— Полковник Марцелл, это ведь, кажется, ваш полк? — спросил Беллорум, глядя, как нападающие отступают после неудачной попытки ворваться в город через брешь в стене. Его резкий голос напоминал свист ветра, летящего над обледеневшей землей, и те, кто слышал эти слова, задрожали не только от холода.

Один из стоявших поодаль офицеров неловко подковылял к главнокомандующему.

— Да, командир. Но они в невыгодном положении: им неизвестно расположение улиц. А эти дружинники крепки, как задубевшая на морозе шкура.

— Вы хотите сказать, что они крепче имперских солдат? — тихо переспросил полководец.

— Э… нет, командир. Но они сражаются за свои дома и жизни своих близких. Им некуда отступать.

— Полковник Марцелл, вам и вашим солдатам тоже некуда отступать, если вы хотите дожить до весны и не быть повешенным за недостаток рвения. Вы сейчас же перегруппируете уцелевших и поведете их в новую атаку. Лично. И даже не думайте об отступлении. Или мне принесут ваш бездыханный труп, или вы вернетесь с победой во главе ликующего войска. Приказ ясен?

Марцелл отсалютовал и отправился к остаткам своего полка, который защитники продолжали вытеснять за пределы стен. Беллорум тем временем приказал еще раз обстрелять город, чтобы занять защитников, пока он собирает подкрепление.

Четверть часа спустя полк перегруппировался и снова ринулся в пролом. Одновременно другие имперские отряды ворвались в город через главные ворота и три пролома по периметру крепости.

На этот раз защитников удалось оттеснить, но те отступали медленно, сражаясь за каждую улицу, за каждый дом. Наконец через пять часов непрерывных и отчаянных боев (главнокомандующий даже лично участвовал в обороне тыла) дружинники были отброшены к последнему рубежу: баррикаде во дворе цитадели. Здесь они встали плечом к плечу с выжившими горожанами и сомкнули щиты.

Баррикады были сооружены из чего попало — поваленных набок телег, остовов старых кроватей. Методично обстреливая эти жалкие заграждения из мушкетов, имперцы атаковали ощетинившихся копьями защитников. Командиры безжалостно бросали своих людей в бой, задние ряды нападающих напирали, заставляя авангард гибнуть на вражеских копьях. Имперцы нападали снова и снова, отступали и вновь шли на штурм баррикад — так волны в бессильной злобе бьются о скалистый берег. Оборона держалась.

Это продолжалось уже почти час. Беллорум с каменным лицом наблюдал за битвой из полуразрушенной караулки у ворот цитадели. Наконец он не выдержал и вышел из своего укрытия, обнажив меч. Он решил лично показать своим людям, как нужно воевать. Когда остатки его измотанного непрерывными боями войска в очередной раз отхлынули от баррикады, он дождался, пока они перегруппируются, встал перед строем и молча смерил солдат тяжелым взглядом. Затем вскинул меч и повернулся к последней баррикаде. Солнце уже садилось, снова пошел снег. Белые хлопья лениво опускались на руины города и тела погибших.

Защитники молча выжидали. Больше им ничего не оставалось. Их командир пытался вступить с Беллорумом в переговоры, выбросив белый флаг, он просил только, чтобы имперцы дали вывести из города мирных жителей. Полководец выслушал его, кивнул ближайшему мушкетеру, и тот застрелил вражеского командира в упор. Даже король и королева вампиров во время Призрачных войн уважали белый флаг. Но Беллорум не признавал никаких правил, кроме тех, что устанавливал сам.

Имперское войско вновь двинулось на баррикаду, и защитники с глухим звоном сомкнули щиты. Но на этот раз имперцы не бросились вперед очертя голову. Они надвигались медленно и неумолимо, словно вышедшая из берегов река, и их предводитель шагал впереди своих солдат. Простые горожане обрушили на врагов град камней и обломков черепицы, однако имперцы продолжали идти вперед, будто не замечая сопротивления. Когда они подошли к баррикаде, Беллорум полез наверх, вскинув щит, чтобы отразить удары топоров и мечей. Лицо его оставалось столь же невозмутимым, как если бы он прогуливался по саду. Оказавшись на гребне баррикады, он взмахнул мечом, острие клинка вошло в глазницу какого-то дружинника, пронзив мозг. И вот уже меч Беллорума засверкал в огнях факелов, разя направо и налево, кромсая глотки, перерубая артерии. В ряду защитников образовалась брешь, и имперцы хлынули в нее, рубя и кромсая все на своем пути. Великий полководец тоже двинулся вперед, сея смерть.

Не прошло и четверти часа, как все было кончено. Оборона рухнула, и Беллорум приказал очистить город от последних выживших защитников. Сначала обезоружили и обезглавили немногочисленных уцелевших воинов Айсмарка, потом настала очередь мирных жителей — их согнали к стене и расстреляли. Сципион Беллорум, мрачно улыбаясь, отправился отдавать приказы по обустройству штаба в цитадели. Посреди двора он остановился над трупом полипонтийского воина. Это был полковник Марцелл, хотя его с трудом можно было узнать — лицо его было залито кровью из огромной раны на лбу. Беллорум отсалютовал ему мечом и пошел дальше.

Позже той же ночью за стенами города раздался жуткий вой. Солдаты, охранявшие ворота цитадели, решили, что это ликуют пожиратели падали у городских стен. Но это были не звери. Вой одинокого вервольфа стал первым звеном в живой цепи, и скорбная весть о падении Инглсби понеслась через все заснеженное королевство в далекую Гиполитанию.

Маггиор Тот молча наблюдал, как Фиррина меряет шагами его комнату. Он знал: рано или поздно она все равно остановится и скажет, что собирается делать. Или попросит совета, выслушает и тут же забудет, поступив по-своему. Рядом сидели мрачный Олемемнон и Оскан, у которого слипались глаза. Кроме Фиррины присесть не пожелала только Элемнестра. Когда Фиррина приближалась к ней, басилиса машинально отклонялась назад, но потом снова подавалась вперед, словно живой маятник.

Тараман-тар улегся на ковре у огня рядом с Фибулой. Кошка свернулась калачиком у него между лапами. Снежный барс время от времени поднимал голову, поглядывал на Фиррину, протяжно зевал и укладывался обратно, носом к очагу.

— Беллорум лично ведет войска! Зимой! И Инглсби пал, Магги! Где находится Инглсби?

— Там же, где и был, когда вы спросили пять минут назад. В десяти милях от нашей границы с империей и в трех милях от Великого тракта.

— Значит, Беллорум через три дня будет у стен Фростмарриса!

— У нас в запасе не меньше недели. Оскан твердо уверен, что все это время метели не прекратятся. А пока погода не улучшится, Беллорум не решится выступить. Кроме того, ему требуется подкрепление. Вервольфы доложили, что во время штурма он потерял очень много людей. И еще больше — из-за погоды.

— Магги, мы же имеем дело с совершенно непредсказуемым человеком! Он не только начал вторжение в разгар зимы, но и, нарвавшись на сопротивление, не соблаговолил остановиться, чтоб отсидеться до весны! Еще бы, это же Сципион Беллорум. Он просто привел свежие войска и снова двинулся в наступление, хотя впереди два месяца непогоды, а то и больше!

— Если он так умен, как говорят, то наверняка усвоит урок и больше спешить не станет. Сколь бы хорошо ни была вымуштрована его армия, снежную бурю она не остановит. Что с того, что они не отступают без приказа и храбро держат строй? Если они высунутся куда-нибудь в ближайшую неделю-другую, то точно погибнут, — сказал Оскан. Последние слова прозвучали довольно невнятно — он не смог сдержать зевоту.

— Не скажи, — угрюмо пробормотала Фиррина. — Мне уже начинает казаться, что этот полководец не так прост…

— Он обычный человек, а не вампир, — угадав ее мысли, сказал Оскан. — Однажды он умрет, как и все мы, смертные, а если не проявит благоразумия, это случится раньше, чем мы смеем надеяться. — И он устало откинулся на спинку стула, словно эта короткая речь окончательно вымотала его.

— Главное оружие этого полководца поражает нас даже здесь, — сказал Тараман-тар, приподняв громадную голову.

— И что же это за оружие? — спросила Фиррина.