- Ты как тут? — спросил Игорь отрывисто.
- Сегодня ночью убили Павла.
Реакция была сногсшибательной.
Тоня вскрикнула, муж сказал со страхом:
- Ты. что такое говоришь? Ты бредишь? — и рухнул в траву.
Оставшиеся на ногах оцепенели, бесшумно возник монах с кружкой воды, встал на колени, побрызгал застывшее в дурной гримасе лицо.
- Тоня, давно у него эти припадки? — прошептал Петр Романович.
- Из-за тебя. Он любил Павлика.
- А я нет? Но меня обвиняют!
- В убийстве? — «припадочный» вмиг оживился. — Тебя обвиняют в убийстве брата?
- Только не говори, — заговорил Петр Романович веско, — будто ты не знал, что он жив и в Москве. Тоня, знал?
- Господи, вот ужас-то! — Она как- то мгновенно скрылась в избушке, а монах побрел к храму, на паперти обернулся, окинул их острым взглядом и вошел внутрь. Петр Романович опустился в траву рядом с Игорем.
- Тебя не арестовали.
- Дали неделю. Я должен найти убийцу.
Игорь ответил столь долгим и раздумчивым взглядом, что подумалось, как тогда на галерейке: уж не трогается временами архитектор в уме?
- Игорь, я знаю границы своих возможностей.
- Человеку до конца не дано этого знать.
- А я знаю: тюрьму мне не выдюжить, без свободы я все равно, что без воздуха.
- Так беги пока не поздно! — съязвил архитектор.
- Еще чего! Давай-ка, Игорек, ближе к делу. Если ты, конечно, в состоянии.
- Я-то в состоянии. Да, я видел Павла мельком во дворе.
- В пятницу? Когда мы с тобой на лестнице столкнулись?
Игорь молчал. вспоминает, что
ли?
- Ты был такой странно возбужденный, не поздоровался.
- Да, в пятницу, — наконец отозвался сдержанно.
- Ну?
- Когда я вышел, его уже там не было. Больше я ничего не знаю.
- И ты его прям так сразу и узнал? Ведь для нас для всех он умер.
- Я пережил поистине страшные мгновенья. почудилось даже: ваш покойный отец.
- Я тоже ошибся.
Собеседники пронзительно глядели друг на друга, пронеслись секунды, первым очнулся Игорь.
- Словом, видение. не видение. Вот почему я об этом не рассказал — ни тебе, ни следователю. Хотя смерть Подземельного потрясла меня тайной совпадения.
- Ты сказал: происходит трагедия.
- Я так ощущал подсознательно и надеялся, ты прояснишь — помнишь, на галерейке? — скажешь про брата.
- А почему прямо не спросил?
- Побоялся произвести впечатление невменяемого.
- Как-то все это неубедительно. По-моему, ты не договариваешь.
- Можно подумать, ты со мной откровенен!
- Откуда такая враждебность, Игорь? За что ты меня ненавидишь?
- О чем ты?.. Ну, не в себе я был после допроса. А ты так беззаботно с какой-то девчонкой флиртуешь.
- Это мое дело.
- Извини, я был слишком взволнован.
- Смертью Ивана Ильича? «Ты выдумал голос, чтоб отвести подозрения от себя,» — посмел ты мне сказать! Объясни же наконец, что все это значит, в чем я провинился перед тобою или перед Павлом, или перед вами обоими.
- Ты его сдал, — прошептал Игорь с такой злобой, что собеседник вздрогнул.
- Я?
- Своими показаниями.
- Врешь!
- Не ори!
- Тони боишься, да? — Петр Романович взял себя в руки. — В течение девяти лет я не замечал твоей ненависти.
- Прошлое вдруг проступило, когда я увидел его во дворе.
Он произнес это с болью, и Петр Романович смягчился.
- Мне не в чем себя упрекнуть. На вопрос следователя, откуда цветы возле мертвого тела, я ответил: не знаю, кто- то сегодня принес. Я даже не упомянул Павла, все потом само раскрутилось.
- Надо было сказать, как Евгений Алексеевич предлагал: дед привез.
- А отпечатки пальцев? А показания ребенка?
- Отпечатки в квартире, где человек живет, против него не улика! Соврал бы: неделю пыль не протирал.
- Да я и не протирал.
- Вот-вот! И Польке можно было рот заткнуть, если б ты согласился на предложение адвоката. Нет, ты хотел его погубить и добился своего.
- Я?! — Петр даже растерялся. («В одно слово со следователем!») — Я любил брата.
Тут Игорь выкинул финт: вскочил и принялся бегать по просторному двору вокруг храма, сужая круги. влетел в церковь и вскоре вышел, притихший такой, умиротворенный. Подошел, сел рядом. Интеллигент- неврастеник — что с него взять. «Что требуется, то и возьмем!» — сурово укрепился философ в поисках истины.
- Проветрился?.. Мне твои эмоции непонятны, да Бог с тобой. Вот что: необходимо в подробностях восстановить события девятилетней давности.
- Зачем тебе?
- По-моему, в них кроется ключ к «новейшей истории». Сегодня во время допроса меня посетило сомнение: а что если Павел не убийца?
Игорь приподнялся в траве, опершись о локоть, слушая с предельным вниманием.
- Ты серьезно?
- Не задавай глупых вопросов.
- Почему он взял на себя такой грех, Петр?
- Нам неизвестно, какими способами добились от него признания. Безумная, возможно, идея, но она кое-что объясняет.
- А именно?
- В лагере, анализируя случившееся, Павел заподозрил истинного преступника и явился отомстить. Подземельный, у которого он остановился, стал опасным свидетелем и погиб. Потом убили брата.
- Почему о своих подозрениях Павел не сообщил родным? Почему не приехал к тебе или к дяде?
- Это пока загадка, тут много загадок. Словом, мне нужна помощь.
- Зачем?
Петр озверел.
- Не прикидывайся идиотом! Меня обвиняют в убийстве брата — где твои христианские принципы?
Игорь усмехнулся.
- Спрашивай, христианин.
- Когда в среду четвертого июля ты увидел Маргариту на Тверском бульваре, то решил, что она занимается проституцией. Почему?
- Она при мне (но меня не видела) торговалась с клиентом. Я вмешался, возмущенный, естественно.
- Ты сказал ей, что донесешь жениху?
- Нет. Она, возможно, понадеялась на дружбу, потому и заявилась в пятницу.
- Не лез бы ты, друг, в чужие дела.
- Я два дня мучился. но как промолчать? Регистрация в загсе — через полторы недели, в один день с нами. Понимаешь?
Петр Романович кивнул.
- Да это-то ладно, развелся бы. Но мы же собирались венчаться.
- Я вашу с Тоней свадьбу не помню.
- Мы перенесли на осень, торжеств не устраивали. Не до того, знаешь, было.
- Да, ты должен был его предупредить.
- Ну вот я и поехал в Завидеево. не знал, что у вас шестого семейный праздник.
- Наши раздумывали (ведь отец в больнице лежал в тяжелом состоянии), но потом решили отметить в своем кругу. А тебе было известно про сифилис?
- Господь с тобою! — Игорь даже перекрестился. — Я, как и все, после вскрытия трупа узнал.
13
Девять лет, с тех самых пор, он не ездил на дачу Ипполита Матвеевича и даже не сразу нашел ее, заплутавшись в пышно разросшихся улочках. Полковник окучивал розы — в майке и галифе, поджарый, крепкий и коричневый, как орешек — не скажешь, что ему под семьдесят. Гостю, кажется, обрадовался, усадил на лавочку в древесной тени, выставил на стол поллитровку, закуску с грядок собрал (как истый офицер, Ипполит Матвеевич всегда был готов «принять»). Выслушал, не перебивая, свежую информацию. Пришел в ужас. Выпил. Спросил отрывисто:
- Оля в курсе?
- Я ей утром позвонил: папину одежду (в частности, тот почти новый костюм с «искрой») она после похорон отдала Подземельному. Ее, наверное, уже допросили.
- Не понимаю, почему в уголовщину должна быть замешана наша семья.
- Павел из нашей семьи.
- То старые счеты, с «зоны», его «пришили» уголовники.
- И Ивана Ильича? И Павел позвал меня в полночь рассказать об уголовниках?
- Точно он звонил? Его голос?
- Его.
- Может, он, извини, в уме слегка повредился? Орудие убийства — «мертвая голова»!
- Это какой-то символ, загадочная аллегория.
- Аллегория, — повторил полковник с недоумением. — Непонятная история, непростая.
