Фернанда и Пикассо выбрали для отдыха Гозол, деревушку, расположенную неподалеку от французской границы, куда можно было добраться только на мулах. Центральную часть деревушки занимала пустынная площадь, служившая рынком. Ее окружал десяток домов из камня, отливавшего золотистым цветом, — следствие воздействия солнца, ветра и снега. Над полыхавшими алым цветом садами возвышалась заснеженная вершина горы Кади, с которой маленькие облака, словно кораблики, уплывали в сверкающую синеву неба Фернанда вспоминала о благотворном воздействии, которое оказало на внутреннее состояние и здоровье Пикассо пребывание в этой отдаленной очаровательной деревушке; о его прогулках по лесам с контрабандистами, об их долгих рассказах о стычках с полицией, которым так внимал Пикассо. Понимание между ними и взаимное уважение возникали естественно и быстро.

Жизнь в Гозоле пришлось неожиданно прервать. По словам Фернанды, в деревне вспыхнул тиф, и Пикассо, всегда проявлявший беспокойство при появлении сообщений о болезнях, настоял на безотлагательном пересечении гор на мулах и переезде во Францию, где санитарные условия были лучше.

Но до отъезда из деревни Пикассо, несмотря на частые вылазки в горы, создал поразительное количество картин. Как всегда, их объектом были люди, окружавшие его предметы, пейзажи. Наброски полны домов с угловатыми формами и маленькими незастекленными окнами, женщин-крестьянок с длинными прямыми носами, в косынках, покрывающих их головы, стариков с обветренными лицами. Среди зарисовок много портретов Фернанды, спокойная красота которой выписана с непередаваемой нежностью. Пикассо создает в этот период также полотна с фигурами нагих женщин, в которых, несмотря на классическую манеру исполнения, ощущается чувственность. Мягкий цвет гор обволакивает их грациозные тела. Эти полотна, созданные осенью, воскрешают радостную гамму летних цветов. Но в них вновь и вновь обнаруживается настойчивое стремление подчеркивать форму и прибегать к искажению линий, что свидетельствовало о не дававших ему покоя терзаниях, которым, казалось, не должно было быть места в отдаленной горной деревушке.

Большая, вытянутая по вертикали картина «Крестьяне и быки» также относится к тому периоду, но, как ни странно, она не похожа на остальные работы. На ней изображены босые мужчина и женщина, бегущие рядом с двумя быками. Женщина держит в руке букет цветов, а мужчина — над головой корзину, из которой свисают ленты, змейками развевающиеся над их головами. Пропорции мужчины, у которого маленькая голова, вытянутое тело и неестественно большие руки, не повторяют продолговатые руки и ноги фигур «голубого» периода и даже более естественные формы нагих фигур, созданных в Гозоле. Все части тела имеют угловатые формы, что впервые свидетельствовало о появлении в работах Пикассо элементов геометрической формы. Вместо статики скульптурных форм, которая характерна для «розового» периода, — возбужденное движение фигур. Эта картина — свидетель отсутствия спокойствия в душе художника и его постоянных поисков новых форм выражения.

Поездка летом 1906 года в Барселону и Гозол — важная веха на творческом пути Пикассо. Произведения искусства романтического и примитивистского периодов вновь напомнили о себе в Каталонии, и в художнике возродилась его прежняя страстная любовь к Эль Греко. Но еще большее значение для него имело открытие иберийской скульптуры доромантического периода, образцы которой еще до его поездки в Испанию он увидел в Париже. В процессе поисков новых форм в искусстве иберийские скульптуры привлекли его внимание необычностью стиля, пренебрежительным отношением их создателей к утонченным формам, грубой, почти варварской силой и близостью к местам, откуда он был родом. Именно этим влиянием объясняется появление явно скульптурных черт в лице Гертруды Стайн с крупными, вычерченными одной толстой линией глазами, в посадке головы на заново созданном портрете. В спокойствие классических пропорций вторгается примитивизм с его драматизмом.

Но самым поразительным явилась трансформация в воспроизведении им человеческого тела. В нагих женских фигурах «циркового» периода обнаружилась тенденция подчеркивания продолговато-округлых бедер и преувеличения их длины по отношению к тонким телам и нежным девичьим грудям. После пребывания в Гозоле нагие фигуры, часто обращенные лицом друг к другу, просты своей скульптурностью и лишены каких-либо деталей. Классический стиль уступил место преднамеренному отказу от пропорций. Именно эти наброски человеческого тела явились первыми признаками крупных изменений в манере Пикассо и рождения вскоре нового направления в живописи — кубизма.

Парижский «Осенний салон» был создан в 1905 году как протест против безжизненного классического направления в искусстве, апологеты которого всячески препятствовали организации ежегодных выставок авангардистов. Единственным соперником «Салона» являлся не имевший жюри «Салон независимых», который придерживался радикального направления и проводил свои выставки весной. Организатором «Осеннего салона» стала группа «Наби», возглавляемая Морисом Дени, Боннаром, Вийяроми Серузье. Первая выставка была посвящена Гогену, скончавшемуся в 1903 году на Маркизских островах. На следующий год впервые экспонировалась коллекция из 32 картин Сезанна. На всех выставках, организованных в последующие два года, выставлялось еще не менее десяти его картин. В 1907 году, год спустя после кончины художника, друзья организовали ретроспективный показ его работ, хотя в тот момент значение творчества этого новатора мало кем понималось в полной мере.

Помимо этих запоздалых признаний первопроходцев старшего поколения, «Осенний салон» превратился в бастион фовистов, которые продолжали удивлять критиков и возмущать публику буйной гаммой цветов на своих полотнах. Весной 1906 года лидер фовистов Матисс с нетерпением ожидал открытия «Осеннего салона», где он представил свое написанное в необычной манере крупное полотно «Радость жизни». Выполненные в ярких, одного тона красках объекты означали отход от принятых канонов, чем и вызвали бурю гневных откликов у критиков. Старый друг Матисса Синьяк, сторонник пуантилизма Сёра, являвшийся в то время вице-президентом «независимых», счел этот шаг художника предательством, которому не может быть оправдания. Однако, несмотря на неодобрение выставленного полотна, оно сразу же было приобретено Лео и Гертрудой Стайн. Именно у них с ним познакомился Пикассо после возвращения из Гозола, и, что не менее важно, именно благодаря Стайнам Пикассо встретился с Матиссом.

Фернанда Оливье, всегда сопровождавшая Пикассо во время таких визитов, подробно описывает эту встречу, положившую начало долгой, хотя и не безоблачной дружбе этих великих живописцев. Матисс, которому в то время исполнилось 37 лет, был на 12 лет старше Пикассо. «Он очень располагал к себе уже тем, — вспоминала Фернанда, — что являлся крупным мастером. Его правильные черты лица оттеняла красивая рыжая борода. Правда, большие очки, казалось, скрывали подлинное выражение лица. При разговоре он тщательно подбирал слова… Он прекрасно владел собой при встречах, в то время как Пикассо в такие минуты бывал несколько скован и даже мрачноват. Матисс блистал, подавляя своим присутствием».

Своей сдержанностью и в то же время непринужденностью, красноречием Матисс являл собой полную противоположность Пикассо. Он любил выставлять свои работы везде, где только мог, и всегда стремился подчеркнуть в них новое по сравнению с полотнами других художников. Пикассо же считал выставки проявлением дурного вкуса. Кроме того, если он и учился у кого-то, то старался скрыть это заимствование. Несмотря на признаваемую самим Матиссом любовь к «комфорту, спокойствию и сладострастию» и разницу темпераментов, их дружеские отношения сохранились до последних дней жизни Матисса. Пикассо был одним из самых частых гостей в квартире Матисса в Ницце, когда тот был прикован к постели в течение нескольких лет вплоть до смерти в 1954 году.