Лица нимф разом вытянулись, на них появилось хищное выражение, а руки и ноги, опущенные в воду, задрожали, как лапы у борзых перед травлей. Многие угрожающе зарычали, другие открыли рот и оскалились. Актеон не успел и слова вымолвить в свое оправдание, а бледная от испуга Артемида поднять руки, чтоб остановить собак, как ее свора ринулась с места и клубком закрутилась вокруг охотника. Нимфы-гончие клацали зубами и разрывали когтями его тело на части. Не прошло и минуты, как на месте прекрасного юноши осталась только груда обглоданных костей. Довольные честно исполненным долгом нимфы сложили их к ногам хозяйки и, сыто урча, принялись облизываться. Секунду Артемида смотрела на съеденного любовника, потом глаза ее закатились, голова запрокинулась назад, на губах появилась пена, и Охотница рухнула навзничь, забившись в припадке.
Домой ее привели под вечер с затуманенным взглядом и белым как мел лицом. Лето и Афродита немедленно захлопотали над ней, готовя горячее вино и подкладывая под спину валики из скатанных шкур. Не успела Охотница обескровленными губами рассказать, что случилось, как ее постиг новый удар. Аполлон, мрачный как туча, расхаживал по пещере. Он знал о второй неприятности и не собирался скрывать ее от сестры. Гнев выведет Артемиду из истерики лучше ахов и охов заботливых клуш.
— Послушай, медведица, — бросил он, наклоняясь над сестрой. — Твою нимфу Каллисто обесчестил Зевс.
Артемида поперхнулась горячим вином.
— То есть как обесчестил? По какому праву?
— Право всегда одно, — хмыкнул Феб. — Право сильного. А как — уже другой вопрос. — Он отобрал у Урании глиняную чашку с вином, сел рядом на шкуру и начал рассказывать.
Одна из нимф отстала от охоты своей госпожи и решила искупаться в одиночестве. Сбросив сандалии, Каллисто вошла в воду. Тем временем Громовержец, жаждавший покарать негодяя Феба, летел над северным берегом Эвксина, ища убежище богов-изгнанников. Вместо этого он заметил купающуюся нимфу. Каллисто показалась ему достойной внимания. Сухая, тонконогая и узкобедрая — такая жрица-бегунья могла принадлежать только Артемиде, а невдалеке на земле Зевс заметил лук и широкий мужской пояс, отличавшие нимф-охотниц от всех остальных женщин на свете.
Каллисто белым лебедем плыла по воде. Пугать ее Зевс не желал. Шумно насиловать в камышах тоже. С этой легконогой ланью ему хотелось поиграть, не открывая, кто он. Громовержец разом позабыл о мести и раздумывал только о том, в каком облике выйти к девушке. Медведя, пса или рогатого оленя? Он вовремя вспомнил, что жрицы Артемиды не подпускают мужчин, зато пользуются нежностью своей госпожи. Зевс никогда не пробовал любить в облике женщины. Мысль притвориться Охотницей позабавила его.
Услышав звук хрустнувшей ветки, Каллисто встрепенулась и испуганно кинулась к берегу, где лежал ее лук. Но к ней навстречу из кустов вышла лунная Дева и, ободряюще улыбаясь, вновь поманила ее за собой в воду. Какое-то время они плыли рядом, как две розовые форели, слегка соприкасаясь боками. Потом «Артемида» остановилась на глубине. Заставив Каллисто оставаться на одном месте, слабо шевеля ногами, богиня поднырнула под нее.
— Смотри в небо и не смей опускать голову, — приказала она. — А то застрелю. — Этой угрозы было достаточно. Суровая Охотница всегда выполняла свои обещания. Провинившуюся жрицу она могла, как собаку, посадить на цепь возле своей пещеры.
Со дна чаши Зевс увидел нимфу на фоне яркого солнечного пятна. Хорошо, что бессмертные могут дышать в любой стихии, а то бы «отец богов» давно захлебнулся. Но Громовержец умел путешествовать даже сквозь камень, а однажды овладел царицей саламандр прямо в огне. Сейчас он ласкал явно по-женски. Слишком медленно. Слишком нежно. Щедрая натура Громовержца распирала хрупкую оболочку чужой внешности, и Зевс сам чувствовал, что фальшивый облик вот-вот лопнет на нем, как ветхая одежда, и он явится нимфе во всей красе.
Зевс выпустил жало и мгновенно стал самим собой. Каллисто вскрикнула от боли и неожиданности, когда в нее сильным толчком вошло что-то горячее и требовательное, а перед грудью из воды вынырнула курчавая мужская голова. Нимфа не сразу поняла, что случилось, и только увидев в воде тонкую струйку крови, задохнулась от возмущения. Но Зевс быстро укротил ее попытки сопротивляться. Кто смеет спорить с желаниями «отца богов»? Он был весел и доволен собой, как кот, слизнувший сливки под носом у молочницы. Другая была бы счастлива! Но перепуганная Каллисто поплыла к берегу, неуклюже выбралась на камни и, жалобно всхлипывая, заползла в кусты.
К несчастью, там на нее наткнулся Арес, после выходки Афродиты злой на всех женщин. Он поступил с нимфой грубо, посчитав, что ей уже нечего терять. А потом выгнал прочь из леса. Так что, где теперь Каллисто, никто не знает.
— Тебе все это рассказал Арес? — подозрительно спросила Охотница.
— Да, — кивнул Феб, — он видел Зевса, но не решился выйти к нему, боясь гнева отца. Вообще он всегда вспыльчив, а сейчас совсем озверел. — Лучник бросил быстрый взгляд на Афродиту, но та сделала вид, что ничего не слышит.
Аполлон лукавил. С его охотничьим инстинктом ему нетрудно было разыскать следы Каллисто. Он, как умел, успокоил нимфу и, опасаясь за ее судьбу — ведь теперь и Зевс, и Геро, и даже Артемида захотят избавиться от нее, — отнес далеко от Эвксина за Рифейские горы, где поселил в стране счастливых гиперборейцев при храме Северного Ветра.
— Не бойся. Сама ты не пострадаешь, а твой ребенок, если появится, будет здесь в безопасности, — сказал он на прощание.
Феб не хотел говорить об этом сестре. Охотница гневлива и ни за что не карает так строго, как за потерю девичьей чести. Даже если никакой вины в случившемся у жертвы не было. Сам лучник не понимал, откуда в нем развилась такая снисходительность к смертным. Наверное, после Троянской войны его нервы расшатались окончательно, и сейчас он готов был сочувствовать даже собаке, поранившей лапу о колючку.
— Я накажу Зевса, накажу Ареса и накажу Каллисто, — сказала Охотница, решительно поднимаясь со шкур. Ее истерику как рукой сняло.
Феб достиг того эффекта, на который рассчитывал. Однако случившееся смутило его душу. Зачем Громовержец пожаловал сюда? Что ему нужно от богов-изгнанников? Чем они в очередной раз прогневили его? Легкий свист отвлек Аполлона от размышлений. Он выглянул из пещеры и с удивлением увидел баранью шкуру, зацепившуюся за кусты терна. Из колючих веток с бранью пыталась выпутаться Афина, чье облачение сильно пострадало от иголок.
Стараясь не показывать своего удивления, Феб помог незваной гостье выбраться.
— Афина? Какая честь для меня! — Он сдернул ее эгиду с верхушки терна. — Никогда не думал, что твое знаменитое руно сшито из ежа.
Дева не понимала шуток и, полоснув лучника гневным взглядом, принялась вытряхивать из накидки колючки.
— Я слышала, что Эвксин дыра. Но не ожидала, что такая! — бросила она. — Куда тебя занесло, Феб, с твоими чистыми ногтями и страстью к гиацинтам?
— Ты забыла, что я родом с полюса и полжизни служил наемным убийцей! — прыснул лучник. — Так что насчет ногтей… — Он аккуратно сдул с плеча Паллады пылинку. — Все знают, что у меня руки по локоть в крови.
Афина отмахнулась:
— Я к тебе по делу. Ты знаешь, что Зевс снова хочет наказать тебя?
— За что? — Голос лучника стал глухим.
— Геро нашептала ему, что ты опять затеваешь с ним схватку.
— Она права. — Феб прямо глянул в глаза Афине. — Меня лишили сына, изгнали с Олимпа, и я не успокоюсь до тех пор, пока не верну себе все причитающееся.
— Это твое дело, — оборвала его гостья. — Я прилетела предупредить тебя: Геро заваривает целый котел неприятностей на твою голову. Ты не раз восставал против отца богов и всегда терпел поражение. Он сильнее тебя.
— Всегда. Но не сейчас. — Феб насупился.
— Хотела бы я знать почему? — в запальчивости воскликнула Афина. Упрямство лучника раздражало ее. — Тебя ударили лицом в грязь раз, два, три. Неужели нужно еще, чтоб понять: ты слабее, не спорь, отойди в сторону, смирись.