Возле дома с раковинами студент-юрист подтвердил догадку Энрике о связи дома с орденом Сантьяго. Как выяснилось, его владелец — рыцарь ордена, некий Родриго Мальдонадо.

В величественном романско-готическом соборе Девы Марии Престольной[36] Алонсо залюбовался строгой простотой картин главного алтаря.

— Это флорентийский художник Николо Делли, — пояснил Фернандо. — У нас его называют Николас Флорентинец. Сейчас в Италии пишут совсем по-другому. Нынешние живописцы Тосканы как будто берут за основу не своих предшественников, а классическое искусство Греции и Рима.

— Я слышал об этом, — кивнул Алонсо, — но никогда не видел.

— Здесь вряд ли увидите. Для этого надо ехать в Италию. И, поверьте мне, дорогой Алонсо, совершив такую поездку, вы не останетесь разочарованным.

Украшавшие свод собора фрески с изображением сцен Страшного суда принадлежали кисти того же живописца.

По дороге на факультет Алонсо признался Рохасу, что ходил в типографию, надеясь познакомиться с Антонио де Небрихой. Он рассказал о своей жизни в Гранаде, о торговле книгами вместе с дедом, о мечте открыть собственное дело в Саламанке, поближе к университету.

— Полагаю, если такой уважаемый ученый человек, как дон Антонио, занимается изданием книг, а я собираюсь книгами торговать, то желательно с самого начала наладить с ним добрые отношения.

— В таком случае, — охладил его пыл Фернандо, — радуйтесь, что вам не удалось сегодня с ним повидаться. Я почти убежден, что незнакомец с улицы, пожаловавший без каких-либо рекомендаций, не вызвал бы у него доверия.

— Вероятно, вы правы, — досадливо поморщился Алонсо, негодуя на собственную несообразительность.

— Не унывайте! — весело воскликнул Рохас. — Теперь вы уже не в одиночестве. Считайте, что по крайней мере один человек в этом городе на вашей стороне. А совместными усилиями мы непременно придумаем, как найти для вас способ стать желанным гостем у сеньора Небри-хи. У меня уже есть кое-какая идея, но прежде, чем поделиться ею, я хочу ее додумать.

Алонсо почувствовал прилив благодарности к человеку, искренне готовому в первый же день знакомства ему помочь.

В университете они вошли в аудиторию посреди лекции по римскому праву. Их взору открылись длинные скамьи, уходящие вниз ступенчатыми рядами. В самом низу, за массивной деревянной кафедрой, стоял профессор и читал на латыни что-то из лежащей перед ним книги. Алонсо, уставший от ходьбы и впечатлений, не был в состоянии воспринимать содержание лекции, и поэтому она показалась ему скучной и невразумительной.

Намного интереснее было наблюдать за студентами. Некоторые перешептывались. Кое-кто дремал. Особо усердные делали пометки: кто на бумаге, а кто и на покрытой воском доске. Бумага — материал дорогой, не каждому по средствам. Судя по пестроте камзолов и головных уборов, студенты здесь были из самых разных стран.

— Благодарю вас за прогулку — столь же поучительную, сколь и приятную, — шепнул Алонсо Рохасу. — Но мне надо идти, чтобы братья не объявили тревоги.

— Вы всегда можете найти меня на факультете права. — Фернандо улыбнулся, и глаза его приветливо засияли. — Буду рад снова повидаться. Появляйтесь. Придумаем, как познакомить вас с Небрихой.

В гостинице Исидро Велес передал Алонсо записку, подписанную некой Консуэло Онестой. Она приглашала Алонсо посетить на следующий день ее дом, где должна была состояться встреча «участников небольшого кружка любителей литературы». Ничего, кроме времени дня и адреса дома, в записке не содержалось.

— Вам знакомо такое имя — Консуэло Онеста? — спросил Алонсо владельца гостиницы.

— Нет, сеньор Гардель, к сожалению, никогда не слышал его.

Алонсо пожал плечами и отправился в комнату Энрике, где его ждали оба кузена.

— В этом городе светятся не только камни, — мрачно сообщил Хуан, когда они закончили обсуждение своих дальнейших действий в Саламанке. — Дон Лукас рассказал мне, что два года назад по настоянию верховного инквизитора Томаса Торквемады здесь устроили торжественное аутодафе. Собрали на площади Сан-Эстебан более шести тысяч книг и торжественно сожгли их.

— Кстати, о книгах. Алонсо, ты уже закончил здесь свои дела? — спросил Энрике, пытаясь поменять тему разговора, но Алонсо на этот раз его не поддержал.

— В чем же провинились эти книги? — спросил он. — Тайно исповедовали иудаизм или ислам?

— Некоторые — явно. — Рука Хуана сжимала рукоятку кинжала за поясом. — Там было несколько еврейских Библий, а остальные книги Святая палата признала «пропитанными заблуждениями иудаизма» или содержащими сведения по чернокнижию и магии.

— Лучше бы отдали все шесть тысяч книг мне, — пробормотал по-арабски Алонсо.

— Что ты сказал? — не понял Энрике.

— Я сказал, что только начал свои книжные дела.

— Но мы уже решили, что послезавтра отправляемся обратно в Кордову. Здесь больше нечего делать. Управишься до этого?

— Ну что ты! — удивился Алонсо наивности кузена. — Конечно нет! Мне может понадобиться не одна неделя для того, чтобы завязать необходимые знакомства. Вы-то пользуетесь старыми и налаженными связями дяди, а мне приходится начинать все с самого начала. Отправляйтесь домой без меня.

— Что это за записка у тебя в руке? — проявил Хуан несвойственное ему любопытство.

— Какая-то дама приглашает меня на встречу литературного кружка у нее дома. Понятия не имею, кто она и как обо мне узнала. Может быть, это как-то связано с университетом… Хотя нет, непонятно. Я, правда, сегодня познакомился с одним студентом. Но он учится на факультете права и никак с литературой не связан. К тому же трудно поверить, что за полчаса, прошедшие с тех пор, как мы с ним расстались, он успел рассказать обо мне этой Консуэло Онесте, а она — прислать сюда слугу с запиской. В общем, сплошные загадки.

— Я же говорил, что тебя ждет успех у местных женщин. — Энрике был доволен, что разговор свернул на безопасную колею.

Дом сеньоры (или, быть может, сеньориты) Онесты оказался на площади Пуэнте, возле моста через Тормес. Алонсо уже не первый раз поразился тому, как древним удалось выстроить мост через такую широкую реку. Он был намного длиннее, чем его собрат в Кордове.

Недолго помешкав возле церкви Святого Иакова, где обычно останавливаются паломники, направляющиеся из центральных и южных областей страны в Сантьяго-де-Комопостела, Алонсо нашел нужный ему адрес. Это был не просто дом, а изящный двухэтажный особняк, окруженный садом и оградой. Во Флоренции его не постеснялись бы назвать палаццо. Консуэло Онеста, очевидно, была супругой весьма состоятельного человека.

Алонсо дернул за веревку, утяжеленную деревянной лисьей головой. Где-то в глубине сада прозвучал приятный звон. Калитка возле главных ворот распахнулась, и за ней оказалась чернокожая девочка, которую Алонсо видел мельком в типографии Небрихи. Сейчас, разглядев ее поближе, он понял, что это уже взрослая девушка, но малый рост и субтильное телосложение придавали ей сходство с подростком.

— Пройдемте в дом, сеньор Гардель, — произнесла она с легким андалусским акцентом.

«Из наших краев», — подумал Алонсо, следуя за девушкой.

— Откуда вы знаете мое имя? — спросил он по-арабски.

Девушка непонимающе взглянула на него, но не стала переспрашивать.

Она ввела его в дом, и Алонсо оказался в широкой прихожей с гобеленами и статуями, чрезвычайно натурально изображавщими сцены любви. Вверх ввела широкая лестница с бронзовыми перилами. На верху лестничного пролета стояла, улыбаясь, молодая женщина среднего роста в красивом зеленом платье и покрывавшей плечи легкой прозрачной накидке. Часть каштановых волос была собрана в пучок, другая свободно спадала на плечи.

— Надеюсь, вам нравится пребывание в нашем городе, сеньор Гардель, — произнесла она мелодичным контральто. — Это я послала вам записку. Очень рада, что вы откликнулись на приглашение.

— Мое почтение, сеньора Онеста.