– Приношу извинения за моих подчинённых, уважаемые господа! – пришло от караулки, когда мой кулак уже был занесён для второго удара.
Новым действующим лицом оказался настоящий военный. Несмотря на седину в висках, мужчина сохранял выправку; в его манере держаться сквозила уверенность. Не благородный, но заслуживающий всяческого уважения ветеран.
– Капитан, прошу уточнить, кто автор озвученных вашими подчинёнными правил? – я сразу поостыл. Появилось лицо, с которым можно что-то обсудить.
– Вы про пошлину, господин лейтенант? Не берите в голову, она не распространяется на гвардейцев и альт. Можете проезжать.
– Ваши подчинённые ошиблись?
– Так точно, господин, – мужчина скосил взгляд на альту и счёл за благо добавить, – и госпожа…
– Доведите до них подоходчивей, капитан, что они только что избежали смерти. Или из-за своей глупости или из-за чьей-то жадности, – бросил я служаке напоследок.
Когда мы с альтой въезжали в ворота, ветер донёс из караулки звуки глухих ударов и сдавленное: «Но ведь в указе так было: по сербрушке, ибо лошади гадят больше людей!» – «Дурак ты, Стриж, и кончишь, как собака. Молчи и слушай…»
За разворачивающимся действом со стороны ворот наблюдал весьма приметный субъект. Лёгкая броня, длинный плащ и медальон на груди в виде глаза – явные признаки чародейского сообщества. Его серые водянистые глаза смотрели, почти не мигая, крючковатый нос был пренебрежительно вздёрнут. Этот взгляд… и необычные, отталкивающие черты лица показались мне смутно знакомыми. На всякий случай я коротко поклонился незнакомцу, тот ответил таким же небрежным полупоклоном. Когда мы въехали в ворота, чародей вылетел у меня из головы, так как сознанием полностью завладела моя альта. Маг же проводил меня взглядом, развернул коня, и пустил его вдоль крепостной стены, по одной из внутренних улиц.
– Меня первый раз оценили так низко. Оказывается, один наш конь стоит пятидесяти императорских гвардейцев! Расскажу Курту, он всю неделю ржать будет, – настроение потихоньку возвращалось на позитивную волну. Хотя… если бы я сразу бил мечом, оно бы и не портилось.
– Вот тебе и гражданские, Вереск. У них всё не так, как у вас, всё перевёрнуто с ног на голову. Ценили не нас с тобой, ценили размер грязи, которую оставляем мы и наши кони. Ценили не эти служаки – а те благородные, что правят в этом городе.
– Я не прочь выслушать их резоны… лично.
– Извини, вряд ли это возможно: мы спешим, если ты помнишь. Я решила заехать в Гассанду, только чтобы ты мог нормально отдохнуть после двух суток скачки.
– Да я не устал…
– Устал. Нам ещё трое суток из седла не вылезать, а моё эмоциональное влияние на тебя уже даёт сбои.
– Влияние?
– Извини, не сейчас, – женщина вдруг скривилась, как будто собиралась полакомиться сладкой ягодой, раскусила, а она на деле оказалась недозрелым лимоном. Только сейчас я обратил внимание, что Виктория на взводе – и пребывает в таком состоянии с момента нашего въезда в город. Её раздражали косые взгляды прохожих, странные взгляды стражников, недовольные замечания из толпы, которую мы рассекали своими конями на центральных улицах. Её рука поминутно тянулась к мечу, красивое личико хмурилось, глаза горели еле сдерживаемой яростью. Это чувство словно жило само по себе, водило вокруг хищницы свои хороводы, смеялось над ней и скалилось всем окружающим. Сдерживаемая ярость альты вела свою игру: она, без ведома хозяйки, набрасывалась то на одного прохожего, то на другого, и те, словно под ударами бича, вздрагивали, спешили отойти с дороги. И вот теперь эта ярость неожиданно выплеснулась наружу.
Альта резко рванула коня вбок, так что он подскочил на месте, разворачиваясь уже в полёте. В несколько прыжков стремительный скакун оказался возле компании из четырёх франтовато одетых молодых людей, что мгновение назад заливисто гоготали, стоя у входа в какое-то административное здание. В немом изумлении, смешанном с восхищением, я наблюдал, как воительница в изящном прыжке отделяется от спины агурца и вихрем ударов обрушивается сверху на молодёжь. Когда я справился с недоумением и всё же подъехал к беснующейся альте, все четверо уже лежали на мостовой, да тихо поскуливали. И это было удивительно: действуй моя дама не руками и ногами, а клинками, одними переломами и ушибами они бы точно не отделались. К моменту моего прибытия на место экзекуции Виктория уже вновь сидела верхом; на месте был и её ареол сдерживаемой ярости, но мне от возлюбленной досталась извиняющаяся улыбка.
– Ты мне расскажешь, что это сейчас было? – меньше всего хотелось донимать ярящуюся женщину вопросами. Проверено: это опасно для жизни. Особенно, если женщина владеет мечами лучше тебя.
– Задавай свои вопросы, Вереск. Если на других я злюсь часто и много, то на тебя злиться не могу в принципе, – женщина удивительно проницательно угадала мою настороженность. В её голосе даже проскользнули нотки благодарности – за стремление не лезть без надобности в душу.
– В лесу я встретил тонко чувствующую, умную и милую женщину, а сейчас передо мной была беспардонная хищница, набрасывающаяся на прохожих. В чём дело?
– Ты про этих недоносков? Они обсуждали позы, в каких меня следовало иметь, добавляя для особой пикантности процесса холодное оружие и прочие железки, – дальше Виктория подробно описала мне вожделенные молодёжью сцены, так что уже я налился гневом. Было удивительно, почему альта не растерзала обидчиков за ТАКОЕ. Лично я оставлять подобное обращение безнаказанным не собирался. Спрыгнув с коня, поднял за волосы пришедшего в себя раньше остальных паренька, встряхнул, прислушался. Он что-то лепетал про дуэль. А тут ещё подошли местные стражи порядка, правда, пока держались на почтительном расстоянии от разборок благородных.
– Говоришь, дуэль? Будет тебе дуэль, пацан. Твоё имя?
– Бадер эль Страуда…
– Очень хорошо, Бадер. Мой конь принимает твой вызов. Его зовут Черныш. Без фамилии.
– Я… – прохрипел дворянин, пытаясь вывернуться из моих рук. Но не для того я взял его за волосы, чтобы легко отпускать. Подволок извивающегося и тихо матерящегося парня к коню, извлёк из седельной сумки длинную верёвку. Придавив обидчика коленом к мостовой, скрутил ему руки за спиной; другой конец верёвки был приторочен к обманчиво изящной шее скакуна.
– А теперь, господин эль Страуда, бегите. Посмотрим, кто кого перетянет.
Эль Страуда сначала заартачился. Тогда я стеганул его по мягкому месту плоской стороной меча. Это помогло, парень побежал в противоположную от коня сторону. Верёвка натянулась, и он забуксовал на месте. Тогда я вскочил в седло и дал коню шенкелей – он рванул с места, легко увлекая за собой спесивого дворянина. По собравшейся толпе пронёсся сдавленный вздох набирающего обороты смеха.
Минут двадцать я гонял дворянчика по улицам. Тот падал, вновь поднимался, бежал, спотыкался, падал, опять поднимался… Во время падений мой Черныш успевал немного протащить парня по земле, прежде чем я его останавливал. Следом за конём бежала местная шпана из простолюдинов, даже кое-кто постарше – люди любили необычные зрелища, на которые городской быт был не слишком богат. Все свистели и улюлюкали, подбадривая нерадивого «дуэлянта» – или всё же коня? – в гомоне бессвязных звуков разобрать было решительно невозможно. В итоге, когда мы вновь оказались на месте недавнего побоища, парень представлял собой жалкое зрелище: одежда местами разорвана до дыр, лицо и руки частью превратились в сплошную кровоточащую маску. Товарищи дворянина встретили нас гробовым молчанием: что характерно, никто из них не потребовал дуэли за вопиющее глумление над Дуэльным уложением.
– Господин гвардеец, вы… это… общественный порядок нарушили! – стражники вытолкнули из своей среды самого «ненужного». Теперь он отрабатывал «доверие».
– Вопросы чести вас не касаются, милейший, – коротко бросил я. – У господ дворян есть свои рода, если они сочтут произошедшее оскорблением, мы будем разбираться между собой сами. Без вас, – с этими словами я обрубил конец верёвки, удерживающей моего пленника – обрубил почти у того под носом. Но парень уже плохо соображал, так что даже испугаться не успел.
