— Яш-улы, я не хотел напоминать тебе, — возразил Кайманов, — но придется. Когда ты пришел к полковнику Артамонову и сказал: «Разреши мне в погранзоне жить, свою семью искать», он сказал: «Живи». Ты ему показал справку, что вернулся после срока за нарушение границы. Он сказал: «Ладно, все равно живи». Мы тебе помогли. Теперь пришла твоя очередь нам помочь...

Хейдар все так же настороженно-враждебно молчал.

— Яш-улы, Али-ага сказал, — продолжал Кайманов, — никто не знает так пески, как знаешь их ты. Ты знаешь, где в Кара-Кумах прячется бандит Аббас-Кули, ты должен помочь нам его найти.

— Я не знаю никакого Аббаса-Кули. Ты сказал: «Надо идти в горы, солдаты будут рубить дрова, вьючить вязанки на верблюдов». В горы пойду. В пустыню не пойду.

Кайманов на секунду задумался.

— Хорошо, — ответил он, — пусть тогда скажет аксакал Али-ага.

Мудрые коричневые глаза старейшины Даугана спокойно смотрели на Хейдара. Али-ага едва заметно покачивал головой, словно в такт своим мыслям. Длинные редкие волосы белой бороды росли у него прямо из шеи, подтверждая его высокое звание аксакала — старейшины рода.

— Твоя дочь Дурсун в Кара-Кумах, Хейдар, — сказал он. — Я не знаю, где моя внучка, моя Гюльджан, где жена моего соседа Барата, где другие женщины и подростки, которые теперь ездят менять продукты в Хиву и Ташауз. Но все они тоже, может быть, там, в песках... Ты мусульманин, Хейдар, — продолжал Али-ага. — Такие же, как мы, мусульмане проливают на фронте кровь. Их женам стало не на что купить миску джегуры, они меняют ее на вещи. А эти бандиты, последняя сволочь, перекрывают тропы, забирают себе все, оскорбляют наших женщин. По нашему закону мужчина обязан убить каждого, кто оскорбит женщину его рода...

Хейдар молча выслушал неторопливую речь старого Али, ответил с плохо скрытой издевкой:

— Я очень уважаю твои большие годы, аксакал. Я не могу сказать, что ты лжешь. Но я могу сказать, что ты ошибаешься. — Он поднял глаза, в упор посмотрел на старика. — Твоя Гюльджан и соседка Фатиме по эту сторону границы. Моя семья за кордоном. Если дочь моя Дурсун, как ты говоришь, попала к бандитам, то она там за горами, где проходит граница, но совсем не в Кара-Кумах, аксакал Али-ага...

— Она в Кара-Кумах, Хейдар, — спокойно возразил старик. — Ее держит в черных песках бандит Аббас-Кули, а тебе врет, что она за кордоном.

— Как ты все хорошо знаешь, яш-улы! — воскликнул Хейдар. — Кто ж этот добрый человек, что все тебе рассказал?

— Твоя жена Патьма.

— Патьма?

Хейдар с прорвавшейся вдруг растерянностью, и тоской глянул на старика, тут же нахмурившись, спросил с недоверием:

— Но если ты ее видел, Али-ага, почему не сказал ей, что я здесь, почему не позвал ее сюда?

— Я ее позвал, Хейдар, и она пришла. Уже восемь лет, как она с твоими детьми и внуками живет здесь у нас.

Кайманов сделал знак, и старшина Галиев ввел в комнату женщину, что приехала на комендатуру с Балакеши и Али-ага.

Хейдар, едва справляясь с волнением, встал со своего места, словно не веря своим глазам, оглянулся на всех, с трудом передвигая ставшие вдруг непослушными ноги, вышел вперед,

— Патьма?..

Голос его прервался, руки задрожали. Он протянул их вперед, бережно принял молча припавшую к его груди жену.

— Патьма!..

Старшина Галиев закрыл плащ-палаткой свет карманного фонаря. Самохин еще раз проверил по карте и едва заметным в темноте ориентирам, правильно ли они вышли в намеченный квадрат.

Вокруг тишина и безлюдье. Ярко горят над головой крупные звезды. Тихо переговариваются солдаты. Пофыркивая, пасутся кони.

Кайманова все нет. Уж не вздумал ли отказаться от похода в пески проводник Хейдар? Так неожиданно встретив жену на советской комендатуре, поговорив с нею с глазу на глаз, он даже распрямился, этот старый Хейдар, будто сбросил с плеч добрый десяток лет, но ему не хотелось идти с отрядом пограничников искать бандитов.

— Начальники! — выходя к Самохину и Кайманову, сказал Хейдар. — Пока я буду вести ваш отряд в Кара-Кумы, кто защитит мою семью? Люди Аббаса-Кули узнают, что я с вами, обязательно будут мстить. Я не могу второй раз потерять свою Патьму, сына Барата-али, дочерей Дурсун и Аксалтан, четверых внуков.

Кайманов ответил:

— Пока вы будете искать банду Аббаса-Кули, Патьма поживет у нас на комендатуре. Аксалтан с внуками под надежной охраной, а Дурсун, Хейдар, как нам ни тяжело это сказать тебе, Дурсун, возможно, у Аббаса-Кули, и ты сам должен ее выручить.

— Я это знаю, — вздохнув, сказал Хейдар, опустив голову. Потом окинул всех взглядом, воскликнул: — Тогда почему мы здесь? Едем! Я поведу ваш отряд в пески! Надо скорей идти, как бешеных шакалов, стрелять этих бандитов. Иначе Аббас-Кули может снять свой лагерь и уйти в другое место. Опять придется его искать!

Самохин тогда же спросил старого проводника, какой он предлагает маршрут. Хейдар, не задумываясь, ответил:

— Пойдем, как ты сказал, к колодцу Шор-Кую, оттуда — Ак-Кая, Менгерли. Бандиты стояли у Дождь-ямы, что в одном ночном переходе от колодца Инженер-Кую. Если они будут уходить от Дождь-ямы, тоже пойдут по колодцам — пустыня!..

Дожидаясь Кайманова и проводника Хейдара, Андрей раздумывал, как сложилась вся цепочка событий. Сколько раз он убеждался в том, что, казалось бы, пустяк, мелочь, подчас может сыграть решающую роль. Не расположил бы к себе Кайманов старуху Сюргуль, она не нашла бы для него Хейдара. Не согласился бы идти в пески Хейдар, пришлось бы отряду вслепую искать в песках банду Аббаса-Кули. Хейдар еще не знает, что его ждет в пустыне, какая уготована ему роль. Пройдет ли все так гладко, как задумано? Аббас-Кули тоже небось не дремлет: есть у него и разведка, и связь...

Размышления Андрея прервал донесшийся из темноты топот ног, частое дыхание животных, характерные гортанные окрики проводника. Из темноты точно к месту встречи вышел караван верблюдов, странных в представлении Самохина животных, к которым он никак не мог привыкнуть. Впереди на лошади — Кайманов, рядом, на сером упитанном ишаке — Хейдар.

Обменялись короткими замечаниями: «Не встретил ли кто?» «Не заметили ли кого?» Андрей поднялся в седло, отъехал вместе с Каймановым в сторону, поделился сомнениями:

— Пока ждал вас, все думал, можно ли доверять проводнику. Не вздумает ли он с нами двойную игру играть. И потом это задание... По силам ли будет такая роль?

— А что ты еще придумаешь? — возразил Яков. — Был у нас на комендатуре следователь Сарматский. В таких случаях всегда говорил: «Поверим и проверим». Золотое правило в нашем деле. Конечно, ты скажешь: «Не знаешь пустыню, как проверишь Хейдара, туда ли он ведет?» Но думаю, что захочет Хейдар честь по чести вернуться к семье и от Аббаса-Кули теперь есть у него защита. А в общем, смотрите с Амиром в оба... У вас карта, компас, отряд пограничников, оружие, в шестнадцати бочатах вода — не на каждом курорте так бывает...

— Да уж курорт... — неопределенно сказал Самохин.

— Желаю удачи, Андрей Петрович, — сказал Яков.

— Тебе тоже. Когда на ту сторону идешь?

— Вместе с разведкой и саперами будем разминировать арочный мост, ущелье Даш-Арасы´´.

Они пожали друг другу руки, некоторое время еще оставаясь рядом на переминавшихся с ноги на ногу лошадях, пропуская мимо себя отряд. «Придется ли еще встретиться?» — подумал Андрей.

Изгибая шеи, мягко ставя ноги, прошли мимо, словно причудливые тени, верблюды, поджарые, с лохматыми подгрудками, нагруженные бочатами с водой. За ними — всадники. Вокруг тишина. Доносится только дыхание лошадей да приглушенный стук копыт по камням.

Подъехал на своем ишаке Хейдар.

— Я поеду впереди.

— Ладно, — отозвался Самохин.

— В добрый час!

— В добрый час!

Кайманов остался в ночной тьме. Спустя минуту Андрей обернулся, его уже не было видно.

Потянулась долгая, еще отдававшая жар песков, освещенная слабым светом звезд, дорога в пустыню. Ходко идут верблюды. Кони пограничников, не поспевая за ними шагом, время от времени переходят на рысь. Впереди неутомимо трусит и трусит ишак Хейдара. Только и слышно дыхание животных, шорох, песка да порой — звонкий цокот подков на слежавшемся, как цемент, глинистом солончаке — такыре...