Солнечный диск в зените, косые тени стелятся по траве и колышутся, словно живые существа. Вдруг тени взрываются мириадами искр костра; солнца больше нет, только костёр гротескно громко потрескивает в ночи, слышатся глухие утробные голоса. Кромка картинки в голове начинает медленно плыть, мысленное полотно сминается, по нему пролегают трещины, и уже голова взрывается вспышкой боли, словно мнётся какая-то её часть, а не воображаемая реальность… Снова солнце; теней больше нет, костра тоже, зато видны какие-то странные силуэты, похожие на человеческие; различить их точнее невозможно, они буквально тонут в океане солнечного света. Опять боль, опять мнущаяся картина мира повергает сознание в конвульсии…

Я ошалело потряс головой. В измотанном образами и болью сознании пульсировал ответ на невысказанный вопрос. Откуда-то я точно знал: женщина общалась с лесом, и он ей что-то сказал. Что-то важное. Я собрал в кучу остатки воли, отгоняя заволакивающий сознание туман. Ответом было более глубокое понимание: маг успел послать сигнал, альту будут искать.

– Ты всё равно пойдёшь дальше?

– У меня нет выбора, – воительница неопределённо повела плечиком, но затем встретилась со мной взглядом и сочла нужным пояснить. – Если короткоживущие так рвутся умереть – это только их выбор.

Она была уверена в исходе встречи с преследователями. В этот момент я особенно остро почувствовал, что любые сомнения для неё неприемлемы – как для хорошего клинка. Он не боится, не сомневается, но вовсе не потому, что для этого нет причин, или он такой смелый и самоуверенный. Просто он – клинок, а значит, у него просто не может быть подобных эмоций. Альта в движении к своей цели – что тот клинок: не может испытывать ничего, кроме чувства долга.

Я опять тряхнул головой, пытаясь отогнать нежданные откровения. Откуда они брались? Неужели их мне транслировала спутница, как совсем недавно транслировала мысли леса или картины ночных пейзажей? Можно задать вопрос, но если ответ будет таким же, как предыдущий – лучше обойдусь без лишнего знания. Как говорил один мой учитель: «Во многом знании много печали». С альтой эта замшелая истина обретала плоть.

Несколько часов мы шли рядом, ведя лошадь в поводу. Деревья любезно склоняли перед нами ветви, словно желая счастливого пути, так что порой приходилось продираться сквозь их назойливые объятия. Однако по мере нашего продвижения нездоровое «внимание» леса слабело, а лесные исполины всё больше мельчали, пока не выродились в скупую молодую поросль опушки. Дальше альта предложила проехаться в седле, чему я возражать по понятным причинам не стал: лошадь у нас была одна, что давало великолепную возможность насладиться друг другом. Моё любезное предложение расположить даму так, как во время её обморока, было со смехом отвергнуто. У неё оказался весьма острый язычок, и уже мне было предложено исполнить роль лошади, через круп которой будет перекинута женщина. Впрочем, колючие слова не помешали альте удобно устроиться в моих объятиях: сжимающие поводья руки прошли аккурат по девичьей талии, в то время как упругая попка спутницы доверчиво прильнула к низу моего живота. Стоит ли говорить, что следующие пару часов у нас даже в мыслях не было начинать разговор? Мы просто беззастенчиво упивались близостью друг друга.

– Милая, я ведь, наверное, таким грубияном выгляжу в твоих глазах: мы тут милуемся, а я так и не представился, – поинтересовался, когда ко мне начала возвращаться способность здраво мыслить.

Женщина в ответ лишь недоумённо повела плечиком, однако, почувствовав, что молчание становится всё более напряжённым, сочла за благо добавить уже вслух.

– Не говори глупостей. Мне вовсе не обязательно слышать созвучие твоего голоса, чтобы узнать то, что мне нужно знать.

– Хочешь сказать, тебе уже известно моё имя?

– Нет. Зато я знаю ТЕБЯ, твоё мироощущение, некоторые твои повадки, качества личности. Именно это по-настоящему важно, и именно это обычно передают друг другу мысленно альты, когда знакомятся. Когда я передаю другой альте своё имя, вместе с ним передаю и особенности своей личности. Имя здесь – лишь внешнее звуковое оформление сокрытого в глубинах наших душ таинства знакомства.

– Хм, – я откровенно недоумевал над сказанным. Но, стоило мне вспомнить вчерашнюю прогулку по лесу, как кое-что стало вырисовываться. – Так альты волшебницы?

«Никогда бы не подумал, что мне уготовано судьбой разделить жизнь с магичкой. Завершить жизнь от магического удара очередного мага-молокососа – это да, но чтобы всё так перевернулось с ног на голову…» – от пришедшей мысли я аж скривился. Моё выражение лица не укрылось от женщины, которая на скаку умудрилась положить голову на моё плечо и теперь заглядывала в глаза. Ответом мне был задорный смех воительницы – словно просыпалась пригоршня серебра.

– Смотрю, тебя это не слишком радует? – последовал исполненный иронии вопрос. Пришлось рассказывать спутнице о причинах своего недоумения. Женщина внимательно выслушала моё сдобренное юмором объяснение, и, напрочь проигнорировав его ироничный подтекст, резко сменила тему. – Надо же, не ожидала, что гвардейцы способны противостоять магам. И что, каждый из вас вот так легко может укротить мага-новичка?

– У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Чтобы уж наверняка, мы вызываем его не поодиночке, а группой, так что он вынужден драться сначала с одним, затем с другим, и так до последнего офицера гарнизона. Я просто более везучий, чем остальные, и именно меня обычно просят выступить первым.

– Что-то слабо верится, что всё дело в везении. Ты слишком серьёзный мальчик, чтобы полагаться только на него, – проникающий в самую душу взгляд зелёных глаз заставил меня открыть все карты.

– Со временем везение перешло в опыт. Так, я всегда сражаюсь с магом без кольчуги, чтобы не пригореть и не примёрзнуть к металлу, – это откровение навело меня на новый вопрос. – Милая, а скажи-ка, что это у тебя за необычная кольчуга такая? Никогда бы не подумал, что столь тонкая конструкция может выдерживать чудовищный удар орочьего двуручника.

– Это обычная кольчуга из гномской стали, выполненная мастерами-гномами.

– Обычная?! – меня несколько озадачило отношение альты к подобному шедевру, как к чему-то обыденному.

– Все альты пользуются только такой бронёй, – пожала плечами женщина. – Я не спорю, что она красива, великолепно держит удар, но для нас она привычна, поэтому обычна.

– Я никогда не видел, чтобы какая-либо броня была способна противостоять орочьему двуручнику. Они рубили нас на куски, прорубая при этом лучшие человеческие доспехи; на моих глазах было убито много моих сослуживцев. Почему Император не направляет такую броню своим воинам, если она столь обычна? – сразу нахлынули тяжёлые воспоминания. Я точно снова оказался в пропитанном кровью доспехе, среди умирающих под орочьими ударами гвардейцев.

– Она обычна для альт, но гномы продают её людям за слишком большие деньги. Император не может себе позволить использовать её в войсках, только несколько подразделений во всей Империи снаряжено подобной бронёй.

– Странно, почему я, лейтенант гвардии его Императорского величества, не знаю об Империи таких деталей, какие знаешь ты – представительница другого народа?

– Я вообще очень осведомлённая барышня, твою же неосведомлённость понять просто. Никто не хочет выставлять на публику свои недостатки. Гвардейцы должны думать, что имеют только лучшее в Империи оружие, иначе это может сказаться на их дисциплине. Император даёт вам и так гораздо больше, чем прочим войскам… по человеческим меркам, естественно, – женщина говорила спокойно, она не переживала за Империю, как я, хотя и видно было, что моё замечание о многих порубленных орками бойцах нашло в её сердце отклик. Видя, что меня вопрос кольчуги задевает за живое, она поспешила сменить тему. – Значит, тебе понравилась моя кольчуга? Буду знать, что подарить своему спасителю.

Последней фразой альте удалось очень «тонко» переключить меня на новый предмет. Как оказалось, поворот разговора в сторону мой женщины напрочь лишал меня способности трезво мыслить.