Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Позже Гарсиа Маркес вспоминал: «С самого первого мгновения, задолго до того, как роман был издан, эта книга распространяла свою магическую мощь на всякого, кто так или иначе касался ее: на друзей, секретарей и т. д., даже на таких людей, как мясник или наш домовладелец, которые ждали, когда я ее закончу»[752]. Елене Понятовской он рассказал следующее: «Нашему домовладельцу мы задолжали аренду за восемь месяцев. Когда наш долг по оплате составлял всего три месяца, Мерседес позвонила ему и сказала: „Послушайте, мы не сможем заплатить вам ни за эти три месяца, ни за следующие полгода“. Прежде она уточнила у меня: „Когда ты планируешь закончить?“ — и я ответил, что месяцев через пять, поэтому она накинула еще один месяц. И тогда домовладелец сказал ей: „Хорошо, если вы даете слово, я подожду до сентября“. И в сентябре мы ему заплатили…»[753]

В числе тех многих, кто с нетерпением ждал, когда Гарсиа Маркес закончит писать свой роман, была многострадальная Пера (Эсперанса) Арайса — машинистка, работавшая на Барбачано и также печатавшая произведения Фуэнтеса. Каждые несколько дней Маркес отдавал ей очередную порцию романа — машинописные листы со сделанными от руки поправками, которые она перепечатывала начисто. Поскольку его орфография всегда оставляла желать лучшего, он рассчитывал на то, что Пера исправит все ошибки. Правда, буквально в самый первый день сотрудничества с ней он едва не потерял и ее, и начало своего романа: Пера чуть не попала под автобус, и листы разлетелись по мокрым улицам осеннего Мехико. Гораздо позже она признается, что каждые выходные приглашала к себе друзей и читала им последнюю главу.

Все, что нам известно об этом времени, позволяет предположить, что Гарсиа Маркес и впрямь находился во власти волшебных чар. Наконец-то исполнилась его мечта: он стал магом. Он был до самозабвения увлечен, опьянен работой. Он был Аурелиано Бабилонья. Он был Мелькиадес. Его ждала слава. Он создавал грандиозную мифологическую сагу с описанием обрядов и ритуалов. Каждый вечер после того, как он приводил в порядок свои записи, к нему приходили друзья. Почти всегда это были Альваро Мутис и Кармен, Хоми Гарсиа Аскот и Мария Луиса — его поддержка и опора, люди, которым выпала честь наблюдать сооружение одного из величайших памятников западной литературы. По мере того как продвигался роман и Маркес осознавал его масштабность, в нем крепла уверенность в себе, повышалась самооценка. В первой половине дня он сидел в своей прокуренной темнице и писал, после обеда копался в справочниках, проверяя факты. Хоми и Мария Луиса с нетерпением ждали появления следующих эпизодов. Мария Луиса особенно остро сознавала, что она является свидетелем чего-то необыкновенно важного, и стала ближайшей наперсницей Маркеса. Позже он скажет, что она, конечно же, была очарована его книгой, но и он в свою очередь не переставал поражаться тому, как тонко она чувствует мир магии и эзотерической мудрости. Многие из ее замечаний нашли отражение в его книге. Он мог позвонить ей в любое время суток, чтобы прочитать очередной законченный эпизод[754].

Несколько месяцев спустя отдел культуры министерства иностранных дел Мексики предложил Гарсиа Маркесу прочитать лекцию. При обычных обстоятельствах он бы отказался, но сейчас согласился, хотя подчеркнул, что предпочел бы выступить не с докладом, а устроить литературные чтения. Неизменно самокритичный, обеспокоенный качеством своей работы, он боялся, что оторвался от жизни, живя в некоем своем мире вместе с Альваро и Марией Луисой, которые с огромным воодушевлением реагировали на все его идеи, что, возможно, мешало ему адекватно оценивать реальность.

Я вышел на ярко освещенную сцену и сел, приготовившись читать; ряды кресел с «моей» аудиторией находились в кромешной темноте. Я начал читать — не помню, какую главу. Я читал и читал. В зале стояла полнейшая тишина, а я сам был так напряжен, что запаниковал. Перестал читать и принялся всматриваться в темноту. Через несколько секунд мне удалось разглядеть лица тех, кто сидел в первом ряду, и я увидел, что они, напротив, внимают мне с широко открытыми глазами. Тогда я успокоился и продолжал читать. Слушатели и впрямь ловили каждое мое слово; даже мухи не жужжали. Закончив, я сошел со сцены, и первой, кто меня обнял, была Мерседес. У нее было такое лицо… Думаю, тогда впервые после женитьбы я понял, что она любит меня, ибо она так смотрела на меня!.. Она целый год, фактически не имея средств, в одиночку тянула семью, давая мне возможность писать, и в тот день, увидев ее лицо, я проникся уверенностью, что книга моя движется в верном направлении[755].

Мерседес вела свою собственную кампанию, пытаясь удержать семью на плаву. К началу 1966 г. деньги, отложенные из прежних заработков, иссякли, и, хотя ее муж преодолел творческий тупик, роман приобретал громадный масштаб: казалось, его еще писать и писать — до конца года уж точно. Наконец Гарсиа Маркес отвез свой белый «опель» в авто-ломбард, находившийся в районе Такубайя, и вернулся с очередной крупной суммой денег[756]. Теперь их всюду возили друзья. Маркес даже подумывал о том, чтобы отказаться от телефона — как в целях экономии, так и для того, чтобы положить конец бесконечному общению по телефону с друзьями, что сильно мешало ему в работе. Когда деньги, вырученные за автомобиль, тоже кончились, Мерседес начала закладывать все подряд: телевизор, холодильник, радио, драгоценности. Правда, она до последнего не трогала «неприкосновенный запас»: свой фен, соковыжималку — необходимый атрибут при приготовлении питания для мальчиков — и электрообогреватель Габо. Дон Фелипе, мясник, согласился отпускать ей мясо в кредит; с домовладельцем Луисом Коудурьером она договорилась, что пока он не будет требовать с них плату за жилье. Друзья постоянно снабжали их продуктами и прочими товарами. Правда, проигрыватель они оставили. На этом своем жизненном этапе под музыку Гарсиа Маркес писать не мог, но и без музыки жить он тоже не мог, поэтому, чем бы он ни занимался в ту пору, фоном ему почти всегда служили его любимые произведения — Барток, прелюдии Дебюсси и «A Hard Day’s Night» «Битлз».

В период работы над романом самый тяжелый день наступает для Маркеса тогда, когда умирает полковник Аурелиано Буэндиа (глава 13). Как и многие писатели, он воспринимает смерть своего главного персонажа как личное горе, возможно, даже как самоубийство. Повествование о смерти полковника отчасти основано на самых мучительных детских воспоминаниях Гарсиа Маркеса, и, хотя критики этого не сознают, этот несимпатичный персонаж позаимствовал у автора гораздо больше, чем любой из персонажей всех его прежних произведений. Аурелиано, хоть и второй ребенок в семье, был «первым человеческим существом, родившимся в Макондо». Как и Гарсиа Маркес, родился он в марте, более того, родился с открытыми глазами и стал водить взглядом по комнате, едва вылез из материнского чрева, — так же, как и маленький Габито, по свидетельствам очевидцев. С раннего детства он слыл ясновидящим, — таким считали и Габито его родные. Он влюбляется в маленькую девочку (и женится на ней, не дожидаясь, когда она достигнет половой зрелости), но после ее смерти он «не способен любить», им движет одна лишь «греховная гордыня». В юности порой необычайно отзывчивый и даже добрый (он и любовные стихи писал, которых потом стыдился), Аурелиано на самом деле по натуре замкнутый, эгоистичный и безжалостный человек — ни перед чем не останавливается, идя к намеченной цели. В образе Аурелиано Буэндиа Гарсиа Маркес воплотил выборочные воспоминания о полковнике Маркесе (война, ювелирная мастерская, золотые рыбки) и собственные черты — автопортрет самокритичный, проникнутый понимаем того, что он наконец-то осуществил свою заветную мечту, но при этом им двигали расчет, одержимость и в итоге самолюбование и эгоизм. Склонность к писательству (стремление стать Мелькиадесом), что он позже подчеркнет в своих мемуарах «Жить, чтобы рассказывать о жизни», на самом деле скрывала еще один более примитивный и менее лицеприятный инстинкт — желание победить, добиться успеха, признания и богатства (полковник Аурелиано Буэндиа). В «Осени патриарха» эта самокритика достигает еще более удивительных глубин.

вернуться

752

Eligio García, Tras las claves de Melquíades, p. 617.

вернуться

753

Понятовска, интервью (сентябрь 1973), Todo México, ор. cit., p. 195.

вернуться

754

Об этом я беседовал с Марией Луисой Элио в 1992-м и с ГГМ — в 1993 г.

вернуться

755

Понятовска, интервью (сентябрь 1973), todo México, ор. cit., p. 197.

вернуться

756

Claude Couffon, «А Bogotá chez García Márquez», L'Express, 17–23 janvier 1977, p. 77.

95
{"b":"184505","o":1}