А потом произошло ЭТО. В трактире женщина заказала мясо и какие-то травки, и всё было нормально, пока ей его не принесли. На блюде, в луже крови, лежал солидный шмат сырой говядины. «Всё, хана трактирщику: теперь никакие анекдоты его не спасут», – было моей первой мыслью при виде «блюда». Однако женщина лишь довольно заурчала; её ноздри при этом шевелились, ловя одной ей ведомые ароматы. Пара стилетов в её руках с разных сторон впилась в ломоть, поднимая мясо над блюдом. Ноздри моей спутницы вновь дрогнули. И тут… она мягко, уголком рта, прикусила бок мясного шматка; рывок, и солидный кусок отправляется в милый ротик, где так часто гостил мой собственный язык во время горячих поцелуев. Смакуя, словно кулинарный шедевр, альта жевала сырое мясо, заедая его какими-то травками. В её глазах при этом отражалось такое светлое чувство, столько сытого удовольствия, что моя челюсть окончательно опустилась на столешницу. Нет, это не шутка – пришлось признать очень быстро, особенно, когда моя возлюбленная, глядя на меня, разразилась беззвучным смехом.

– Ну и где обещанный анекдот? – поддела меня женщина. – Неужели никогда не видел, как питаются альты?

Окинув меня с ног до головы задумчивым взглядом, она добавила:

– Боишься, что и тебя съем? Правильно боишься. Давно уже хочу откусить один такой аппетитный кусочек, – она многозначительно показала глазами куда-то под стол.

– У нас рассказывали… альты съедают своих кавалеров после спаривания, – я уже пришёл в себя и решил не оставаться в долгу. Только теперь до меня дошло, почему Виктория никогда не ела вместе со мной, но регулярно охотилась, принося добычу. Выходит, она просто делилась своей добычей со мной, съедая свою часть там, где её и добыла. А я-то гадал, почему она не спешит разделить со мной трапезу! Только загадочно улыбается на мои предложения и наблюдает, как я кушаю – с эдаким умильным выражением на лице. Тоже мне, добытчица!

– Да? – глаза женщины совершенно натурально округлились, она буквально источала заинтересованность. – И кто же такое рассказывает? Не коровы ли случайно?

– Ну… – я сделал неопределённый жест рукой. – Скорее, знающие люди.

– И ты им веришь? – заинтересованность альты стала физически ощутимой.

– Честно, я уже не знаю, что и думать.

– Включи голову, лейтенант, – жёстко оборвала дама. – Если бы это было так, ты был бы уже давно съеден, а не сидел бы в трактире с отвисшей челюстью, теряя драгоценное время.

– Откуда я знаю, когда альты считают спаривание завершённым? – вновь выкрутился я, а моя женщина чуть не сползла под стол от веселья. И куда подевался её сдержанный беззвучный смех? Теперь она смеялась в голос. Я же вынужден был признать справедливость упрёка спутницы: она уже почти съела свой кусок, в то время как я ещё и не приступал к трапезе. Пришлось нагонять – под взглядом её смеющихся глаз.

Когда мы поднялись из-за стола, вся давешняя спешка у Виктории куда-то испарилась. Она смазанной тенью метнулась ко мне, прижалась своим сильным, гибким телом. Несколько минут мы просто стояли, не говоря ни слова – поглощённые друг другом сверх всякой меры. Затем женщина всё же не удержалась, нарушила затянувшееся молчание.

– Не волнуйся, милый, я не собираюсь тебя есть. У меня на тебя совсем иные планы, так что ты проживёшь длинную и счастливую жизнь со своей альтой… В процессе которой я буду медленно тебя поедать, кусочек за кусочком – растягивая, так сказать, удовольствие, – теперь смеялись уже мы оба.

– Сдаётся мне, кошечка, у тебя очень острые зубки, раз ты так поедаешь мясо, но во время поцелуев я так и не почувствовал их остроту. С чего бы это? – отшутился я в ответ. На самом деле меня мало волновала острота её зубов; даже если бы их было в три ряда, как у некоторых хищников, я всё равно не собирался отказываться от удовольствия касаться её губ своими. Виктория легко уловила мой настрой, и, вместо ответа, просто поцеловала; и ещё долго демонстрировала мне остроту своих зубов, а не языка.

В таком состоянии нас и застал вернувшийся хозяин. Увидев альту, буквально лучащуюся радостью и счастьем в объятиях имперского офицера, он просто оторопел. Так и стоял, не зная, что для альты важней: услышать его доклад, или не быть прерванной, что называется, на полуслове. Только когда встретил вопросительный взгляд воительницы, пришёл в себя и коротко кивнул, сообщая о выполненном поручении.

В последний момент, уже на выходе, мне вдруг вспомнилось давешнее желание узнать, чем живут простые веронцы. Я честно попытался наладить с торговцем контакт. Для этого взял его за шкирку и поставил пред свои очи, после чего начал задавать интересующие меня вопросы. Трактирщик заикался, бледнел, лепетал что-то на редкость бессмысленное, так что, в конце концов, даже альта сжалилась над несчастным и отпустила его восвояси. Произошедшее заставило меня призадуматься.

– Что ты хотел добиться от этого человека? – нарушила затянувшееся молчание Виктория. Её так и подмывало любопытство, которое она и не пыталась скрыть.

– Наверное, мне надоело, что маги перед дуэлью обзывают меня «тупой военщиной». Хочу стать военщиной чуть поумневшей, – пошутил я. Мы уже добрались до конюшни, так что я, чтобы не терять времени даром, занялся чисткой скакуна. Нет, он не был грязным. Просто чистка – самый простой способ подружиться с конём, наряду с лакомством, которое я прихватил для него со стола.

– И как ты намерен этого добиться? Допросом простых обывателей? – женщина стояла на входе в стойло, сцепив руки на груди и привалившись спиной к решётчатой дверце. Она была вся внимание.

– Если серьёзно, милая, мне, в самом деле, интересно, чем они живут – эти обыватели. С некоторых пор стало интересно.

– Спроси у меня, я расскажу во всех подробностях, чем они живут. Вот этот конкретный субъект считает себя очень умным, предприимчивым. Он хочет набрать побольше денег и купить дворянство, или, на худой конец, переехать в столицу и заняться серьёзными поставками ко двору. Вообще, в Веронской империи дворянство не продаётся, но есть обходные пути… через те же браки с захудалыми безземельными родами. Заметь – это его светлейшая мечта, то, ради чего он готов унижаться и терпеть. Ради этого он перешагивает через своих ближних, наживается на их горе, – я знаю, что он даёт деньги «в рост», под проценты, когда другие в них крайне нуждаются. Вот такая вот мечта; мелкая, обывательская, лишённая даже намёка на высокие помыслы. И такие же методы её достижения. Но для чего тебе, благородному, офицеру, нужны чьи-то мелкие помыслы?

– Ты так точно описала именно то, что мне надо… А откуда ты всё это узнала? – под впечатлением от услышанного, я пропустил мимо ушей её последний вопрос.

– Такие вещи я определяю через пару минут общения – у меня ОЧЕНЬ богатый опыт.

– А… как у меня с солдатами, офицерами и магами… Но почему он сам этого не сказал?

– Он боялся. Ещё он не хотел делиться с первым встречным своими потаёнными мыслями. Да и способ беседы ты выбрал слишком жёсткий – так можно допросы вести, а не разговаривать по душам. Только ты не ответил на мой вопрос.

– Ты права, нужно сначала напоить. Как я сразу не догадался?! – простота ответа меня вновь поразила, как и простота решения. И офицеры, и маги лучше всего идут на контакт именно за бутылкой вина. – Вопрос? Ты про то, зачем мне это нужно? Ищу смысл жизни. Чтобы разобраться, нужно иметь, с чем сравнивать. Вот у меня что было до этого? Воспитание за оградой родового имения, где из простых радостей были только клинки. В Академии я уже сам предпочитал клинки всяким прочим развлечениям. Пока мои погодки ходили по б… женщинам, – короткий взгляд в глаза альты: заметила или нет оговорку? Заметила, но виду не подала, проявила такт, – кабакам, приёмам, я дрался. Потом граница. Здесь я опять дрался, да гонял солдат, а в постоянных лесных рейдах совершенно одичал.

– А как же вера в Императора и свою избранность? Это ли не основа жизни служилого сословия?

– Вера? Мне нужно что-то более… осмысленное, что ли?