Дэмон прекратил писать, отложил блокнот и снял с себя ботинки. В соседней палатке кто-то крикнул, раздался громкий смех. Потом солдаты запели веселую песенку. Дэмон улыбнулся — ему вспомнились дни в форту Барли. Уже шла война, по крайней мере, в Европе: странная война, война угроз и искусно возведенных казематов, в которых люди жили, как пожарные или как моряки, читали газеты и пили красный виноградный сок или шнапс. Однако долго так продолжаться не могло…
Он снова взял блокнот.
«Так или иначе, но наша сторона одержала победу — так решили, по крайней мере, посредники, — и старина Уэсти пребывает в хорошем настроении (он сказал нам, что генерал Бонхэм остался очень доволен всем ходом событий). Теперь будет выпито много виски, начнутся игры в гольф и в покер и веселые разговоры в свободные часы. Все это, конечно, неплохо. Но чего здесь не хотят видеть, так это того, что мы ужасно не подготовлены для каких бы то ни было десантных операций в каком бы то ни было районе.
Мы замечательно отпраздновали рождество в Бейлиссе. Жалели, что вы не были с нами. Ваш внук — вам, видимо, будет приятно узнать об этом — курит трубку из корня верескового дерева, цитирует Хью Адена и, насколько я знаю, никогда не встает раньше одиннадцати часов. (Если верить Пегги, он пользуется успехом у девушек.) Наконец-то он снизошел до разговора со мной. Всячески старался объяснить мне, что современный конфликт в Европе не что иное, как логический приход к власти человека из низов, и что нам, как стране здравомыслящих индивидуалистов, следует держаться от всего этого в стороне и дать противникам возможность размозжить друг другу голову. Это его мнение слегка расстроило меня, но вместе с тем оно настолько изменилось по сравнению с тем, какое было в прошлое рождество, когда бедная Европа находилась в тисках издыхающего колониального империализма, что я слушал его с удовольствием. (Рост означает изменения, но изменения означают ли рост?) Я надеюсь, что он не станет одним из эстетов интеллектуальной элиты: предобеденные приемы с хересом, белые ботинки и рубашка Оксфорд нараспашку. Он слишком хорош для такого мира.
Пожалуй, я слишком строг к нему. Устал, а уставшие офицеры всегда пессимистичны. Я уверен, что у мальчика хорошие задатки, да и как им не быть у него! Со временем все наносное исчезнет. Пегги растет не по дням, а по часам, мальчики больше уже не являются для нее „нескладными долговязыми созданиями“. Томми наконец избавилась от этой скверной напасти — экземы и чувствует себя, как и подобает такой прекрасной и мужественной женщине».
* * *
Он отложил блокнот, вышел из палатки, глубоко вздохнул и протер глаза. Вернувшись из Китая, Дэмон понял, что, пока он отсутствовал, многое изменилось. Монк Меткаф погиб в воздушной катастрофе на острове Себу, а на его месте теперь был франтоватый раздражительный маленький человек, который, почти не выслушав Дэмона, запихнул его отчет в нижний ящик стола с таким видом, что стало ясно: он никогда больше не возьмет его в руки. Он сказал Дэмону, что начальство не очень-то интересуется поведением и выходками заросших грязью китайских партизан и что сейчас главный интерес представляют Китай как таковой и продвижение японцев к Шанхаю. Дэмон козырнул и вышел.
Изменилось и многое другое. Провинция Пампанга была охвачена крестьянским восстанием против крупных землевладельцев. Суд над Бениньо Рамосом, в ходе которого выяснилось, что в организации восстания ему предлагали помощь японцы, принял зловещий оборот. Котни Мессенджейл уехал в Штаты для учебы на высших военно-академических курсах. Полковника Фаркверсона перевели в район расположения первого корпуса. И наконец, в Европе снова началась война…
Но более всего Дэмона тревожила Томми: она, казалось, стала более подавленной и более раздражительной. От состояния мрачной озабоченности она могла моментально перейти к состоянию яростного гнева, как будто весь ее юмор, спокойствие и уравновешенность прошлых лет иссякли, а остались лишь открытые, трепещущие и воспаленные нервы.
— Это просто привычка, — сказала она однажды вечером после ссоры по какому-то пустяковому поводу, о котором он даже не мог вспомнить. — Наша жизнь — это просто привычные действия. Мы привыкли любить друг друга, вот мы и делаем это… Больше ничего в этом нет.
— Не говори так, — возразил он. Убежденность и даже обреченность, с которыми она высказала ему эти слова, чрезвычайно обеспокоили его. — Ты не права, дорогая, — продолжал он. — Для меня это вовсе не привычка… — Он горячо обнял ее, но она лишь печально улыбнулась:
— Так ли? Возможно, что и так.
Иногда она без всякой видимой причины приходила в необыкновенную ярость, обвиняла его в чем-нибудь, незаслуженно упрекала.
— О, прекрати, пожалуйста, Сэм! Честное слово, ты все равно как Махатма Ганди в костюме бойскаута. Ни прибалтийские государства, ни народная война в Китае никого не волнуют, кроме тебя. Господи, когда же ты станешь наконец нормальным человеком?!
Даже возвращение в Штаты, в Бейлисс, никак не отразилось на ней к лучшему, на что Дэмон очень надеялся. Донни приняли в Принстонский университет, но, вместо того чтобы обрадоваться этому замечательному осуществлению ее давней мечты, Томми пришла в уныние, стала еще больше тревожиться за сына. Затем, приблизительно через месяц после этого, ее неожиданно поразила болезнь — странная сыпь на руках и бедрах, переходившая в опухоли, трещины и нагноения, вызывавшие мучительный зуд. Даже присвоение ее отцу звания бригадного генерала, а Сэму — майора не произвело на нее никакого впечатления и не успокоило ее. Она решила поехать на восток, на озеро Эри, чтобы погостить несколько недель у Эдгара и Мерилин Даунингов, и вернулась оттуда в значительно лучшем настроении, но и это было лишь притворство: Дэмон понимал, что она просто не хотела простить ему поездку в Китай. Он поехал туда потому, что считал миссию важной и интересной для себя, и она действительно явилась для него решающей, самой полезной и поучительной из всего, что он пережил до этого. Но одновременно поездка привела к тому, что в отношениях между ним и Томми что-то было потеряно, не менее важное и не менее решающее. Наверное, таковы уж законы жизни, неумолимые и непреклонные законы жилищного равновесия: ничто не дается в жизни бесплатно…
Глава 11
Дэмон сделал широкий взмах крокетным молотком и ударил. Чистый звучный щелчок — и деревянный шар с синими полосками послушно покатился по зеленому подстриженному газону: десять, пятнадцать, двадцать футов. Снова звонкий щелчок — синий шар стукнулся о желтый.
— Черт возьми! — воскликнул Макконнэдин. — Вам, военным, просто везет, да и только!
— Не сказал бы, — ответил Дэмон, улыбаясь.
— Ха! Не сказал бы! Держу пари, что вы все время тренируетесь где-то, но скрываете.
— Конечно, тренируемся, Берт, — заметил генерал Колдуэлл, обхватив пальцами только что раскуренную трубку. Его лицо было серьезным, сосредоточенным. — А вы разве не знаете? Все плацы, для занятий в гарнизонах давно уже переделаны, в крокетные площадки. Приказ военного министерства номер двадцать два дробь четыреста тринадцать. Каждая пятница официально объявлена крокетным днем. У нас есть даже ротные кубки, на которых изображены скрещенные молотки и мышеловка. Ротные кубки серебряные, а полковые — из чистого золота, конечно.
— Замечательная идея! — воскликнул Ласло Пирени. Его красивое хитроватое лицо сморщилось в веселой радостной улыбке. — Это куда занимательнее и полезнее, чем втыкать в карту булавки с разноцветными флажками или шлепать новобранцев щегольским стеком.
— Конечно, — поддакнул ему Колдуэлл, сверкнув глазами. — Во всякой профессии есть свои дурные отклонения от нормы.
— Что верно, то верно, — согласился с ним, громко смеясь, Пирени. — А что это за жизнь без пороков?
— Послушайте! — недовольно воскликнул Макконнэдин. — Мы играем в крокет или не играем?
