- Что ты собираешься делать? – спокойно спросил Зив, когда вырвавшийся из Иры эмоциональный словесный поток иссяк.

Иру охватило странное ощущение. Она как бы чувствовала каждую клеточку своего тела в отдельности, каждый своей орган в отдельности и все тело в целом, как некий инструмент. Как кисть, которой она, держа в руке, водит по холсту, как компьютерную мышь, создающую под действием ее руки изображение на мониторе. Как нечто, на время становящееся как бы ею самой, но на самом деле ею не являющееся. Она ощущала вибрации, проходящие через каждую клеточку, каждый орган и через все тело в целом.

- Что ты собираешься делать? – спокойно повторил свой вопрос Зив.

- Я не собираюсь что-либо делать… – в странном умиротворении проговорила Ира.

- Мудрое решение, – промурлыкал Лоренц.

- - -

На следующий день Ира проспала почти до полудня и, поднявшись, обнаружила себя в гордом одиночестве. Она вооружилась бумагой, кистями и красками и, усевшись в тени собственного сада, принялась рисовать с натуры пейзаж, который оказался перед глазами.

Лешка, в компании Зива и Лоренца, вернулся домой лишь часам к восьми вечера и принялся взахлеб делиться впечатлениями от прогулки, а потом вместе с Татьяной Николаевной с не меньшим восторгом рассматривать Ирины наброски.

- Лешка, а поехали завтра в Головинку! – предложила Ира, когда Татьяна Николаевна ушла к себе домой.

- А что мы будем там делать? – спросил Лешка.

- Леш! Ты меня удивляешь! Ведь сам говорил, что по уши увяз в культуре адыгов!

- И что?

- Как что!? Неужто не в курсе!? Головинка – одно из культовых мест этого народа, притом с глубокой древности.

- Правда?

- Правда… – с укоризненным вздохом ответила Ира. – Так что, едем?

- Ну поехали, раз так… – Лешке стало несколько неловко. Он сосредоточился, напрягая память. – Ты мне, по-моему, действительно что-то когда-то об этом рассказывала.

- Было дело, господин Неслушавший и Непомнящий!

- Мам, мне на самом деле стыдно… – виновато улыбнулся Лешка.

Ритуал преображения. Практика преображения

В начале шестого Ира с Лешей поднялись, а в половине восьмого пересекли на маршрутке мост через Шахе и вышли около рыночка. Первым делом вдоль реки спустились к морю. Мелкая теплая мягкая галька и кристально чистая едва колышущаяся лишь у самого берега морская вода долго не отпускали их от себя.

- Слушай, уже почти десять, а здесь, словно сонное царство! – заметил Лешка, глянув на часы.

- Да… тишина и покой – нынешние особенности Головинки. Но так стало только после окончания Кавказской войны. Головинка – единственный из четырех, основанных на территории нынешнего Большого Сочи в конце 30-х годов XIX века русских фортов, который не стал культурно-экономическим районным центром. Форт Святого Духа – Адлер, Навагинский – Центральный район Сочи и Лазаревский – Лазаревское, как ты знаешь, стали. А Головинский – Головинка – нет.

А вот во времена былые здесь жизнь кипела, надо думать, очень бурно. В эпоху Античности реку Шахе древние греки называли Ахеунт. В ее долине располагалось одноименное портовое поселение. Коренной народ, обитавший здесь, древние греки именовали гениохами, а название реке и поселению – Ахеунт – дали, потому что считалось, будто основали его ахейцы – прагреки, представители Крито-Микенской культуры. Так их называл сам Гомер в «Илиаде» и «Одиссее». Во времена Османской империи здесь тоже располагалось крупное портовое поселение. Реку Шахе и само поселение турки именовали Субеш или Субаши, а коренных жителей – черкесами. Примерно в те же времена греки и итальянцы называли обитателей Черноморского побережья Кавказа зихами. Сам же этот народ с незапамятных времен называл себя «ад’ыгэ».

Солнце палило уже нещадно. Ира поднялась с горячих камней.

- Ну что, давай еще раз окунемся и пойдем бродить?

- Давай, – согласился Лешка.

После купания лучи солнца уже не казались такими горячими, и так и тянуло еще поваляться на мягкой мелкой гальке, но Ира с Лешкой, победив искушение, не вытираясь, чтоб подольше сохранить подаренное каплями воды ощущение прохлады, двинулись в сторону поселка.

- Мам, что-то мы как-то странно с тобой идем, – заметил Лешка.

- Я хочу вывести тебя к священному дереву адыгов, но не очень хорошо помню дорогу. А! Вот оно! – Ира указала вперед и вверх, где над крышами домов возвышалась могучая светло-зеленая крона. – Что это за дерево, ты, конечно, знаешь – их сейчас достаточно много растет на улицах Сочи. Но ты глянь насколько оно больше даже самых-самых громадных своих собратьев!

В этот момент исполин предстал перед Лешкиным взором во всей красе. Рядом стояло несколько экскурсионных автобусов, а вокруг дерева сновали утомленные солнцем туристы, казавшиеся рядом с ним какими-то уж больно крохотными.

- Мам, это и есть знаменитое тюльпанное дерево?

- Да, Леш.

- Это тюльпановое дерево – по научному лиран или лириодендрон – в 1840-м году посадил декабрист Николай Раевский, и потому оно называется «Лиран Раевского», – надрывая связки, вещала дама-экскурсовод, с трудом собрав вокруг себя вверенных ей туристов, которых гораздо больше ее занудного учительского тона прельщали домашние вина, мед и прочие местные изыски, предлагаемые с импровизированных торговых прилавков.

Ира, вздохнув, усмехнулась:

- Во-первых, не тюльпановое, а тюльпанное, – вполголоса сказала она Лешке, – во-вторых, генерал-лейтенант Николай Николаевич Раевский-младший, с 39-го по 41-й год XIX века занимавший пост начальника Черноморской береговой линией, не был декабристом, а в-третьих, сей лириодендрон он не сажал, хотя называть это дерево «лиран Раевского», в общем-то, правомерно. Кстати, а декабриста Раевского звали Владимиром Федосеевичем, и в это самое время он находился на поселении в Иркутской области. Если не ошибаюсь, с 1827-го по 1856-й год.

- Мам! Откуда ты все это знаешь?

- Интересно, Леш, вот и знаю. Видишь ли, это очень непростое дерево. Его внешний облик даже сейчас, когда его собратьев достаточно много в городе, вызывает удивление и восхищение: листья необычной лировидной формы, цветы – желтые тюльпаны. Его родина – восточная часть Северной Америки. Возраст этого конкретного дерева биологи оценивают от 400 до 800 лет – представляешь?! То есть и считать не нужно – Николай Николаевич Раевский ну никак не мог его посадить. Однако в его судьбе он принял самое деятельное участие.

- Это как?

- Видишь ли, как только высадился сюда русский десант и едва окончился бой, принялись строить укрепление. Поначалу, естественно, временное деревянное. Сам понимаешь, что для строительства деревья рубились нещадно. Так вот, Раевский запретил рубить это дерево. Высадка десанта проходила в 39-м году в начале мая. Это дерево покрывали едва начинавшие распускаться тюльпаны. Красота необыкновенная! Кроме всего прочего, генерал Раевский был не только выдающимся военным, но и неплохо разбирался в растениеводстве. В общем, благодаря ему дерево уцелело, а в 40-ом году Раевский действительно заказал саженцы лирана в Никитском ботаническом саду, которые высадили по его приказу где-то в районе форта. По-видимому, он знал не только об эстетических прелестях этого растения, а возможно, узнал о других особенностях только здесь. Дело в том, что кора и листья лириодендрона – неплохое средство от малярии, которая свирепствовала на побережье и унесла в несколько раз больше жизней русских воинов, нежели постоянные стычки с горцами. Кстати, есть косвенное доказательство того, что именно этот лиран генерал Раевский не сажал.

- Какое?

- Это дерево считается священным у адыгов. Как ты думаешь, будет ли покоренный народ почитать святыней нечто привнесенное завоевателем? Даже учитывая, что к Раевскому горцы относились с уважением, это маловероятно, не так ли? И, между прочим, ни одно дерево, привезенное из Никитского ботанического сада и высаженное тут, не сохранилось. Скорее всего, эти саженцы уничтожили коренные жители, когда в 50-х годах в ходе Крымской войны русские гарнизоны покинули укрепления Черноморской береговой линии примерно на десять лет.