Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Должно быть, им владели смешанные чувства, когда он вернулся в школу в феврале 1945 г. Он начал курить, выкуривал по сорок — пятьдесят сигарет в день — привычка, которой он будет придерживаться три десятилетия[233]. Во время занятий он часто под любым удобным предлогом спешил укрыться в туалете, перемен ждал с нетерпением. Он вел себя отчасти как бунтарь, разочаровавшийся в школьной системе, отчасти как некий poète maudit[234], выступавший против всякой системы. Он скучал на всех уроках, кроме литературы, и с огромным трудом заставлял себя учить предметы, которые ему были неинтересны. Маркес всегда удивлялся своим успехам в учебе, предполагая, что учителя ставили ему отличные оценки не за реальные достижения, а просто потому, что считали его умным.

Он охладел к учебе, однако его поведение и успеваемость в школе оценивались столь высоко, что он оказался в числе трех выбранных мальчиков, сопровождавших директора в президентский дворец в Боготе. Целью поездки было получение спонсорской помощи у президента Льераса Камарго, в срочном порядке заменившего Лопеса Пумарехо. Льерас выделил деньги на познавательную экскурсию в приморский регион, а в конце учебного года приехал в школу на церемонию прощания с очередным выпуском. В будущем Маркес ближе познакомится с этим замечательным политиком-либералом, с которым у него установятся, как и с другими представителями власти в Боготе, весьма своеобразные отношения двойственного характера. Разумеется, восемнадцать лет еще не тот возраст, когда выступают перед президентом или получают доступ в дом правительства. Именно в тот год Гарсиа Маркес выступил со своей самой успешной речью; тогда он единственный раз в жизни импровизировал. Когда пришла весть об окончании Второй мировой войны, вся школа возликовала, и Маркеса попросили сказать несколько слов. Он заявил, что Франклин Рузвельт, как и испанский герой Сид, сумел «завоевать победу даже после своей смерти». Эту фразу воспевали не только в школе, но и во всем городе, что значительно укрепило репутацию Маркеса как оратора[235].

В конце 1945 г. он вернулся в Сукре. Отец закрыл аптеку в Маганге и на несколько месяцев отправился в скитания, предоставив Луисе, носившей под сердцем очередного ребенка (когда она не была беременна, ей вообще из дома не давали шагу ступить), в одиночку управляться с большой семьей в большом доме. По возвращении он перевез семью обратно в Сукре, в другой дом, находившийся в двух кварталах от центральной площади. Аптеку он открывать не стал, полностью посвятив себя гомеопатии. Десятый ребенок, Альфредо (Куки), родился в феврале; его растила Марго.

На этот раз Габито пошел на поводу у своего доброго, но непутевого младшего брата. Он сразу же присоединился к музыкальной группе Луиса Энрике, гулял все ночи напролет, часто наведывался в местный бордель и на те деньги, что зарабатывал, играя в группе, впервые в жизни участвовал в пьяных оргиях. На Рождество, вместо того чтобы, как обычно, принять участие в речных гонках, устраиваемых во время празднеств в конце года, он на десять дней скрылся в близлежащем городке Махагуале и жил там в борделе. «Это все из-за Марии Алехандрины Сервантес. Удивительная женщина. Я познакомился с ней в первую ночь и потерял из-за нее голову во время самой долгой и разгульной попойки в моей жизни»[236].

На возвращение старшего сына Луиса отреагировала вздохами и молчанием, но потом все же спросила, что с ним случилось. Он ответил: «Мне всё здесь осточертело». — «Что — мы?» — «Всё». Он сказал, что его тошнит от такой жизни, тошнит от школы, от того, что все ждут от него чего-то сверхъестественного. Это был не тот ответ, который Луиса могла передать Габриэлю Элихио, и, поразмыслив немного, она наконец предложила Габито заняться изучением права, к чему стремились почти все честолюбивые молодые люди в Латинской Америке того времени. «В конце концов, — проницательно заметила она, — это хорошая школа для будущего литератора, а люди говорят, ты мог бы стать хорошим писателем». По воспоминаниям Маркеса, сначала предложение матери он встретил в штыки: «Если уж быть писателем, то одним из великих, а таких больше не делают». Перед читателем открывается удивительная картина: молодой Маркес, тогда еще не читавший ни Джойса, ни Фолкнера, не хотел попасть в когорту посредственностей XX в., которую, возможно, представляли эти писатели. В глубине своей незрелой души он мечтал о славе Данте или Сервантеса! Луису его настрой не отпугнул, и в следующие несколько дней она путем переговоров с мужем и сыном, так что тем ни разу не пришлось обсуждать проблему лицом к лицу, добилась блестящего соглашения. Габриэль Элихио смирился — хотя и воспринял это как трагедию — с тем, что Габито не пойдет по его стопам и не станет врачом; Габито дал согласие окончить бакалавриат и продолжить учебу на юридическом факультете Национального университета Колумбии. Таким образом был подавлен бунт мятежного подростка и предотвращен гибельный семейный кризис[237].

Гарсиа Маркес, теперь уже в некоем роде распутник, наверно, очень удивился, когда перед самым Рождеством узнал, что «божественная школьница» из Маганге переехала в Сукре. Ее полное имя было Мерседес Ракель Барча Пардо. Как и он, она родилась в семье аптекаря. Ее отца Габриэль Элихио знал давно, познакомился с ним в далекой молодости, когда в 1920-х гг. путешествовал по рекам и джунглям бассейна Магдалены. Она появилась на свет 6 ноября 1932 г. Как и Габито, в семье она была старшим ребенком. Неземная красавица, широкоскулая, грациозная, с темными раскосыми глазами, лебединой шеей. Она жила на центральной площади, напротив дома друга Габито — Каетано Хентиле; тот, в свою очередь, жил рядом с тем домом, который занимала семья Гарсиа Маркес до того, как переехала в Маганге.

Мать Мерседес, Ракель Пардо Лопес, родилась в семье фермеров, занимавшихся разведением скота, как, в общем-то, и ее отец, Деметрио Барча Велилья. Только в нем текла ближневосточная кровь, хотя родился он в Коросале и был католиком. Отец Деметрио, Элиас Барча Факуре, был родом из Александрии или, возможно, из Ливана: вот почему, вероятно, Мерседес была наделена «таинственной красотой нильской змеи»[238]. Элиас получил колумбийское гражданство 23 мая 1932 г., за полгода до рождения Мерседес. Он жил почти до ста лет и предсказывал судьбы по кофейным зернам. «Мой дед был чистокровный египтянин, — рассказывала мне Мерседес. — Он сажал меня на колени и, качая, пел мне по-арабски. Он всегда носил белую сорочку с черным галстуком, золотые часы и соломенную шляпу, как Морис Шевалье[239]. Он умер, когда мне было лет семь»[240].

Мерседес Ракель, нареченная в честь матери и бабушки, была старшей из шести детей Деметрио и Ракели. После ее рождения семья переехала в Махагуаль, потом обратно в Маганге и, наконец, в близлежащий Сукре. Деметрио чем только не занимался, в том числе и торговлей, но, как и у Габриэля Элихио Гарсиа, его основной специализацией была фармацевтика. Мерседес только что закончила первый год учебы в школе францисканского монастыря Пресвятого Сердца в Момпоксе, лежавшем напротив Маганге на противоположном берегу реки. Школа находилась всего лишь в квартале от знаменитой восьмиугольной башни церкви Санта-Барбара, стоявшей на главной площади небольшого города, который лучше других исторических городов Колумбии сохранился с колониальных времен[241].

«Мерседес всегда привлекала к себе внимание, — рассказывала мне в Маганге одна из ее подруг детства. — Высокая, стройная, она была великолепно сложена. Хотя, говоря по чести, ее сестра Мария Роса была еще красивее. Но Мерседес всегда срывала больше комплиментов»[242]. В ту пору она помогала отцу в аптеке, и дети Гарсиа Маркесов часто встречали ее, когда бегали по поручениям своего отца. Они все видели, и тогда и позже, что в Мерседес сильно развито чувство собственного достоинства, что ей присуща спокойная властность. Габито, который никогда не шел напролом, часто околачивался в аптеке семьи Мерседес, беседуя с ее отцом, Деметрио Барчей. Ему всегда больше нравилось общаться с мужчинами, которые были старше его по возрасту, а Деметрио, несмотря на свою дружбу с Габриэлем Элихио, к тому же был либерал. Сама Мерседес всегда утверждала, что она пребывала в блаженном неведении относительно намерений ее снедаемого любовью поклонника. Обычно она даже не замечала Габито, и ее отец, глядя поверх очков на проходившую мимо дочь, с мягкой укоризной в голосе напоминал ей: «Поздоровайся». Отец всегда говорит, заявила она Габито, что «еще не родился тот принц, за которого я выйду замуж». Мне она призналась, что многие годы считала, будто Габито влюблен в ее отца!

вернуться

233

См. GGM, «Memorias de un fumador retirado», El Espectador, 13 febrero 1983.

вернуться

234

Poète maudit — проклятый поэт (фр.) (Примеч. пер.)

вернуться

235

Living to Tell the Tale, p. 200.

вернуться

236

Vivir para contarla, p. 281. См. также GGM, «El cuento del cuento. (Conclusión)», El Espectador, 2 setiembre 1981, в которой писатель вспоминает о том, как, наведавшись туда через пятнадцать лет, он узнал, что бордель Марии Алехандрины Сервантес превратили в монастырскую школу.

вернуться

237

Living to Tell the Tale, p. 236–239.

вернуться

238

Гарсиа Маркес Г. Сто лет одиночества / пер. Н. Бутыриной, В. Столбова. М., 1989. С. 372. «Нильской змеей» называли Клеопатру. (Примеч. пер.) OHYS, p. 301.

вернуться

239

Шевалье; Морис (1888–1972) — французский певец, киноактер. Получил широкую известность в конце 1920-1930-х гг. С 1911 г. работал в кино (фильмы: «Парад любви», «Веселая вдова», «Дети капитана Гранта» и др.) (Примеч. пер.)

вернуться

240

Интервью (Картахена, 1991).

вернуться

241

В Момпоксе у Мерседес была близкая школьная подруга Маргарита Чика Салас, которая тоже жила в Сукре; вскоре та станет участницей драмы, разыгравшейся вокруг убийства Каетано Хентиле, близкого друга ГМ и его семьи.

вернуться

242

Интервью с Хертрудис Праска де Амин (Маганге, 1991).

29
{"b":"184505","o":1}