— Очень красиво, — сказала она, когда смолкла последняя нота.

— Спасибо, — сказал Дэвид, открыв глаза и нахмурившись, будто пытался избавиться от надоевшей головной боли. — Это ничто по сравнению с тем, как играла Кэт. Ее игра была волшебной.

Дэвид поиграл еще на нескольких инструментах, потом объявил:

— Я думаю, ты выбрала лучшее, Бретт. Я его беру. Знаешь, я чувствую себя как в детстве. Мне бы только матрац на пол да пианино, и я был бы счастлив!

Они сели в ожидавшую их машину.

— Ну так, теперь я знаю, что ты умеешь готовить, играть на фортепьяно. Какие еще скрытые таланты у тебя имеются? — спросила Бретт.

— Я могу завязывать морские узлы, кататься на коньках вперед и назад…

— Ты умеешь кататься на коньках?

— В детстве я даже собирался стать конькобежцем.

— Я тоже очень люблю кататься на коньках!

— Как-нибудь мы сходим на каток, — сказал Дэвид.

— Центральный каток Рокфеллера в двух кварталах отсюда. Давай пойдем сейчас, — предложила Бретт.

Февральское солнце уже село, а воздух был свежий, бодрый и совсем не холодный. Лицо Бретт оживилось, а глаза сверкали с озорным восхищением. Она не отдавала себе отчета в том, что толкнуло ее на столь неожиданное предложение, но это было именно то, что ей больше всего хотелось сотворить в эту минуту, и она успокоилась, когда Дэвид охотно согласился.

На катке они обменяли свои пальто на коньки.

— Только не смейся. Я давно не вставал на коньки, — сказал Дэвид.

— Подожди, не бросай меня! — Бретт взвизгнула, схватилась за перила, со смехом съезжая на каток, покачнулась и оказалась сидящей на льду.

— Я думал, ты умеешь кататься, — заметил Дэвид с удивлением. Он обнял ее за талию, и она крепко ухватилась за него.

— Я сказала, что люблю кататься! Что я только не делала, чтобы научиться, но так и не смогла, — робко сказала она.

— Первый урок: попытайся не ходить, а скользить и двигаться вперед.

— Но у меня не получается! — сказала она, глядя под ноги.

— Нет ничего проще. Я помогу, расслабься. — И он заскользил под музыку Лизи Минелли «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

Бретт, поскользнувшись, взвизгнула и чуть не шлепнулась, но Дэвид поймал ее. После нескольких кругов по катку, ее спотыкание стало немного походить на скольжение. Она прижалась к Дэвиду, а его рука крепко держала ее за талию. Случайно она взглянула на толпу зрителей, облокотившихся на перила. Разноцветье их одежды было похоже на конфетти, брошенное в честь ее победы на катке.

— Ну, теперь ты готова ехать одна? — улыбаясь спросил Дэвид.

— Не отъезжай далеко! — попросила Бретт.

Сначала он отпустил ее талию, после нескольких движений — руку, и Бретт заскользила сама. Она засмеялась и замахала руками, наслаждаясь чувством свободы. Затем, как ребенок, делающий свои первые шаги и пугающийся, что пошел сам, она снова шлепнулась на лед. Она падала, весело поднималась и снова устремлялась вперед. Дэвид был рядом и подбадривал ее.

— Наверное, завтра я не смогу пошевелиться, — сказала Бретт, когда наконец они сдали коньки и направились к машине.

— Ты выглядела великолепно, молодец, — подбодрил ее Дэвид.

— Я даже не представляла, что такая мокрая, пока мы не сели в машину, — сказала Бретт, открывая входную дверь своей квартиры. — Налей себе что-нибудь выпить, пока я переодеваюсь.

Она была счастлива. Ее вечер с Дэвидом был легким и непринужденным. В детстве она часто мечтала о таком. Со временем мечты эти стерлись. Теперь они вновь появились, Дэвид снова в ее жизни… «Остановись, у тебя нет оснований думать, что он больше, чем друг», — сказала она себе.

Переодевшись и причесавшись, она заметила горящий сигнал на автоответчике и нажала кнопку воспроизведения записи:

— Бретт, это я. Позвони мне в ту же минуту, как придешь, я жду. У меня для тебя новость! Позвони!

По восторженному голосу Лизи Бретт поняла, что произошло что-то очень значительное. «Может, ее переводят в Катманду», — подумала Бретт, набирая телефон подруги. Лизи схватила трубку на первом звонке.

— Лизи, я только что прослушала твое сообщение и ничего не поняла, — сказала Бретт.

— Так, я не буду тебя мучить и скажу все напрямую. Но надеюсь, ты сидишь? — сказала Лизи.

— Сижу. Что случилось?

— Ты знаешь, что у меня будет ребенок? Отлично, но оказывается у него или у нее будет братик или сестричка!

Для того чтобы переварить услышанное, Бретт потребовалось несколько секунд.

— У тебя будут близнецы? — сказала Бретт. — Вы с Джо хотели семью, и я полагаю, что два малыша — неплохое начало. Это все меняет. Теперь тебе надо будет покупать все вещи по паре. Вы не собираетесь поменять квартиру?

— Для начала ее будет достаточно. Но, когда они подрастут, нам, конечно, придется подыскать побольше.

— Представляю, как твои родители обрадовались, — сказала Бретт.

— Думаю, что они уже обзвонили всех, кого знают, чтобы похвалиться, — сказала гордо Лизи. — Но никто не может найти Дэвида.

— Лизи, я сейчас отправляюсь обедать, позвоню тебе завтра, но можешь подождать секунду? — спросила Бретт и, не дожидаясь ответа, помчалась вниз.

Дэвид сидел в бархатном кресле персикового цвета с бокалом в одной руке, а другой отстукивал такт «Поездки» Дюка Эллингтона, звучащей в наушниках.

Бретт схватила телефон с письменного стола и подала ему.

— Кто-то хочет срочно поговорить с тобой, — загадочно сказала она.

— Со мной? Я не слышал телефонного звонка. Хелло!

— Дэвид! Что ты там делаешь? — спросила Лизи. — Бретт сказала, что собралась пойти пообедать. Это ты ее пригласил? Кто бы мог подумать, после стольких лет?

— Я не уверен, что это твое дело. И не думаю, что только поэтому ты захотела со мной поговорить, — поддразнил ее Дэвид. — У тебя все в порядке? Как дела с малышом?

— С детками — прекрасно, — сказала Лизи.

— Я знаю, что ты моя младшая сестра, но это не то, что я имел в виду, — сказал Дэвид.

— Я тоже не то. У меня будут близнецы, Дэвид! Сегодня я получила сонограмму, и доктор подтвердил ее — двое!

По пути в ресторан Бретт болтала о детях. Она вся сияла. Вдруг она заметила, что Дэвид стал молчаливым, подумала: «Он думает о Кэт и малыше» — и сменила тему разговора.

За поздним ужином в «Порситано» они обсуждали все: начиная с работы Бретт и кончая обустройством квартиры Дэвида. Он проводил ее до дома.

— Могу я предложить тебе чашечку кофе? — спросила она, входя в холл.

Ей хотелось продлить этот вечер. Она чувствовала себя такой счастливой впервые, как вернулась из Парижа и потеряла Лоренса.

— Думаю, что нет, — сказал Дэвид. Он прислонился к дверному косяку, снял очки и положил их в карман пальто. Его взгляд, казалось, гипнотизировал.

— В вас есть что-то необыкновенное, мисс Ларсен. Почему мне так хорошо с вами? — спросил он, скрывая смущение. — Может быть, излишне говорить, что мне было хорошо с тобой, но это на самом деле так, Бретт.

Она придвинулась ближе, крутя его пуговицу.

— Излишне было бы, если бы это было не так. Нет? — спросила Бретт. Ее сердце, казалось, стучало в унисон его нежным поглаживаниям. Какое-то мгновение они простояли в тишине, их лица освещались лунным светом.

— Спокойной ночи, Бретт, — наконец пробормотал он. И тут их губы встретились в поцелуе, чистом и полным надежд, как звуки скрипки. — Я позвоню тебе завтра.

Бретт была так ошарашена поцелуем, что только смогла кивнуть ему в ответ. Губы Дэвида были первыми, которые она когда-то представляла в поцелуе, но та детская фантазия ничего общего не имела с реальностью.

Он вернулся к машине. Тяжело опустившись на заднее сиденье, он прижал ладони к вискам, словно сдерживая рвущиеся мысли. Он открыл окно, чтобы холодный воздух обжигал лицо. «Ты любишь ее. Она заставляет тебя вновь видеть мир в красках. Не сопротивляйся этому», — уговаривал себя Дэвид.

После смерти Кэт он молча носил бремя своего горя. Несмотря на все заверения друзей, которые тогда были с ними и видели, что он сделал все, чтобы спасти ее, он все равно считал себя виновным! Он не должен был разрешать ей даже заходить в лодку; он должен был предвидеть изменение погоды и шторм… Радуясь счастью других, он не допускал для себя возможность полюбить другую женщину.