Девочка кивнула — она его очень хорошо понимала.

— Ты, наверное, давно уже об этом думаешь. Я так и знала, что ты скажешь что-нибудь в этом роде. — Она вдруг улыбнулась. — Только посмотри на нас. Мы едва выросли из детства, а уже ворчим по поводу перемен, как старики. Интересно, а можно родиться старым? Иногда мне кажется, что со мной как раз это и случилось. Как же нам одолеть неумолимое движение вперед? Как нам победить силу науки?

Оскан хмыкнул.

— На какой вопрос сначала ответить? Можно ли родиться старым? Да, я вот сейчас чувствую себя на все девяносто. Что же до остального, то наука нам не враг, ведь она принадлежит людям. Она помогает нам понять красоту нашего мира и сделать так, чтобы в нем стало лучше жить. Но империя хочет заграбастать науку в свое единоличное пользование. Для имперцев двигаться в будущее — значит отбросить все старое, будь то хорошее или дурное. Наука дает им новые способы уничтожения людей, а остальное их не интересует.

— Думаешь, все ученые сеют зло? — спросила она.

— Маггиор Тот тоже ученый, — ответил Оскан.

— Да, — согласилась девочка, вспомнив опыты и эксперименты, над которыми она корпела еще год назад… В прошлой жизни. — Он бы сделал так, чтобы наука служила добру.

— Да. И я уверен: он далеко не единственный такой ученый, есть и другие.

Они замолчали, прислушиваясь к скрипу снега под полозьями. Остатки солнечного света уже стекли с небосклона, и холодные звезды равнодушно подмигивали путешественникам, мерцающие и искрящиеся, как кристаллы льда.

Вервольфы продолжали неустанно мчаться вперед, принюхиваясь к ледяному воздуху, чтобы не сбиться с пути к Мировой оси. А когда над горизонтом всплыла ущербная луна, они приветствовали свою повелительницу дружным воем и остановились.

Люди-волки торопливо разгрузили вторые сани и поставили низкую палатку, в которой могли уместиться все сразу. Когда все было готово, Гринельда Кровавый Зуб вежливо поклонилась и спросила, не желают ли королева и ее советник присоединиться к ее собратьям в их скромном убежище.

Фиррина с должным достоинством кивнула и, опершись на мохнатую лапу, сошла с саней. Многослойная палатка из выделанной кожи была довольно просторной, пол ее тоже выстлали мехами, а по углам расставили маленькие жаровни. У входа горел большой костер, и двое вервольфов, усевшись на корточки, поджаривали на вертелах мясо для гостей. Оскан несколько минут наблюдал за ними (за это время мясо сначала подгорело, потом упало в золу), затем сказал, что они с королевой предпочли бы сами приготовить себе ужин, и отобрал у горе-поваров вертела.

Вервольфы вздохнули с облегчением, поклонились и убежали помогать сородичам с обустройством лагеря. Но вскоре стало ясно, что Фиррина готовит не лучше людей-волков, и Оскан взял дело в свои руки.

— Меня все равно уже тошнит от мяса, — шепнула девочка, пока другие не слышали. — Я готова убить за буханку хлеба или миску морковки.

— Ну, хотя бы за яблоко! — в ответ прошептал Оскан.

Фиррина согласно закивала.

— Никогда не думала, что буду мечтать о капусте или репе, но сейчас овощи кажутся мне пищей богов. Сил никаких нет жевать это непрожаренное мясо.

— Думаю, от снежных барсов другого угощения тоже не дождешься. Хорошо еще, если мы сами не угодим к ним на обед.

— Тогда пусть подавятся, — сердито ответила Фиррина.

К ее удивлению, Оскана эти слова безумно развеселили.

Временами, подумала она, мальчишек понять невозможно.

Все двенадцать белых вервольфов и двое людей втиснулись в палатку трапезничать, а сразу после ужина люди-волки завалились спать. В такой тесноте было не до церемоний, зато благодаря жаровням и мохнатым телам в палатке было достаточно тепло, ночной холод не в силах был проникнуть в этот теплый кокон. Фиррина и Оскан тоже скоро заснули и проснулись в холодном поту — вервольфы приветствовали начало нового дня душераздирающим воем.

За вчерашний день они успели забраться так далеко на север, что солнце поднималось на небо часа на три, не больше. А потом, ближе к цели путешествия, и вовсе настанет вечная ночь. Позавтракали по настоянию Гринельды Кровавый Зуб очень быстро, потом вервольфы свернули лагерь и отправились дальше. Уже через несколько минут они снова бодро взбивали снег, прокладывая себе путь к Мировой оси.

Вокруг расстилалась бескрайняя снежная равнина, где глазу не за что было зацепиться, разве что иногда попадались жутковатые корявые изваяния, выточенные ветрами из плотного снега.

Когда они были уже на подходе к королевству снежных барсов, погода снова начала портиться. Фиррина думала, что холоднее просто не бывает, но мороз все крепчал, покрывая сани толстой ледяной коркой. Верхние из шкур, в которые кутались Фиррина и Оскан, задубели, и даже шерсть вервольфов смерзлась в блестящие мерзлые иглы. Воздух жегся от колючего холода, который мог в секунды заморозить открытые участки кожи. Солнце нещадно слепило глаза, хотя вервольфы и позаботились о людях, вручив им защитные «очки» — пластинки из китового уса с узенькими горизонтальными прорезями.

Впрочем, эта беда скоро осталась позади: однажды утром вовсе не рассвело, и Фиррина поняла, что они вступили в царство вечной ночи. Оскан не мог надивиться на чудеса природы. Час за часом звездное небо открывалось им во всей своей красе, созвездия всплывали из-за горизонта и медленно карабкались к своим законным местам. Иногда, словно мазок кисти, мелькала падающая звезда, и Оскан, как ребенок, невольно загадывал желание: чтобы они победили в войне и никто не погиб. Впрочем, он тут же спохватывался и с горечью напоминал себе, что первая часть желания вряд ли сбудется, а вторая вообще неосуществима.

Каждый вечер вервольфы встречали луну. Они останавливались на минуту и приветствовали воем ее серебристый свет. Даже полумесяца хватало, чтобы снега вспыхивали в ответ и делалось светло, как днем, только этот свет не слепил — он был гораздо более мягким, зыбким, волшебным.

Оскан и Фиррина понемногу теряли счет времени, а вместе с ним и чувство реальности. Без привычной смены дня и ночи им казалось, будто они погрузились в мир холодной красоты и их путешествие будет длиться вечно. И эта мысль им нравилась. Уж лучше прекрасные снежные равнины, чем война. Они уже почти забыли о том, что им надо спешить, что их ждут…

Но в один прекрасный день безмятежности настал конец. Снег все так же мирно скрипел под полозьями, однако Оскан почувствовал: в воздухе что-то изменилось. Юноша сел и завертел головой. Кроме бескрайней снежной глади, ничего не было видно…

— В чем дело? — забеспокоилась Фиррина.

— Погода меняется, — ответил Оскан, не отрывая глаз от далекой линии, где небо встречалось с землей.

— К худшему?

— Еще какому.

Фиррина тут же окликнула вервольфов, и сани остановились. Гринельда Кровавый Зуб вышла из упряжки, подошла к людям и низко поклонилась.

— Что случилось, моя госпожа?

— Оскан Ведьмак предвещает плохую погоду.

Волчица смерила взглядом юного королевского советника, понюхала воздух и что-то крикнула остальным на волчьем языке. Вервольфы сбились в кучу и заспорили, но из рычания, сопения, косых взглядов в сторону горизонта и задумчивых плевков на ветер ничего нельзя было понять.

Наконец Гринельда обернулась и сказала:

— Ведьмак прав, но знаки очень смутные. У нас впереди еще три дня.

— Два с половиной, — твердо поправил Оскан.

— Значит, соорудим укрытие. До границы владений снежных барсов еще четыре дня.

— И долго строить это укрытие? — спросила Фиррина.

Гринельда Кровавый Зуб покачала головой.

— Не больше часа. Мы можем идти еще два дня.

— Тогда давайте не будем терять времени, — велела Фиррина, вложив в этот приказ всю требовательность, на которую была способна.

Гринельда сделала реверанс, вернулась на свое место во главе упряжки, и с диким воем вервольфы помчались дальше.