Если нет возможности установить справедливость повсюду, то, по крайней мере, ее можно устанавливать понемногу, то здесь, то там, где это только в наших силах. Хотя бы потому, что, если когда-нибудь действительно состоится некое судилище, на котором будут взвешивать все совершенные при жизни поступки, не придется сказать: «Я даже не попытался ничего исправить». Не придется со стыдом признать: «Каждый раз, видя страдания невинных, я проходил мимо, так как не в моих силах устранить все царящее в мире зло». Можно будет с чистым сердцем молвить: «Да, я делал все, что мог. Пусть хоть чуть-чуть, но способствовал воцарению справедливости. Пусть хоть в чем-то облегчил чьи-то страдания».

Может быть, после полученного урока этому лавочнику будет неповадно писать доносы на невинных людей…

Приближаясь к одинокой мельнице, Мануэль увидел, как вдали, среди нагромождения зданий, сверкнула на солнце длинная серебристая полоса Гвадалквивира. За рекой виднелись силуэты Кордовы. Вот то массивное здание с башнями на другом берегу, очевидно, было Соборной мечетью. Об арочном римском мосту через Гвадалквивир Мануэль тоже знал. А громада там, в стороне, вполне могла оказаться дворцовым комплексом Алькасар, где в последние месяцы жили король и королева.

— Ну что ж, Цезарь, мы у цели и заслуживаем короткого отдыха!

Привязав коня к старому масличному дереву, Мануэль улегся под его ветви, положив шлем рядом с собой. Ветер играл с его волосами. Группа белесых облаков прямо над головой постепенно меняла очертания, превращаясь из ладьи в грифона.

В кустах непрерывно что-то стрекотало. Ленивый ветерок, медленные облака, тихие звуки. Все это убаюкивало и прогоняло беспокойные мысли, как, например, мелькнувшее где-то на задворках сознания опасение за судьбу Пепе.

Когда Мануэль был совсем ребенком, Пепе учил его ловить бабочек. И кузнечиков. Кто там взахлеб стрекочет в жесткой южной траве? Кто сотворил эти облака, эту траву и этих кузнечиков — Бог или Люцифер? Кого об этом спросить? Кто это знает?

Мысли путались, веки слипались…

Из сна Мануэля на мгновение вывел нанесенный по голове мощный удар, и нестерпимая боль, затопившая все его существо, тут же повергла его в пучину обморока.

Когда сознание ненадолго возвращалось, он чувствовал, будто его куда-то везут. Это ощущение было бы даже приятным, если бы не толчки на ухабах, от которых боль становилась настолько всеобъемлющей, что он опять погружался в беспамятство.

Обрывки бессвязных снов сменяли друг друга. В них он не всегда помнил, как его зовут, и не всегда был Мануэлем. Как-то ему показалось, что он лежит в мягкой постели и что рядом кто-то есть. Открыть глаза не было сил, но ноздри улавливали лекарственный запах, а голова утопала в мягкой подушке. «Какой хорошенький!» — воскликнул молодой женский голос, и Мануэлю стало сниться, что он стоит с виуэлой в руках под балконом прекрасной Долорес. За этим последовала круговерть сновидений, каждое из которых начисто стирало в памяти предыдущее.

Через какое-то время Мануэль снова пришел в себя и наконец сумел открыть глаза.

Он лежал в большой кровати, укрытый легким одеялом. Левая стена комнаты, на которой висела картина с изображением волхвов, принесших дары младенцу Иисусу, была ярко освещена лучами солнца. Окно находилось справа, но располагалось таким образом, что изголовье кровати оставалось в тени, поэтому солнце не било в лицо. Рядом с кроватью, на небольшом столике стояли склянки с лекарствами.

Мануэль потянулся, чтобы присесть, но острая боль, пронзив затылок, заставила его застонать и снова положить голову на подушку. Следующую попытку он предпринял спустя несколько минут, на сей раз двигаясь медленнее и осторожнее. Усилия принесли плоды, и он сумел присесть, опираясь спиной об изголовье.

В комнату вошла смуглая пожилая служанка. Встретившись глазами с Мануэлем, она ойкнула и выскочила. Вскоре служанка вернулась в сопровождении одетого в дорогие шелка человека средних лет с проницательным взглядом карих глаз.

— Рад приветствовать вас, сеньор, в моем доме, — произнес вошедший приятным низким голосом. — К вашим услугам Хосе Гардель, шерстяник и торговец тканями.

Мануэль слабым голосом представился и спросил, в каком городе он находится и какое сегодня число.

— Это Кордова, дон Мануэль, — ответил Гардель, усаживаясь в кресло напротив кровати. Служанка, которую, как выяснилось, звали арабским именем Рехия, готовила в это время чистый перевязочный бинт с мазью. — Сегодня двенадцатое апреля.

— Я должен был отправиться вчера в долину Гранады с войсками его высочества. — Мануэль почувствовал легкую дурноту.

— Вы правы, — подтвердил Гардель, — армия вчера отправилась на юго-восток. Вы в вашем состоянии не можете сейчас присоединиться к ней. Но ничего не мешает вам сделать это позже. Осада Гранады наверняка продлится не один месяц. У вас есть все шансы успеть полностью оправиться и принять участие в этой войне. По счастью, среди наших друзей есть весьма искусный лекарь, падре Нуньес. Он уже осмотрел вас и оставил Рехии наставления по тому, как делать перевязки. Сегодня святой отец снова навестит вас.

— Не знаю, как вас благодарить, сеньор Гардель. — Мануэль окинул взглядом комнату, нигде не видя своих доспехов. — А где мой конь, одежда, оружие? И не окажете ли вы мне любезность, рассказав, что со мной произошло и как я оказался в вашем доме?

Хосе подождал, пока Рехия сменит бинты на голове молодого человека, после чего обстоятельно ответил на его вопросы. Мануэль, к своему ужасу, узнал, что люди, напавшие на него, когда он спал под деревом, забрали его меч, щит и кошелек с деньгами и увели коня. Было непонятно, почему они оставили шлем валяться рядом с ним в траве и почему не попытались снять с поверженного рыцаря медальон. Спешили? Боялись, что кто-то увидит их, например мельник?

— По словам добрейшего падре Нуньеса, вы родились под счастливой звездой, дон Мануэль. — Хосе Гарделю хотелось как-то успокоить и приободрить собеседника. — Если бы мой племянник Алонсо не нашел вас там, где вы лежали, и не привез сюда, мы бы сейчас с вами не беседовали.

— У меня пропали все деньги, уважаемый сеньор Гардель! Я должен списаться со своей матушкой. Уверен, она в самом скором времени вышлет мне средства, которые позволят расплатиться с вами за вашу доброту и гостеприимство.

— Дорогой дон Мануэль, вы мой гость, — сказал Хосе и добавил, изумив Мануэля: — Мы христиане, но родом из мавров. А мавры не берут денег за соблюдение законов гостеприимства. Прошу вас, располагайте этим домом. Как только падре Нуньес позволит вам вставать, милости прошу к нашему семейному столу, а до тех пор слуги будут приносить вам еду в эту комнату. Что же касается иных потребностей тела, то, когда сможете ходить, будете спускаться в отхожее место во дворе, а пока…

Гардель показал рукой куда-то в направлении пола, и покрасневший Мануэль понял, что там, под кроватью, стоит ночной горшок.

Как следовало из дальнейших объяснений Хосе, слугам было отдано распоряжение очистить боевые доспехи Мануэля от крови. Его кинжал и шлем хранились в соседней комнате вместе с доспехом и дорожной одеждой. Слуги Гарделя уже успели привести их в порядок. Рубашка и панталоны, в которые Мануэль был облачен в настоящий момент, происходили из лавки Хосе.

— Пожалуйста, примите эту скромную одежду в дар как знак нашего расположения, — произнес хозяин и, пожелав гостю приятного отдыха и скорейшего выздоровления, направился к двери вместе со служанкой. Перед самым их уходом Мануэль попросил:

— Сеньор Гардель, я хотел бы лично поблагодарить своего спасителя, сеньора Алонсо.

Оставшись наедине с собой, саламанкский дворянин предался печальным мыслям.

Итак, на него напали, когда он, почти добравшись до цели, столь легкомысленно улегся прямо на землю и заснул, не позаботившись даже спрятаться где-нибудь в кустах. Кем были нападавшие? Просто разбойники? Или его догнали обиженные им лавочники из Талаверы?