прислоненные к стенам, гость подходил к полотну, стоявшему на мольберте в центре студии, над которым в данный момент работал художник. Пикассо порой любил писать полотна, глядя на них под непривычным углом, меняя свое положение в зависимости от размера полотна. На полу справа от мольберта лежали тончайшие кисти из волоса соболя, краски и стоял огромный набор горшочков, баночек и тряпок, причем так, чтобы все это можно было в любую минуту достать рукой. Несмотря на большие размеры комнаты и почти полное отсутствие мебели, в ней было тесно: она была заставлена многочисленными предметами. В этом отношении она походила на студию на бульваре Клиши, на будущую квартиру на улице Боэси, на огромную студию на улице Гран-Опостен, на вилле «La Californie», а впоследствии в «Нотр-Дам-де-Ви». Словом, где бы Пикассо ни обосновывался, он собирал вокруг себя материал, который не мешал пробуждению воображения. Сальмо описывает студию, какой она предстала перед ним в момент его первого визита: «Сколоченный из крашеных досок шкаф для красок, маленький круглый стол, купленный у старьевщика, ободранная софа, служащая кроватью, мольберт; отгороженная от студии каморка, которая была его убежищем, где находилось нечто, похожее на лежанку. Среди друзей эта каморка получила шутливое название „спальня невесты“. Вплоть до переезда сюда, и довольно скорого, Фернанды Оливье в ней с молчаливого согласия хозяина его друзья позволяли себе всякого рода фривольности».