Краевое правительство Сулькевича заявило о сложении своих полномочий. К власти пришло коалиционное правительство, состоявшее из кадет, социалистов и татар. Союзников встречало краевое правительство в полном составе, а также военная, городская, земская, крымско-татарская, немецкая (от колонистов) делегации. Севастополь стал главной базой союзников. К началу 1919 года там сосредоточилось до пяти с половиной тысяч десантников, к концу марта их было уже до двадцати двух тысяч человек. Отдельные суда и некоторые небольшие отряды были размещены в Ялте, Феодосии, Керчи, Евпатории.
Оценивая обстановку в Крыму в связи с приходом туда английских и французских войск, княгиня Васильчикова в своих воспоминаниях отмечала: «Пока мы якобы находились под покровительством союзных флотов, их присутствие не оказывало ни малейшего действия на местных революционеров. Наша надежда на то, что союзная оккупация заменит германскую, совершенно не оправдалась. Опытным взглядом революционеры учли полную неспособность союзного флота подавить мятеж в чужой стране, уже не говоря о том, что быстрота, с которой французский флот поддался большевистской пропаганде, показала, что с этой стороны населению нечего было опасаться».
7 ноября Мария Федоровна приняла английского офицера, доставившего ей письмо от короля Англии Георга V. «Я сказала ему, что чрезвычайно тронута и благодарна, но попросила отнестись с пониманием к моим словам. Я объяснила, что никакой опасности для меня здесь больше нет и что я никогда не смогу позволить себе бежать таким вот образом. Какая радость, какие приятные чувства охватили меня, ведь мы наконец-то встретились с союзниками!» В тот же день Мария Федоровна написала письмо любимой сестре Аликс, которая, как она поняла, была «зачинщицей» и «уговорила Джорджи (Георга V. — Ю. К.) сделать это». Императрица также составила текст благодарственной телеграммы английскому королю: «Только что виделась с командующим Тёрлом, тронута и благодарна за Ваше любезное приглашение. Всем привет». Написала она и Аликс: «Ура! В восторге от того, что, наконец, могу послать телеграмму. Такая радость увидеть одного из твоих капитанов и получить любезное приглашение. Надеюсь, что придут еще корабли открыто и скоро. Всем привет. Дагмар».
12 ноября с визитом к императрице явился полковник Бойл, который прибыл в Ялту на небольшом румынском судне и привез императрице письмо от Марии Румынской (супруги короля Румынии Фердинанда I). Она настаивала на том, чтобы Мария Федоровна уехала с Бойлом на его судне в Румынию, однако ее благие намерения отклика не нашли. Мария Федоровна писала сестре Александре из Харакса:
«Это письмо тебе доставит английский офицер полковник Бойл, инженер, живущий в Румынии, большой друг Мисси. Как-то пару недель назад она писала мне, настойчиво приглашая приехать к ней, поскольку слышала, что мы подвергаемся большой опасности, живя здесь. В ответ я очень благодарила ее за дружеское участие, однако написала, что не намерена покидать страну и т. д., и была уверена [в том, что] дело этим закончится. Однако позавчера вечером мне сообщили, что прибыл румынский корабль, имеющий на борту пол[ковника] Бойла, который хочет меня видеть, поскольку привез мне письмо от королевы. Я приняла его, и он прежде всего попросил меня прочесть письмо, в котором она снова, несмотря на мой отказ, заводит все ту же песню о том, [что] мне необходимо наконец немедленно собрать все свои вещи и отправляться на корабль с пол[ковником] Бойлом, который доставит меня с семьей к ним. Можешь себе представить, что я при этом чувствовала, — в сущности, я была в ярости от того, что она пытается диктовать мне, присылая за мной корабль, тем не менее это столь любезно с ее стороны и свидетельствует о самых добрых намерениях. Поэтому я сдержалась и лишь поблагодарила его, полковника, сказав, что весьма тронута, однако мнение мое остается неизменным и я не желаю покидать страну, особенно теперь, когда прибыли английские корабли. Я рассказала ему, что твой Джорджи предложил мне один из своих кораблей, а это совсем другое дело. — Что мне там делать, в этой Румынии? Не правда ли?»
В это же время последовало предложение от папы Бенедикта IX о «пожизненной ренте, чтобы позволить ей (императрице. — Ю. К.) жить в соответствии с достоинством ее положения».
В эти ноябрьские дни в Крыму состоялась свадьба сына Ксении Андрея. Все прошло очень скромно. И хотя Ксения была настроена к этому событию скорее отрицательно, Мария Федоровна, наоборот, благословила сияющего от счастья Андрея и пожелала молодым счастья.
14 ноября в день рождения императрицы ее навестили великие князья Николай Николаевич и Петр Николаевич, их жены — Стана и Милица и сын великого князя Петра Николаевича — Роман. Помимо ее дочерей и внуков были и ее крымские знакомые — Лоло, Бетси, молодой Чавчавадзе, Казнаков и английский офицер Бойл. Императрица по-прежнему была окружена людьми, которые тянулись к ней, желали ее общества, несмотря на ее возраст и теперешнее незавидное положение.
В письме своей сестре Мария Федоровна вскоре пожалуется, что она «сделалась совсем старухой от горя, волнений и тревог» и что никто ее «теперь не узнает — кожа на лице съежилась, и все оно покрылось морщинами». Но это было не совсем так. Ее характер и сила воли поражали окружавших ее людей, и все они старались брать с нее пример.
В Крыму в это время собралось несколько сотен офицеров Русской армии, пробравшихся туда для спасения вдовствующей императрицы и членов императорской семьи. Князь Юсупов вспоминал: «Решив присоединиться к Белой армии, мои шурья Андрей, Федор, Никита и я сам обратился с просьбой о зачислении к командующему… генералу Деникину. Он ответил, что по соображениям политического характера присутствие членов и родных семьи Романовых в рядах Белой армии нежелательно. Этот отказ нас глубоко разочаровал. Нас сжигало желание участвовать в этой неравной борьбе офицеров-патриотов против разрушительных сил, охвативших страну».
В декабрьские дни 1918 года, несмотря на неутешительные сообщения с фронтов, Мария Федоровна по-прежнему отказывается покидать Россию. Она продолжает надеяться на лучший исход и продолжает ждать своих сыновей и внуков…
«Ты, наверное, поймешь, как жалко мне покидать страну. В особенности теперь, когда после прихода союзников и нашей вновь созданной армии в Крыму положение действительно улучшилось, — писала она сестре 24 декабря из Харакса. — Ведь в прошлом году в отношении нас творился настоящий революционный произвол и насилие. Тогда действительно существовала опасность, но теперь все изменилось. И именно здесь, в Крыму, самое безопасное место, так говорят все, кто сюда приезжает. <…> Мне стоило больших усилий не ответить сразу и согласиться на твое любезное приглашение и исполнить твое желание видеть меня рядом с собой, но ты должна понять мои чувства — целый год мы терпели издевательства и унижения, и как же мне теперь, когда обстановка спокойная, оставить страну, ведь кто знает, может быть, я сюда больше никогда не вернусь. Никому неведомо, как сильны мои терзания. Но мне кажется, я поступлю правильно, если останусь здесь и буду держаться до последнего. Я уверена, ты поступила бы точно так же, окажись ты на моем месте. В любом случае я глубоко благодарна тебе, моя обожаемая Аликс, за твою любовь и желание видеть меня у себя».
Как показало дальнейшее развитие событий, Мария Федоровна очень заблуждалась и скоро почувствовала это сама.
«Как я писала тебе в последний раз, — сообщала она сестре Александре 10 декабря, — Добровольческая армия выросла в числе — многие уже прибыли, и ожидается дальнейшее пополнение, только вот складывается такое впечатление, что они прибывают сюда именно для того, чтобы легче было улизнуть отсюда [за границу], и это доставляет мне страшные мучения.
Сандро (великий князь Александр Михайлович. — Ю. К.) уже целый год думает только о том, как бы побыстрее уехать отсюда, что совершенно выше моего понимания, выходит, нет у него ни малейшего чувства патриотизма — в его-то годы».
