— Тогда давай предположим, что есть область еще более глубокая, чем вторая память. Хочешь, назови ее третьей памятью.

Лицо Алонсо озарилось пониманием.

— Там хранятся впечатления и воспоминания многих людей! — воскликнул он громким шепотом.

— Да, — кивнула Росарио, — целых народов. Может быть, всего человечества. В таком случае два человека, имеющие к ней доступ, могут передавать друг другу сообщения через третью память, даже если их разделяет необъятный океан!

Алонсо уставился на нее с таким изумлением, что, не будь ее внимание целиком поглощено заботой о Мануэле, она бы пошутила по этому поводу.

— Мне такое даже в голову не пришло, — проговорил он наконец. — Ну у тебя и воображение! Не случайно ты сочиняешь музыку!

— Ты считаешь это плодом моей фантазии? — подняла брови Росарио. — То есть не веришь в такую возможность?

— Нет, что ты, это вполне возможно, — поспешно заверил ее Алонсо. — Что именно надо сообщить Мануэлю?

— Самое главное — дать ему понять, что он действительно способен менять реальность. Ведь этот дар может защитить его даже от тех угроз, от которых не мог бы уберечься обычный человек! Очень важно, чтобы Мануэль перестал опасаться собственных способностей.

— То есть, — подытожил Алонсо, — я войду в состояние доступа ко второй памяти и сформирую намерение послать Мануэлю сообщение через какие-то еще более глубокие сферы сознания, которые ты назвала третьей памятью?

— Да, что-то в этом духе. — Росарио искала слова, которые наилучшим образом передали бы ее мысль. — Сообщение должно быть сформулировано очень кратко и емко, поскольку мы не знаем, в насколько смутной или искаженной форме может его получить Мануэль. Будет ли это некая идея, которую он воспримет как свою собственную, или ему что-то приснится — нам неизвестно. Поэтому твоя весть должна быть краткой и несложной. Например, такой: «Ты можешь менять реальность. Это — хорошо!» И повторяй это много раз. Потом: «Мать знает, что ты жив». Тоже много раз. И, наконец, третье сообщение должно быть таким: «Адмирал уже на Эспаньоле». Много-много раз.

— Я буду делать это каждую ночь, — обещал Алонсо, — пока мы что-нибудь не узнаем о нем.

— Спасибо! — шепнула Росарио и, оглянувшись по сторонам, быстро поцеловала его. — И за готовность ехать на Эспаньолу тоже спасибо. Но мне кажется, что Мануэль непременно попытается добраться до кастильцев на острове и вернуться домой первым же кораблем. Поэтому, отправившись туда, ты, скорее всего, с ним разминешься. Так что с твоей поездкой в Западную Индию мы пока повременим.

Переночевав в доме Круса, Алонсо на следующий день, до возвращения в Кордову, успел зайти в Каса де Фуэнтес. Росарио предложила ему позавтракать вместе с ней в небольшой столовой возле кухни, так как на балконе это было невозможно сделать из-за сильного ветра.

— Ну что? — нетерпеливо спросила она, когда Альфонсина, накрыв на стол, вышла из столовой.

— Я сделал это, — доложил Алонсо. — Под утро, когда проснулся. Обычно в эти минуты мне легче всего входить во вторую память. Когда сны закончились, а пробуждение пришло еще не полностью. Вчера я так и поступил. Много раз посылал три сообщения и воображал, что Мануэль их получает. Кстати, я добавил еще одно: «Менять давние события опасно». Это чтобы у Мануэля не возникло неприятностей с глубиной ствола.

— Какая правильная мысль! — обрадовалась Росарио.

— Хорошо, что ты про это подумал!

— К сожалению, у меня нет способа узнать, — продолжал Алонсо, — дошли ли на самом деле мои сообщения до Мануэля. Один раз я уже почти начал видеть его облик, но я знал, что это просто мое воображение формирует очередной сон.

— Ничего. Продолжай посылать сообщения каждую ночь. Это не утомило тебя?

— Нет, нисколько, — успокоил ее Алонсо. — Но даже если бы и утомило, какая разница? Я ведь обещал это делать. К тому же речь идет о твоем сыне и моем друге.

Вот она, дружеская верность. А ведь еще совсем недавно Росарио не ценила этого его качества по достоинству, когда он говорил о дружбе с Консуэло Онестойа. Мысль о Консуэло внезапна навела Росарио на новую идею.

— Мне кажется, — предположила она, — что, если бы это делал не только ты один, а еще кто-нибудь, шансы достучаться до Мануэля были бы больше. Но я не умею управлять снами и добираться до глубин сознания, как ты. Может быть, это может делать твоя подруга Консуэло? Ты ведь говорил, что она знает про рукопись. Надо полагать, она, как и ты, выполняет описанные там упражнения со сновидениями. Каковы ее успехи?

Алонсо выглядел ошарашенным.

— Я не говорил тебе ничего такого, — покачал он головой и тут же понял. — Ты меняла реальность?

Росарио прикусила губу. Она совсем забыла, что Алонсо рассказывал ей о том, что Консуэло посвящена в тайну рукописи, в том витке реальности, который уже давно был превращен в несбывшийся. Вот она, оборотная сторона дара орбинавта! Надо запоминать, что происходило в отмененном витке, а что — в том, который пришел ему на смену! Может быть, завести особый дневник несбывшихся событий?

— Да, меняла, — призналась она. — Я тогда немного приревновала тебя к Консуэло, а потом мне стало стыдно, и я решила, что лучше, чтобы между нами не было этой размолвки.

Росарио не знала, что еще добавить. Алонсо тоже молчал. Когда тишина стала затягиваться, Росарио добавила:

— Может быть, тебе вообще не по душе то обстоятельство, что я меняю какие-то события с твоим участием и потом ты о них уже ничего не помнишь? Если это так, ты только скажи мне, и я не буду этого делать.

— Знаешь… — Алонсо вдруг широко улыбнулся. — Я доверяю твоему здравому смыслу. Делай то, что считаешь нужным. Если когда-нибудь изменю мнение, то скажу тебе об этом. Сейчас главное для нас — судьба Мануэля. Что касается Консуэло, то она уже научилась осознавать во сне, что это сон. По крайней мере один-два раза в неделю у нее это получается. Но до второй памяти она еще не добралась. Если это произойдет, я обязательно попрошу ее присоединиться ко мне и тоже начать посылать Мануэлю сообщения.

После отъезда Алонсо Росарио продолжала размышлять о том, как еще можно использовать ее и его необычные таланты для налаживания связи с Мануэлем и оказания ему помощи, если она необходима. Время от времени она проверяла свои ощущения, и те неизменно подтверждали, что сын жив.

В последующие дни Алонсо несколько раз приезжал и говорил ей, что продолжает каждую ночь посылать сообщения Мануэлю. Хотя никаких знаков того, что они доходят до адресата, не было, сами эти разговоры немного успокаивали Росарио.

Через несколько дней в Каса де Фуэнтес неожиданно пожаловал Каспар де Сохо в сопровождении троих слуг. Он вошел в дом, а слуги ждали его, спешившись, но не привязывая лошадей. Очевидно, Сохо не собирался проводить в замке много времени.

— Здравствуйте, донья Росарио, — произнес он сухим, официальным тоном. — До меня дошли слухи о трагической судьбе дона Мануэля, — при этих словах хозяйка замка вздрогнула, — и я пришел выразить вам свои соболезнования.

— Я не буду принимать их, дон Каспар, — с некоторой излишней резкостью и поспешностью ответила Росарио. — Насколько я знаю, возле развалин форта Ла Навидад были найдены лишь одиннадцать тел. Никаких доказательств того, что погибли все колонисты, нет. Поэтому я считаю, что мой сын мог и уцелеть. Надеюсь, в скором времени он доберется до нового поселения кастильцев на острове.

— Ну что ж, — произнес удивленный Сохо. — Если вы правы, все мы будем несказанно рады. Но я хотел бы сказать вам еще кое-что, донья Росарио.

— Я вас внимательно слушаю, дон Каспар.

— То, что я хочу вам сообщить, должно остаться сугубо между нами. Поэтому я попросил бы найти какое-то более уединенное место для разговора, нежели эта зала.

Пожав плечами, Росарио попросила Сохо следовать за ней. Она хотела зайти с ним в библиотеку, но сама мысль о том, что они окажутся наедине в столь тесном пространстве, была ей неприятна. Вместо этого Росарио ввела его в просторную оружейную, где стояли старые клавикорды.