Вскоре посланцы отряда отправились в Челябинск: надо было наладить связи с уцелевшим подпольем.

Десятого апреля, поздно вечером, одиннадцать челябинцев и карабашцев собрались в подвале дома Моисея Прокудина, отца Ивана. Прежде всего решили тотчас переправить на базы Соймановской долины всех подпольщиков Южноуралья, которых знал Образцов. Люди эти пока спасались в подвалах и на чердаках, но оставаться в городе все равно было опасно. Затем обсудили план диверсий и пропаганды.

Призывая к мщению, боевики понимали, что сами обязаны подать пример. Такой случай вскоре представился. Челябинск сообщил Карабашу: с пятнадцатого по двадцать пятое мая в Уфу отправляются семь поездов с войсками. Центр распорядился вывести из строя железную дорогу.

Снова группы Михаила Сорокина и Федора Беспалова рвали рельсы и мосты, городили завалы, не давая эшелонам двигаться к фронту.

В пору, когда над горами гремели майские грозы, красные начали свой железный марш на восток. Большевики взяли Бугуруслан, Белебей, Бугульму; рабоче-крестьянские дивизии шли на Уфу.

Руководители челябинского подполья решили провести в Карабаше съезд коммунистов окрестных городов, выработать общий план борьбы.

Девять дней, с первого июня, работала партийная конференция. Карабашских боевиков представляли Петр Никитин, Петр Костерин и Константин Булычев. Кроме них присутствовали начальники служб штаба, командиры групп и вожаки отрядной агентуры.

Было решено всеми силами срывать эвакуацию заводов и шахт, уничтожать врага, и везде, где можно, собственными силами восстанавливать Советскую власть.

Конференция обязала партизан связаться со штабом 5-й красной армии и выполнять его приказы. Утвердили руководство отряда. Его командиром стал Федор Кузьмич Зайков, унтер-офицер старой армии, бежавший из колчаковской тюрьмы. Комиссаром назначили Петра Акимовича Никитина, начальником контрразведки Ивана Моисеевича Прокудина. За экспроприации отвечал Николай Сорокин, за боевое снабжение — Петр Пичугов.

Лоза дочитала последнюю страницу папки, завязала тесемки и несколько секунд сидела без движения.

— Они плохо знали, с кем связались, — вслух произнесла она. — Урал не простит вам крови, господа!

Передавая бумаги Яну Вилисовичу, сказала убежденно:

— Я все запомнил, что следует. Все, что может понадобиться в работе.

— Что же вы запомнили, молодой человек?

Ответ последовал после короткой паузы:

— Мне было приятно читать, Ян Вилисович.

— Вот как! Почему же? — удивился чекист.

— В отряде люди, с которыми можно делать дела.

— Да… да… это верно. Что же еще извлекли вы из записей?

— Явки. Клички командиров. Базы. Этого хватит для начала. Когда идти?

— А как? Вы подумали?

— Да. Тайгою. Через Юрму. Напрямик. Так — по карте.

— Пожалуй. Однако и старики, случается, плутают на тех тропах, какие ведут в Карабаш.

— Возможно. И что же из этого следует?

— Пойдете с проводником.

— Хорошо. Когда?

— Мы ждем людей из отряда. Они явятся в Златоуст с агентурной сводкой. Вы встретите их там, узнаете, все ли благополучно, и с одним из них, Булычевым, направитесь в Карабаш.

— Но Златоуст еще у врага.

— Да. Однако мы возьмем его в ближайшее время. Вам придется участвовать в этой операции.

Девушка оживилась.

— Я должен попасть в одну из дивизий?

— Да. Вы отправитесь в рейд с полками Генриха Эйхе. В штаб 26-й дивизии доберетесь со старым уральским охотником. Верхом. Ведь вы, кажется, неплохо сидите в седле?

Контрразведчик помолчал.

— Постарайтесь запомнить путь из Златоуста в Карабаш. Это не последняя ваша ходка по горам.

Похрустел пальцами, неприметно вздохнул.

— «Легенду» мы вам сочинили вполне надежную. Однако берегите себя.

Санечка исподлобья взглянула на чекиста.

— Что просить? Как все, так и я.

— Я всех прошу.

— Остерегусь.

Ян Вилисович покопался в столе, достал бланк, набросал на нем несколько фраз, расписался и протянул Лозе.

— Партизаны выйдут в район 1-й бригады 35-й стрелковой дивизии. Предупредите комбрига Бурова, что ждете связных из Карабаша и Троицка.

— Из Троицка?

— Да. Там будут и троичане. Однако они останутся, а Булычев вернется в отряд. Из Соймановской долины вы обязаны тотчас уехать в Челябинск.

— Выходит, я буду лишь гостем отряда?

— Не совсем так. Мы дадим вам для него планшет с бумагами большой секретности: инструкции, задачи, сроки. Кроме того, в сумке — деньги. При явной опасности планшет придется уничтожить.

— Как?

— Внутрь заложена граната без запала. В минуту крайней угрозы вы вставите взрыватель, сорвете кольцо предохранительной чеки и кинете, вместе с планшетом, в неприятеля. Наши товарищи поучат вас, как это делать.

Старик вернулся к уже высказанной мысли:

— Из Карабаша в Челябинск — как можно скорее. Времени в обрез. Наша армия в ближайшие дни пойдет вперед. В отряде живите тихо, как тень. В бои не ходите. Вас постараются немедля отправить по назначению.

— Буду жить тихо. Хотя, в этом случае, трудно понять, зачем я изучала партизанскую папку.

— Ее сведения понадобятся вам на обратном пути. И то в крайнем случае.

— В каком?

— Если придется спасаться от контрразведки. У партизан.

Чекист встал, немного походил по комнате, попросил:

— Запомните все, как следует, и не ошибитесь.

— Хорошо, Ян Вилисович, не ошибусь.

Кончался июнь 1919 года, впереди был, как ждали, самый жаркий месяц года, и все в 5-й армии понимали: речь не только и не столько о погоде, сколько о пекле схваток.

В дивизиях и полках знали указание Ленина, посланное членам Реввоенсовета Восточного фронта месяц назад: «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы». Значит, армии предстояло штурмовать Уральский хребет, взять Златоуст и Челябинск, и тогда уже, выйдя на Сибирскую равнину, добивать Колчака.

Дело осложнялось тем, что весь июнь с фронта убывали на юг, запад и под Питер, где обозначилось ухудшение обстановки, дивизии, кавалерийские и стрелковые бригады.

Левый фланг 5-й армии еще продолжал, оставив Бирск за спиной, пробиваться на северо-восток в надежде смять войска генерала Гайды, когда в штадив-26 неожиданно, не предупредив ни начальника дивизии, ни комиссара, приехали на автомобилях Тухачевский и член РВС-5 Иван Никитович Смирнов.

Командарм и начдив были ровесники, каждому из них исполнилось двадцать шесть лет, оба прошли кровавую школу мировой войны, оба без сожаления расстались с погонами офицеров и перешли на сторону революции.

Увидев командующего, вслед за которым из автомобиля вышел член Реввоенсовета Смирнов, Эйхе и комиссар дивизии Гончаров поспешили навстречу нечаянному начальству.

Две бригады соединения уже более недели стояли на западных берегах Уфы, в районе Бирского тракта. Полки отдохнули и ждали с нетерпением, чем кончатся бои на стыке 5-й и 2-й армий. Даже частичная победа там позволила бы Эйхе немедля двинуться на восток. Начдив не раз сообщал штарму, что «войска охотно стремятся переменить крыши», то есть рвутся в бой. Несложно было предположить, что внезапный визит связан с наступлением, но ведь приказ об этом можно было передать по связи. Или здесь что-то иное?

Командарм был задумчив больше обычного. На его красивом лице, в глубине огромных серо-голубых глаз лежала тень усталости и сильного душевного напряжения.

— Здравствуйте, товарищ Эйхе… Здравствуйте, товарищ Гончаров… — сказал Тухачевский, пожимая краскомам руки и проходя вслед за ними в штабной дом.

Отказавшись от обеда, предложенного комиссаром, командарм расстелил на столе карту, вынутую из планшета, и попросил вызвать начальника штаба Белицкого. Когда тот пришел, Михаил Николаевич очертил участок карты в центре, сказал: