Для журналистов это были золотые дни. По накалу страстей, именитости участников, количеству и масштабности взаимных обвинений — в общем, по скандальности — эти аукционы не имели себе равных.

Закулисная подготовка к аукционам началась еще летом. Банкиры звонили в Госкомимущество (ГКИ) и спрашивали, кто сколько дает за акции. Так и определялись начальные цены. Альфа-банк, Инкомбанк и «Российский кредит» схлестнулись с банком «Менатеп» на залоговом аукционе акций нефтяной компании ЮКОС.

Не менее скандальной была история с аукционом акций РАО «Норильский никель». На этот раз спорили ОНЭКСИМбанк и «Российский кредит». Заявки на аукцион принимал ОНЭКСИМ. Он же в итоге и получил в залог акции «Норильского никеля». А фирма «Конт», гарантом которой выступал «Российский кредит», не была допущена к аукциону из-за того, что собственные средства банка-гаранта оказались меньше стартовой цены лота. Как раз это и должен был проверить банк, принимавший заявки, то есть ОНЭКСИМбанк. И в случае обнаружения несоответствия уведомить об этом «Российский кредит». ОНЭКСИМ утверждал, что так и сделал. «Российский кредит» говорил, что никакого уведомления не получал. Аукционная комиссия поверила ОНЭКСИМу.

Еще раз «Российский кредит» и ОНЭКСИМбанк схлестнулись на аукционе акций СИДАНКО — победил опять ОНЭКСИМ. К аукциону акций компании «Сибнефть» не был допущен Инкомбанк: комиссия обнаружила несоответствия в документах…

Режиссером и исполнителем главной роли в этом действе был и.о. председателя ГКИ Альфред Кох. Со стороны могло показаться, что во время аукционов он переживал последствия алкогольной интоксикации. Он то отъезжал на кресле от стола, то снова подъезжал. То вдруг клал на стол локти — и они немедленно разъезжались в разные стороны. А иногда просто склонял голову к столу, словно засыпая. Но только доходило до дела, то есть до вскрытия конвертов, и мы видели Коха, готового к схватке с кем угодно и на 100 % уверенного в себе. Он был готов прямо в лицо сказать любому из участников, что его заявка снимается с аукциона только потому, что «так надо». И он такое говорил.

Как рассказывали позже знающие Коха люди, «интоксикация» и видимая самоуверенность главы ГКИ на деле означали, что он очень сильно нервничал. Потому что знал цену происходящему. Возможно, именно поэтому все участники действа — чиновники, банкиры, журналисты — играли свои роли с самым серьезным видом. Вот вскрывается очередной конверт. Никому не известная фирма «Х» хочет приобрести огромную нефтяную компанию. В зале сразу шорох: что за структура? чья? с каким банком аффилирована? а как выглядит ее конверт? и с какой, интересно, стороны его будет разрывать аукционист?

Сейчас это кажется смешным, но тогда проблемы внутреннего устройства конвертов обсуждались на полном серьезе — слишком уж высоки были ставки. Например, когда разыгрывался «Норильский никель», стартовая цена была установлена $170 млн. Заявки подали ОНЭКСИМ-банк, предложивший $170,1 млн, и банк «Российский кредит» — $355 млн. ОНЭКСИМ, правда, был назначен ответственным за проведение этого аукциона, а потому мог отвергнуть чужую заявку. Он и отверг. Но злые языки говорили, что ОНЭКСИМ на всякий случай изготовил не простой конверт, а с двойным дном, и вот за этим вторым дном якобы лежала заявка на $355,1 млн…

Скорее всего, это был досужий вымысел. Но без таких эпизодов яркий спектакль превратился бы в заурядное зачитывание вслух решений правительства. А так — это была настоящая драма. Впрочем, как выяснилось чуть позже, некоторым конец был известен заранее. Владимир Потанин, например, даже особо не скрывал, что еще до аукционов «все обговорил с Олегом Николаевичем» (Сосковцом, тогдашним первым вице-премьером и самым влиятельным госчиновником). Так что конкуренты могли делать конверты хоть с тройным дном — «Норильский никель» им бы все равно не достался.

Другими лауреатами залоговых аукционов 1995 года стали Борис Березовский (ЛогоВАЗ), Михаил Ходорковский («Менатеп») и Владимир Богданов («Сургутнефтегаз»). Впоследствии в список олигархов вошли еще несколько бизнесменов, получивших те или иные объекты собственности по протекции правительства, но на тот момент главными фаворитами Белого дома были эти четверо.

И если не считать Рема Вяхирева, который на тот момент уже ни в каких аукционах не нуждался, именно эти бизнесмены и стали первыми так называемыми олигархами, то есть владельцами крупной собственности, имеющими особые отношения с властью.

Впоследствии эти отношения еще не раз обретали яркое материальное воплощение. Так, «Сургутнефтегаз» получил возможность отправлять на экспорт большую, чем у других, долю своей нефти. А «Ноябрьскнефтегаз» (он входил в «Сибнефть», доставшуюся на аукционе Березовскому), добывающий наряду с нефтью природный газ, в том же 1995 году получил от Белого дома и вовсе невиданную в мировой практике бизнеса льготу: согласно постановлению, акциз за газ, добытый «Ноябрьском», должен был платить «Газпром», то есть совсем другая фирма.

И все же суть залоговых аукционов состояла вовсе не в раздаче подарков отдельным компаниям.

Залоговые аукционы 1995 года стали результатом принципиального политико-экономического договора президента и правительства с группой бизнесменов. Российской партии власти накануне президентских выборов 1996 года срочно требовались твердые гарантии невозможности коммунистического реванша. Альтернативы же в ситуации, когда рейтинг популярности Бориса Ельцина находился практически на нуле, у власти почти не было. Разве что отменить выборы и ввести диктатуру по чилийскому или южнокорейскому образцу.

Но Ельцин принял другое решение, сделав ставку на деньги и естественное стремление предпринимателей к сохранению своей собственности. Если отдать им лучшую в стране собственность, рассуждал президент, они сделают даже невозможное ради того, чтобы ее сохранить. Он угадал. «Возьмите нас или „Менатеп“, — признался однажды Владимир Потанин московским журналистам. — Потеря собственности — это последнее, на что мы согласимся».

В общем, сделка устраивала обе стороны.

В ноябре 1995 года в московском представительстве НК «Сургутнефтегаз» состоялась совместная пресс-конференция генерального директора компании Владимира Богданова и временно исполняющего обязанности председателя ГКИ Альфреда Коха. Конференция была посвящена событию, которое без преувеличения можно назвать историческим — первому залоговому аукциону на право кредитовать правительство России. По его итогам 40,12 % акций НК «Сургутнефтегаз» были переданы в залог ее пенсионному фонду. Другой крупный претендент на акции НК — нефтяная компания «Роснефть» — не был допущен к участию в аукционе.

Если бы «Роснефти» удалось победить, произошло бы нечто сенсационное — одна российская компания впервые получила бы контроль над другой рыночным способом, а не в изнурительной кабинетной борьбе. Сенсация, однако, не состоялась. Конкурсная комиссия уже во время аукциона сообщила представителям «Роснефти», что документы на участие в конкурсе оформлены неправильно и «Роснефть» исключается из числа претендентов. «Вначале они приняли все наши документы, — сказал в интервью агентству Reuter помощник президента „Роснефти“ Евгений Кузнецов, — однако затем потребовали, чтобы мы представили на рассмотрение нашу аккредитацию в Госкомимуществе, которой у нас не было». В результате в аукционе участвовали лишь две компании: пенсионный фонд НК «Сургутнефтегаз» и еще одна дочерняя компания нефтяного холдинга. Понятно, что независимо от исхода конкурса акции остались у руководства НК. Стало ясно, что по схожему сценарию будут проходить и другие залоговые аукционы.

Через несколько дней состоялись залоговые аукционы по целой группе предприятий. Принесли они и первые сенсации, и первые конфликты.

На аукционы на право кредитования правительства под залог акций, находящихся в государственной собственности, были выставлены семь предприятий: АО «Нафта-Москва», РАО «Норильский никель», АО «Западно-Сибирский металлургический комбинат», АО «Мечел», АО «Северо-Западное пароходство», АО «Бор», АО «Техснабэкспорт». Заявки поступили лишь по четырем лотам — не нашлось желающих взять в залог акции АО «Бор», Западно-Сибирского металлургического комбината и АО «Техснабэкспорт».